Николай Шварёв - Разведчики-нелегалы СССР и России
А в это время в Кремле торжествовал Сталин: обрадованный успешным испытанием изделия, он затребовал у возвратившегося с полигона Берии список учёных, особо отличившихся при создании атомной бомбы.
— Список, товарищ Сталин, давно уже готов.
— А почему давно?
— Этот список я составил заранее, так, на всякий случай…
— Это как понимать? — прервал его вождь.
— Очень просто. Если бы бомба не взорвалась, то мы строго спросили бы с каждого, кто попал в этот список. Вплоть до расстрела…
— А кто же тогда должен был делать вторую бомбу?
— Для этого была подобрана вторая, запасная команда учёных.
— Значит, получается так: или грудь в крестах, или голова в кустах.
— Значит, так, товарищ Сталин. В ход вступала двойная бухгалтерия: или расстрел, или звание Героя…
— Ну а ты, Лаврентий, в том списке тоже есть? — спросил вождь.
— Да, есть.
— Под каким номером ты там идешь?
Берия насторожился, совершенно не понимая, зачем он это спрашивает.
— Под первым, товарищ Сталин. Как положено, по алфавиту…
— А ты понимаешь, что писал академик Капица? У товарища Берии, сказал он, основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. А с этим у тебя слабо, подчеркнул он… И ещё он заметил, что учёные в этом деле ведущая, а не подсобная сила. Ты, Лаврентий, напрасно не поставил в тот список впереди себя таких учёных, как академики Алиханов и Арцимович… И далее по алфавиту… Ну, хорошо, Лаврентий, мы разберёмся, кого как наградить. Привези мне завтра этот список…
Сталин и Берия келейно решили Тогда присвоить звание Героя Социалистического Труда Курчатову, Харитону, Завенягину, Зельдовичу, Ванникову, Щепкину, Флёрову, Духову. Им же по указу вождя были выданы крупные суммы денег и бесплатные автомобили «ЗИС-110», или «Победа», а также предоставлялось право на обучение своих детей в любом ВУЗе страны и разрешалось для всех членов семьи пожизненно пользоваться правом бесплатного проезда по всей стране на всех видах транспорта.
О разведчиках на какое-то время забыли. Лишь через несколько дней после сказочно высокого поощрения основных разработчиков атомного проекта заместитель председателя Совмина СССР Авраамий Завенягин пригласил в Кремль одного из руководителей научно-технической разведки Леонида Квасникова для встречи с академиком И. В. Курчатовым.
В процессе беседы Игорь Васильевич, обращаясь к Завенягину, обронил с пафосом:
— Если быть объективным, Авраамий Павлович, мы должны сказать огромное спасибо разведке. Вклад её в создание первой советской атомной бомбы составляет шестьдесят процентов, остальные сорок — наши…
Завенягин, подмигнув Квасникову, с улыбкой на лице заметил:
— А по-моему, ты, Игорь Васильевич, преувеличиваешь её заслуги. Слишком ты ей даёшь. Пятьдесят на пятьдесят — так будет справедливее.
— Согласен, пусть будет фифти-фифти. Но это не обидит вашу разведку, Леонид Романович?
— О чём вы говорите, Игорь Васильевич?! — воскликнул Квасников, обрадованный высокой оценкой Курчатова. — Мы считаем, что атомное оружие создано общими усилиями учёных, специалистов, производственников и в какой-то мере нас, разведчиков. Но мы, согласитесь, не вели расчётов, не занимались экспериментами, не стояли у станков. Мы в меру своих знаний и понимания важности для Родины обладать как можно скорее ядерным оружием добивались, не жалея себя, выполнения тех заданий, которые вы определяли разведке. Мы делали своё обычное дело и очень довольны тем, что наша информация попадала на благодатную почву, всегда получала высокую оценку и почти вся шла в дело. Вот и сейчас вы ещё раз подтвердили своё отношение к нашим разведывательным данным. Большое вам спасибо за это. Нам очень дорого сознание честно и бескорыстно исполненного долга перед Родиной… Скажите, Игорь Васильевич, я могу сообщить своему руководству об этом самом «фифти-фифти»?
Завенягин и Курчатов с улыбкой переглянулись.
— Да ради Бога! Так и передайте: разведка оказала нам неоценимую помощь в создании советского атомного оружия. А потом я обязательно напишу в Комитет информации письмо с выражением благодарности. Кстати, передайте также слова особой благодарности тем иностранным источникам, которые, рискуя своей жизнью и научной карьерой, передавали для нас весьма ценные сведения. Их объективная, выверенная информация помогала нам сократить сроки изготовления атомной бомбы, сэкономить сотни миллионов рублей. — И, обращаясь уже к Завенягину, Курчатов спросил: — Авраамий Павлович, а нельзя ли как-то отметить правительственными наградами сотрудников разведки?
— Ты опоздал, Игорь Васильевич, со своим предложением. Вот посмотри, что мы направляем сегодня на утверждение товарищу Сталину.
Завенягин протянул ему наградные представления, отпечатанные на мелованной бумаге с гербом СССР.
Курчатов, взяв из рук зампреда документы, начал внимательно просматривать: среди большой группы учёных и специалистов, представленных к орденам Ленина и Трудового Красного Знамени, он встретил лишь пять незнакомых фамилий и понял, что это были сотрудники внешней разведки МГБ. Фамилии Квасникова в списке не значилось. Курчатов взглянув на Завенягина, с удивлением произнёс:
— Здесь представлено к наградам пять чекистов. Но почему именно пять, а не шесть или семь? И почему в списках нет уважаемого Леонида Романовича?
— Нам пришла, как обычно, разнарядка из ЦК, которая лимитировала количество наград… В том числе и для сотрудников МГБ… Фамилии этих пяти разведчиков нам дало само МГБ.
Курчатов недоумённо пожал плечами:
— Странно, очень странно… Возможно, тут произошла какая-то ошибка… Или же просто забыли об этом человеке… Леонид Романович, я сам тому свидетель, сделал много полезного и в добывании, и в реализации «атомной» информации. Что надо сделать, Авраамий Павлович, чтобы исправить несправедливость?
Завенягин развёл руками:
— Ничего не поделаешь: лимит на награды исчерпан. Поезд ушёл…
— Нет, не ушёл! — воскликнул Курчатов. — Пока списки лиц, представленных к наградам, лежат у вас на столе, есть возможность успеть подпечатать еще одну фамилию… Вы придержите эти документы на одна сутки, не отправляйте их в канцелярию Сталина. А я сегодня же свяжусь с Абакумовым и Берией и попытаюсь убедить их в необходимости представления к награждению товарища Квасникова…
— А может, не надо, Игорь Васильевич?… — смутился Квасников. — Тем более если придётся решать этот вопрос и с Лаврентием Павловичем.
— Нет, Леонид Романович, без согласования с Берией и его визы на документе нам никак не обойтись, — вставил Завенягин.
— Тогда это пустой номер. Берия одно время грозился спустить меня в подвалы Лубянки…
— Но сейчас другое время, и он стал уже другим, — заметил Курчатов. — Как-никак, теперь он Маршал Советского Союза. Так что не всё ещё потеряно, я попробую его переубедить…
После успешного испытания советской атомной бомбы авторитет академика Курчатова поднялся на небывалую высоту, и поэтому ему удалось доказать Берии, что Квасников заслуживает не меньшей, а может быть, даже и большей награды, чем те пять разведчиков, которые были внесены в длиннющий список представленных к награждению лиц. Нашлось в нем место и Леониду Романовичу: за вклад, который Квасников внес в дело создания атомной бомбы, он был удостоен ордена Ленина. Семён Семёнов (Твен), Анатолий Горский (Вадим), Александр Феклисов (Калистрат), Владимир Барковский (Джерри) и Анатолий Яцков (Яковлев) были награждены орденами Трудового Красного Знамени.
Лишь 25 сентября 1949 года, спустя почти месяц после взрыва, Москва сама объявила всему миру, что Советский Союз тоже имеет свою атомную бомбу.
Создание Советским Союзом ядерного оружия настолько ошеломило правительство США и Англии, что Трумэн и Эттли срочно созвали секретные заседания своих кабинетов, чтобы рассмотреть военно-политические аспекты этого события. Год назад директор ЦРУ адмирал Р. Хилленкоттер утверждал, что русские создадут свою первую А-бомбу не ранее середины 1953 года. Не избежал ошибки и корифей американской разведки Аллен Даллес, заверявший, что ЦРУ будет знать, Когда в России появится своя атомная бомба. За то, что ЦРУ ничего не знало о разработке и производстве в СССР нового оружия, Хилленкотгер был лишен своего поста. Должность директора ЦРУ занял генерал Уолтер Беделл-Смит.
Но критиков американской разведки замена руководства ЦРУ не устраивала. Они требовали укрепления спецслужб, которые могли бы более эффективно выявлять «атомных шпионов».
После бомбёжки японских городов Хиросимы и Нагасаки американские учёные, принимавшие участие в создании А-бомбы в США, поняли, что в руках американской администрации оно представляет угрозу для всего миролюбивого человечества.
