Михаил Мягков - Полководцы Великой Отечественной. Книга 4. Георгий Жуков
А события разворачивались так. Летом 1925 года трое выпускников кавалерийских курсов усовершенствования командного состава – Георгий Жуков, Михаил Савельев и Николай Рыбалкин – убедили начальника курсов комкора М. Баторского, также кавалериста, разрешить им провести групповой пробег на лошадях из Ленинграда в Минск. Дело было нелегкое и требовало всесторонней подготовки.
Загоревшись идеей, делали все сами: наметили маршрут, подготовили все расчеты, в соответствии с которыми расстояние в 963 километра, причем по полевым дорогам, можно было пройти за 7 суток. В семь утра холодного сентябрьского дня, провожаемые друзьями и товарищами, Жуков, Савельев и Рыбалкин отправились в путь. Ввиду того что такого спортивного опыта ни в одной из стран не было, кавалеристы рассчитывали установить мировой рекорд.
Дорога оказалась даже более трудной, чем предполагали: устали сами и утомили лошадей. К тому же папина лошадь, чистокровная кобылица Дира, захромала. В результате график пробега нарушился. В пути неоднократно приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Давало себя знать сильное переутомление самих всадников, причем подчас просто голодных, так как обслуживание и питание организовать не удалось. Спасибо деревенским жителям – они подкармливали и людей, и лошадей.
На седьмой день, приободрившись, группа подошла к месту назначения. Оказалось, что их торжественно встречают однополчане, местные власти, представители командования Белорусского военного округа и просто жители Минска. Сверхдальний конноспортивный пробег был успешно завершен. Трое кавалеристов установили мировой рекорд. При этом за время пробега лошади потеряли в весе от 8 до 12 кг, а всадники – 5–6 кг. Командование и Совнарком Белоруссии высоко оценили результаты пробега, объявив всем участникам благодарность и наградив их поощрительными премиями.
Сколько себя помню, папа всегда был занят на службе – вставал и уходил рано, возвращался поздно, когда я, еще маленькая, уже спала. Рассказывают, что во время войны он вообще спал по 3–4 часа в сутки, подбадривая себя кофе и, если позволяла обстановка, короткими лыжными пробежками, которые всегда очень любил.
Позже, уже в послевоенные годы, когда был принят стиль работы Сталина и все были обязаны засиживаться за полночь, папа вообще приходил очень поздно. Мы с мамой, как правило, ожидали его возвращения и сидели с ним, пока он ужинал. На наших глазах папа отходил от служебных дел и начинал интересоваться нашими, иногда пустяковыми, делами, расспрашивал об учебе и других делах. Когда у него появились внуки, первые вопросы были, конечно, о них. Бывали дни, когда нам не удавалось его разговорить и он не мог до конца расслабиться. Так и ложился спать, погруженный в свои, по-видимому, тяжелые думы.
Все это объяснимо. Послевоенные годы были для папы нелегкими. Напряжение военных дней сменилось нервотрепками и дерганьем Сталина, завистью со стороны некоторых «соратников», обеспокоенностью о судьбах репрессированных сослуживцев. Так, он очень тревожился о боевом генерале, танкисте М. И. Потапове, с которым воевал на Халхин-Голе, о судьбе И. Н. Музыченко, которого он знал еще по Гражданской войне и совместной работе в 4-й кавалерийской дивизии в Слуцке.
Много переживаний принес нашей семье арест главного маршала авиации А. А. Новикова, маршала артиллерии Н. Д. Яковлева, генерала В. В. Крюкова и его жены Л. А. Руслановой, назвавшей отца на одном из банкетов Георгием Победоносцем, генерала К. Ф. Телегина, соратника по последнему этапу войны и участника церемонии подписания акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, старшего адъютанта отца генерала Л. Ф. Минюка, водителя А. Н. Бучина и многих других. Все эти «дела» были, конечно, сфабрикованными. Цель была вполне определенная – собрать компромат на отца, чтобы иметь основания для его ареста. Однако, по-видимому, позволить чекистам ликвидировать Жукова, имя которого в то время знал уже весь мир, Сталин не мог или же не хотел.
Тогда же и были проведены обыски у нас на квартире и на даче, о которых впоследствии нагородили много небылиц. До сих пор появляются в газетах публикации, основанные якобы на документах, а на самом деле на сфабрикованных протоколах обыска. В перечень изъятых вещей было вписано бесчисленное количество ковров и гобеленов, непомерные метры тканей, картины, сотни часов и драгоценностей. Мы, жившие с папой все эти годы, никогда не видели такого скопища вещей в нашей семье. Уже не говоря о том, что невозможно было бы разместить все, вписанное в протокол, ни в квартире, ни даже на даче. При этом почему-то забыли включить в этот перечень подаренный мне отцом фотоаппарат «Лейка» и большую куклу Эллы… Во время унизительного для родителей обыска на квартире забрали подаренную маме Л. А. Руслановой красивую бриллиантовую брошь в виде звезды. Брошь была старинной русской работы. Может быть, поэтому она не фигурировала ни в одном из протоколов. Следует еще заметить, что на все приобретенные после войны в Германии вещи у папы были квитанции об оплате. Но почему-то этот факт ни в одной из публикаций не упоминается.
Отсидев разные сроки, в основном не менее шести лет, все арестованные были реабилитированы. Надо сказать, что в этих ужасных обстоятельствах люди вели себя по-разному. Некоторые из них, не выдержав побоев, наговаривали на отца всякие небылицы, в том числе об организации «заговора» против Сталина.
В связи с этим мне вспоминается разговор с папой, когда я как-то спросила его, как же он может простить человека, предавшего его. Задумавшись и помолчав, папа сказал: «Эти люди были поставлены в крайние условия, их били и унижали. Они не ведали, что творили, и я не держу на них зла».
Думаю, что в данном случае оправдываются сказанные кем-то мудрые слова о том, что только сильные могут быть добрыми.
Папина доброта была не просто обычной чертой характера человека. Она была очень действенной, проистекающей из доверия и уважения к своим сослуживцам и подчиненным, так как он всегда стремился окружать себя людьми деловыми, толковыми, добросовестными и честными. Поэтому ценил их, уважал и берег. Никогда он не отмахивался от постигшей человека беды, сколько и где мог, старался помочь по мере своих возможностей. В особенности если дело касалось здоровья.
Еще по довоенному времени помню, что он всегда находил время, чтобы побывать у своих подчиненных на квартире, посмотреть, как они живут, узнать их нужды. Так он, можно сказать, спас жизнь одному из командиров капитану М. Песочину, о котором я уже говорила. Случилось так, что после неудачной операции жизнь этого человека оказалась на волоске. Для спасения капитана отец привлек лучших врачей Белоруссии. А папин шофер тем только и занимался, что привозил и увозил необходимых врачей и лекарства. Вместе с мамой отец не раз ездил к больному в госпиталь, навещал его семью, вселяя уверенность в благополучном исходе лечения. Песочин вскоре поправился, а с его женой, Таисией Михайловной, мама дружила многие годы. Позже мы узнали, что во время войны он командовал дивизией уже в звании генерала. К сожалению, он погиб, так и не дождавшись Победы.
Хорошо известно, что сразу после капитуляции Германии по приказу отца была организована действенная помощь в снабжении продуктами питания немецкого населения.
Моя память хранит множество фактов, подтверждающих, что папа не был таким, каким его рисуют некоторые авторы, и мне хотелось бы спросить тех людей, которые стараются представить маршала Жукова мрачной, суровой личностью, человеком, который только и делал, что кого-нибудь распекал, как такой человек мог быть добрым, отзывчивым, внимательным к людям? Уверена, что не все понимали и понимают, что в такой войне, которую вынесли и выиграли наши солдаты и весь наш народ, нельзя было победить без предельной требовательности и непримиримости к разгильдяям и трусам. Высочайшей требовательности, организованности и дисциплинированности требовала обстановка войны.
Сколько папа за свою жизнь наслушался несправедливых наветов! Теперь вот и нам приходится слышать или читать всяческие небылицы о нем. Всеми возможными средствами мы пытаемся защитить его доброе имя, но клеветники остаются глухи к разъяснениям и продолжают свою линию…
В нашей гарнизонной жизни соревнования по конному спорту занимали особое место. Проводились они довольно регулярно после завершения полевых учений либо по случаю праздников. Проходили они очень торжественно и при большом скоплении народа. Папа в них всегда участвовал и почти всегда брал призы. Особенно интересно было наблюдать, как всадники на всем скаку рубили лозу и горку из мокрой глины, поднятой на высокой подставке. Нас с мамой отец всегда брал на эти соревнования болеть за него. Был случай, когда мне, даже заболевшей, было разрешено поехать при условии, что соглашусь быть закутанной пуховым платком. А была уже весна, и на улице было довольно тепло. Пришлось покориться. Помню, что в вечных наших переездах папины призы особенно бережно упаковывались и перевозились с места на место, хотя некоторые – к примеру, большая бронзовая лошадь с поверженным рыцарем и стоящей рядом женщиной, обнимающей голову лошади, – были достаточно тяжелыми.
