Уильям Аллен - Битвы за Кавказ. История войн на турецко-кавказском фронте. 1828–1921
Главная беда русской армии заключалась в бездарности высшего командования, ошибки которого усилили промахи некоторых генералов. Структура высшего командования была чрезмерно перегружена: во главе армии стояли великий князь со своими (безответственными) советниками, Святополк-Мирский и (позже) Обручев. Великому князю подчинялся главнокомандующий Дорис-Меликов. Вся ответственность за боевые действия лежала на нем, однако он полностью зависел от великого князя (который, к счастью, являлся великодушным и рассудительным человеком, хотя и не обладал талантом военачальника). Работа штаба всегда и везде оказывалась неудовлетворительной – за исключением Аладжийского сражения и битвы за Карс, когда военными действиями руководил решительный и талантливый Лазарев.
Что касается героев кампании 1877 г., то она дала очень интересный психологический материал, обладающий, возможно, непреходящим значением для военных характеров любой эпохи. Лорис-Меликов не один раз демонстрировал свои недостатки. В российских военных журналах того времени его жестоко критиковали, однако следует отметить, что он никогда не жертвовал жизнью своих солдат ради собственной славы. В этом его можно сравнить с энергичным и властным Гейманом, который часто стремился продемонстрировать свое превосходство над врагом. Гейман представлял собой весьма колоритную фигуру: еврей по происхождению, он сделал стремительную карьеру в русской армии благодаря своей необыкновенной храбрости и удивительному везению. В нем было что-то от игрока, как и в Комарове (но в меньшей степени). Совсем другим являлся Тергукасов, исключительно серьезный и твердый человек, которого очень любили солдаты. Лазарев, еще один генерал армянского происхождения, был не менее твердым (он очень любил строгую дисциплину); к тому же в нем, несомненно, была искра истинного таланта[56]. Он успешно работал вместе с Шелковниковым, единственным генералом среди высшего командования, который сочетал в себе талант штабного работника с талантом военачальника.
Примечательной чертой этой кампании стало обилие храбрых и способных полковников, среди которых особенно выделялись Фадеев – из Кутаисского гренадерского полка, Амираджиби – из Елизаветпольского и (бригадир) Цитович, с его Бакинским и Дербентским полками. Офицеры, командовавшие батальонами и ротами, часто совсем еще молодые ребята, также были очень способными. Кампании 1877–1878 гг. стали первой проверкой на прочность русской армии нового образца, созданной на базе всеобщей воинской повинности, введенной в 1874 г. Результаты этой проверки оказались отличными как на Кавказском, так и на Балканском фронтах. Вновь сформированные дивизии, вроде 38-й и 40-й, вернулись с войны столь же прославленными, как и старые Кавказские гренадерские полки или полки 19-й дивизии, ветерана Кавказских войн. Только Московская гренадерская дивизия воевала немного хуже. Кавказские стрелки и драгунские полки оправдали свою репутацию отборных; отлично воевали также казаки и дагестанские нерегулярные кавалеристы.
С турецкой стороны солдаты были превосходными, а резервисты (и это внушало большие надежды) оказались не хуже низамов. В хорошо вооруженной турецкой армии по-прежнему не хватало умелых командиров. Отсутствовали также талантливые военачальники – поскольку высшее командование назначалось по указке двора и Стамбула. По сравнению с прежними кампаниями, в турецкой армии появилось много офицеров, приближавшихся к европейскому стандарту. Одним из первых преподавателей в только что созданном Военном училище в Стамбуле был Ахмет Мухтар, а офицеры вроде Хусейн-паши (который руководил инженерными работами в Карсе) обучались в Вулвиче (многие морские офицеры также получили образование в Англии). Тем не менее самыми талантливыми офицерами под командой Мухтара оставались иностранцы: венгр Фейзи и немец Мехмет (который ни разу не потерпел поражения в бою – и в Ардаганской битве, и при обороне редута Азизие). В турецкой армии было множество способных офицеров: Дервиш – в Батуме, Хасан – в Эрзеруме и Хусейн Хами – в Карсе; однако большая часть по-прежнему принадлежала к тому типу, который придерживался самых худших турецких традиций: Хасан Сабри – в Ардагане, Файк – в Баязете и старый негодяй Измаил Хакки.
Что касается самого Ахмет Мухтара, то Анатолийской армии повезло – ею командовал один из лучших турецких военачальников своего времени. Он, конечно, не достиг таких же успехов, что и Осман Нури в битве за Плевну, но, несомненно, гораздо лучше разбирался в стратегии, чем Мехмет Али или Сулейман. Несомненно, Мухтар был способным командующим, быстро принимал нужные решения и действовал без промедления. Он был сангвиник по темпераменту, но обладал холодным умом и не терял головы в сложных ситуациях. Его главная ошибка заключалась в том, что он задержался с выводом войск с Аладжийских позиций, но ее можно объяснить так: положение только что испеченного гази обязывало его воевать до конца. Этого требовали соображения престижа.
Книга четвертая
Кавказские кампании Первой мировой войны, 1914–1918 гг.
Глава 16
Закавказская граница, 1878–1914 гг. Германский фактор на Ближнем Востоке
На конгрессе в Париже, который положил конец Крымской войне, морские державы (Великобритания и Франция – вместе с Сардинией) навязали России такое решение восточного вопроса, которое имело определенную морскую ориентацию. Черное море было объявлено нейтральным, а на побережье Восточного Средиземноморья положение осталось прежним. Германские государства (Австрия и Пруссия), находившиеся накануне внутренних распрей в Германской Европе, заняли относительно пассивную позицию.
Спустя 22 года была предпринята новая попытка стабилизировать обстановку на Ближнем и Среднем Востоке, и, что примечательно, это сделали в Берлине. Пруссия взяла на себя роль хозяйки Центральной Европы. Был заключен Берлинский договор, целью которого якобы стало устранение разногласий между Великобританией и Россией на Ближнем и Среднем Востоке. Роль сочувствующего честного посредника взял на себя Бисмарк, что фактически ознаменовало появление на европейской сцене новой мировой державы – имперской Германии. При этом ее намерения подмять под себя всю территорию распадающейся Османской империи были тщательно завуалированы.
Берлинский договор был подписан 13 июля 1878 г. Лорд Биконсфилд вернулся в Лондон с почетным миром. Несколькими днями ранее, 8 июля, английское правительство объявило об оккупации Кипра и о заключении соглашения с Турцией. Премьер-министр подвергся суровой критике со стороны мистера Гладстона, лорда Дерби и др.; но, как обычно, приверженцы политики Биконсфилда позволили своему энтузиазму взять верх над благоразумием. Например, лорд Сэндон заявил, что во время своих странствий по долине Нила и равнинам Сирии он постоянно слышал крик: «Когда же вы наконец придете? И теперь, – добавил он, – Англия наконец пришла». Такие заявления могли бы помочь лордам понять, зачем был оккупирован Кипр, но в Стамбуле эти слова, а также намеки на неблаговидные поступки не оставили никаких иллюзий по поводу территориальных гарантий, которых совсем недавно представители Османской империи сумели добиться от представителей держав, собравшихся в Берлине. Прогрессирующее ухудшение англо-турецких отношений после Берлинского конгресса подробно описано Медликоттом в книге «Берлинский конгресс и после него».
И в самом деле, пройдет совсем немного времени, и станет ясно, что соглашение об оборонительном союзе, заключенное между Великобританией и Турцией 4 июня 1878 г., на самом деле положило конец эпохе британского покровительства Османской империи, которое продолжалось более полувека. Будучи весьма искушенными в политике людьми, турки прекрасно понимали, как будут развиваться события в Европе после возвышения Пруссии в 60–70-х гг., и еще до своего отъезда из Берлина их представители[57] начали искать нового покровителя.
В течение 80-х гг. британская политика (особенно во время правления Гладстона) все больше и больше удалялась от Турции. А тем временем после оккупации Австрией Боснии и Герцеговины и заключения в 1879 г. Двойного альянса между Австро-Венгрией и Германией новая политическая обстановка в континентальной Европе стала расцениваться Россией как угроза, гораздо более опасная, чем традиционный антагонизм Великобритании на Востоке. Только что полученная независимость не спасла Балканские страны – одна за другой они попадали под влияние Австро-Германского союза. Россия тоже не питала иллюзий относительно будущей политической ориентации Турции. И когда после 1886 г. начала вырисовываться перспектива создания мощной коалиции против России, роль Турции в этой коалиции ни у кого не вызывала сомнений. Все понимали, что если на западных границах России начнется война, то Турция, скорей всего, сконцентрирует свои силы на закавказской границе.
