Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало
В этот момент вторая линия австрийской конницы прорвала эту массу и устремилась в тыл. Ф. А. Келлер лично повел в бой штаб и собственный конвой. Положение было исправлено этой горсткой людей, австрийцы бежали к реке Стрыпь, находившейся в 1–2 км позади, и там, будучи отсеченными от переправы, понесли большие потери. В плен попали 250 кавалеристов, 400 пехотинцев, трофеями русских всадников стали 300 лошадей, восемь орудий с передками и зарядными ящиками, пулеметы и ящик с канцелярией штаба 4-й австрийской кавалерийской дивизии168, которая практически перестала существовать. Несмотря на эту яркую победу, стратегических успехов русская кавалерия так и не добилась, а ее размещение привело к тому, что центр русской позиции – фланги Юго-Западного и Северо-Западного фронтов оказались слабо прикрытыми.
С первых же дней мобилизации Ставка начала оказывать давление на командование Юго-Западного фронта: Н. Н. Янушкевич требовал перехода в наступление и форсирования австрийской границы не позднее 1 (14) августа, то есть задолго до завершения мобилизации169. Штаб фронта поначалу не торопился выполнять этот приказ, прежде всего планируя завершить сосредоточение170. Тем не менее главнокомандующий армиями фронта вскоре изменил свое решение. Австрийцы сами перешли границу и 3 (16) августа заняли Каменец-Подольский. Поведение офицеров и солдат поначалу было довольно вежливым – город был сдан без боя, но затем австрийские военные власти заявили, что по войскам после поднятия белого флага было сделано 20 выстрелов171. В связи с этим на население была наложена контрибуция: 200 тыс. рублей золотом и серебром, 450 пудов мяса и 790 пудов хлеба, 100 подвод. В случае невыплаты в течение суток австрийские власти угрожали репрессиями, вплоть до артиллерийского обстрела172. В официальном заявлении было сказано, что «городской голова будет повешен, а город уничтожен»173. Новости из Каменца вызвали у Н. И. Иванова крайне болезненную реакцию. Он потребовал от А. А. Брусилова немедленного перехода в контрнаступление и освобождения города, что весьма нарушило бы и планы штаба фронта, и планы командующего 8-й армией174.
«На это я ответил, – вспоминал А. А. Брусилов, – что разбрасывать свои силы перед самым началом боевых действий я не считаю возможным, а что когда я перейду в наступление и войду на австрийскую территорию, то эта колонна, боясь быть отрезанной, сама побежит назад, без всякого понукания; разбрасываться же для второстепенных целей нахожу вредным»175. Н. И. Иванов был в ярости, раздражаясь самим фактом отказа выполнить его распоряжение176. А. А. Брусилов был прав, и правота его слов вскоре подтвердилась. Горожане собрали все, что было возможно, включая ценности из церквей, костелов и синагог. Надо отдать должное австрийцам – последние предметы были сразу же возвращены, но собранная сумма в 10 363 рубля изъята, а город так и не подвергнулся экзекуции. 6 (19) августа австрийская колонна ушла, вернув собранную было с города контрибуцию и расплатившись за продовольствие177. Объяснение этому простое: австрийцы не хотели создавать прецедент, которым вскоре могли воспользоваться в отношении австрийских городов русские178.
Причина раздражения главнокомандующего фронтом также ясна: он сам находился под таким же постоянным давлением, как и А. А. Брусилов. 4 (17) августа в Ровно приехал великий князь Николай Николаевич, это был 18-й день мобилизации. В штабе Юго-Западного фронта Верховный главнокомандующий заявил о готовности к немедленному наступлению, несмотря на то что в довоенный период считалось, что это может произойти лишь на 28-й день179. Постоянно подгонял командование Юго-Западного фронта и Н. Н. Янушкевич – так, во всяком случае, ему советовал действовать В. А. Сухомлинов180. Штаб фронта согласился ускорить наступление и начать его 5 (18) августа (19-й день мобилизации) силами 8-й армии и 6 (19) августа (20-й день мобилизации) силами 3-й армии181. «Надо было видеть восторженное волнение во время завтрака французских военных агентов, не чувствовавших под собою ног от сообщенного им известия, – вспоминал присутствовавший при этом офицер. – Тогда они были благодарны!.. Сиял от принятого решения сам великий князь. Сияли и группировавшиеся около его высокой, господствовавшей надо всеми фигуры офицеры во французских и английских формах»182.
Перед войной немцы ожидали, что основной русский удар будет нанесен по немецким территориям к востоку от Вислы. В связи с необходимостью защитить Познань и Силезию подходы к ним активно укреплялись, однако Берлин понимал, что пассивная оборона не может дать гарантий успеха, и не планировал ограничиться ею. Укрепления должны были только выиграть время для решения большой стратегической задачи на западе и последующей переброски оттуда сил на восток183. Особые надежды возлагались на помощь австро-венгерского союзника.
5 августа 1914 г. Мольтке-младший писал Конраду фон Гетцендорфу: «Новости из России благоприятны. На нашем фронте на востоке они в беспорядке отступили за Нарев; кажется, они эвакуируют всю русскую Польшу… Соберите все силы против России. Даже Италия не сможет быть до такой степени грязной собакой, чтобы напасть на ваш тыл. Спустите болгар на сербов и дайте им порвать друг друга на части. Должна быть только одна цель – Россия. Сбросьте носителей кнута в болота Припяти и утопите их там»184. Австрийский генерал нуждался не в подобного рода призывах, а в поддержке со стороны рейхсвера и в собственных резервах, застрявших в Сербии. Не получив ни того, ни другого, он все же решился действовать. К 20 августа австрийцы на фронте в 310 км развернули 31 пехотную и 10 кавалерийских дивизий – более 700 тыс. человек. К 18 августа четыре русские армии на фронте в 400 км сосредоточили 35,5 пехотной и 12,5 кавалерийской дивизий – свыше 600 тыс. человек185.
Военные действия на русско-германском фронте к этому времени уже начались. Согласно немецкой доктрине 8-я армия должна была перехватить инициативу у русских и оказать помощь австрийскому союзнику, связав максимально возможное количество наших войск на своем фронте186. 14 августа Гельмут фон Мольтке дал категорическую инструкцию штабу 8-й армии: «Когда русские придут – никакой обороны, а только наступление, наступление, наступление»187. Такой взгляд был общим для всех германских военных игр, в ходе которых отрабатывались варианты обороны Восточной Пруссии. Они убедительно демонстрировали превосходство наступления против одной из русских армий над обороной против обеих, которая полностью оставляла инициативу в руках противника188. В этот же день М. фон Притвиц принял решение прикрыться от А. В. Самсонова заслоном силой в 3,5 пехотной дивизии, выделив девять пехотных и одну кавалерийскую дивизии для разгрома 6,5 пехотной и 5,5 кавалерийской дивизий П. К. Ренненкампфа. Немцы уступали двум русским армиям в численности пехоты (14,5 дивизий против 19), кавалерии (одна дивизия против 8,5) и легких орудий (638 против 1002), примерно равным было количество легких гаубиц (108 против 112), но в тяжелой артиллерии противник имел прочный перевес (188 орудий против 24)189.
4 (17) августа 1-я армия начала вторжение в Восточную Пруссию. Мобилизация шла в целом удачно, в части явилось большое количество добровольцев190, среди офицеров было много тех, кто имел опыт японской войны191. Проблема заключалась в том, что мобилизация не была закончена, и в поход вышли еще не полностью готовые к бою части. В полках 3-го армейского корпуса не хватало до 40 % по штатам военного времени, некоторые роты и батальоны пришлось оставить позади для доформирования. 29-я дивизия 20-го армейского корпуса вышла в поход в трехполковом составе вместо положенных четырех192. В отличие от А. В. Самсонова, который не знал ни войск, ни командиров корпусов, ни чинов штаба вверенной ему армии, командующий 1-й армией знал своих подчиненных, а те знали его193.
Авторитет П. К. Ренненкампфа был весьма высок. Будучи назначен после японской войны командующим 3-м армейским корпусом, он развил бурную деятельность по подготовке своих подчиненных к войне с немцами и добился значительных успехов. В 1913 г. генерал был назначен командующим войсками Виленского округа194. На новом посту он по-прежнему постоянно объезжал вверенные ему части, проводил инспекции и учения, в которых принимал непосредственное участие. Обладая недюжинной физической силой и выносливостью, он мог совершить в один день конный пробег в 50 верст с одной из проверяемых им кавалерийских бригад и точно такой же – с другой195.
Тактические занятия на местности, стрельбы, внезапные проверки проводились вне зависимости от погоды и времени года. Прозванный «желтой опасностью» (П. К. Ренненкампф заслужил право носить мундир Забайкальского казачьего войска с желтыми лампасами) за распекание нерадивых, поначалу он не вызывал в войсках Виленского округа особой привязанности. Впрочем, вскоре это прошло, и они стали высоко ценить своего командующего196. «Его Георгиевские кресты и золотое оружие, желтые лампасы, зычный голос, богатырское сложение вызывали зависть и уважение, – вспоминал офицер штаба 3-го корпуса. – Но спустя год молодые офицеры носили его чуть ли не на руках, солдаты любили и чувствовали, что это настоящий командир – «за ним не пропадешь»197. К сожалению, способности П. К. Ренненкампфа так и не вышли за уровень командира кавалерийской дивизии.
