Алексей Шишов - Казачество в 1812 году
«Степные осы» жалили авангард Великой армии столь часто, что давали немало поводов для беспокойства самому императору французов, в те дни сидевшему в Московском Кремле. Наполеон не раз высказывал огорчение по поводу неудачных действий армейской легкой кавалерии, которая пасовала перед бесстрашием в атаках русских казаков. Сыны Дона оказались для французов страшнее египетских мамлюков.
В те дни произошли столкновения сторон и в других местах. Примером может служить бой иррегулярной конницы близ города Серпухова. Здесь отряд донского полковника Е. И. Ефремова (его именной полк, полки Андреянова 2-го, 1-й Башкирский и Симферопольский конно-татарский) 14 сентября при селе Вишневском разбили на Серпуховской дороге крупный отряд наполеоновских войск. Неприятель был наголову разбит, в плен попало 500 офицеров и нижних чинов, взяты «мелким ружьем» богатые трофеи.
Только одна эта цифра говорит о том, что французы шли по Серпуховской дороге в значительных силах. Нападение для них четырех полков легкой конницы оказалось действительно внезапным, и потому за оружие успели схватиться далеко не все: в сентябре наполеоновцы еще не «шли толпами» в плен, чтобы в нем обрести надежду спасения от голода, холода и… казаков.
Уже спустя десять – двенадцать дней после вступления наполеоновской армии в Москву, в штаб-квартиру Бонапарта стали поступать все более тревожные день ото дня известия, что прямая дорога на Москву – Старая Смоленская – стала небезопасна не только для императорских курьеров, но и обозов с, казалось бы, надежной охраной и небольших воинских отрядов.
Уже первые такие вести о действии русских партизанских, казачьих отрядов впечатляли. Так, 22 сентября казаки захватили артиллерийский парк, двигавшийся под защитой двух кавалерийских эскадронов, а 25 сентября взяли в плен 80 гвардейских драгун. «Парижская эстафета» (почта Великой армии) тоже оказалась под ударом: партизаны не раз захватывали ее, о чем пишет Денис Давыдов в своих «Записках». Письма из Москвы в Европу захватывались целыми ящиками.
Для французских фуражиров Смоленка таила в себе смертельную опасность уже в версте от нее. Коленкур записал в те дни в своем «Дневнике»: «Тогда как в нашем штабе мечтали о переговорах и о мире, казаки нападали на наших фуражиров и каждый день захватывали их почти у самых ворот города. Они появились также между Можайском и Москвой».
Император Наполеон под впечатлением действий летучих казачьих отрядов вокруг Москвы и на Смоленке был очень озабочен и стал говорить «о польских казаках, которых он ожидал и собирался противопоставить русским (казакам)».
…Армейское партизанство быстро набирало свою силу. Денис Давыдов в «Записках» так начал рассказ о действиях вверенного ему летучего отряда, своего легкоконного партизанского отряда:
«Получа пятьдесят гусар и вместо ста пятидесяти – восемьдесят казаков и взяв с собой Ахтырского гусарского полка штабс-ротмистра Бедрягу 3-го, поручиков Бекетова и Макарова и с казацкой командой – хорунжих Талаева и Григорья Астахова, я выступил чрез село Сивково, Борис-Городок – в село Егорьевское, а оттуда на Медынь – Шанский завод – Азарово – в село Скугарево.
Село Скугарево расположено на высоте, господствующей над всеми окрестностями, так что в ясный день можно обозревать с нее на семь или восемь верст пространства. Высота сия прилегает к лесу, простирающемуся почти до Медыни. Посредством сего леса партия моя могла скрывать свои движения и в случае поражения иметь в нем убежище. В Скугареве я избрал первый притон.
Между тем неприятельская армия стремилась к столице. Несчетное число обозов, парков, конвоев и шаек мародеров следовало за нею по обеим сторонам дороги, на пространстве тридцати или сорока верст. Вся эта сволочь, пользуясь безначалием, преступала все меры насилия и неистовства. Пожар разливался по сей широкой черте опустошения, и целые волости с остатком своего имущества бежали от сей всепожирающей лавы, куда – и сами не ведали…».
Денис Давыдов«Партизан» (отрывок)Умолкнул бой. Ночная тень
Москвы окрестность покрывает;
Вдали Кутузова курень
Один, как звездочка, сверкает.
Громада войск во тьме кипит,
И над пылающей Москвою
Багрово зарево лежит
Необозримой полосою.
И мчится тайною тропой
Воспрянувший с долины битвы
Наездников веселый рой
На отдаленные ловитвы.
Как стая алчущих волков,
Они долинами витают:
То внемлют шороху, то вновь
Безмолвно рыскать продолжают.
Начальник, в бурке на плечах,
В косматой шапке кабардинской,
Горит в передовых рядах
Особой яростью воинской.
Сын белокаменной Москвы,
Но рано брошенный в тревоги,
Он жаждет сечи и молвы,
А там что будет – вольны боги!
Давно не знаем им покой,
Привет родни, взор девы нежный;
Его любовь – кровавый бой,
Родня – донцы, друг – конь надежный.
Он чрез стремнины, чрез холмы
Он важно всадника проносит,
То чутко шевелит ушами,
То фыркает, то удил просит.
Еще их скок приметен был
На высях за преградной Нарой,
Златимых отблесков пожара,
Но скоро буйный рой за высь перекатил,
И скоро след его простыл…
Летучий отряд Дениса Давыдова действовал в своих лихих налетах на редкость удачно, чем не раз радовал главнокомандующего. И тот решил усилить сравнительно немногочисленный армейский партизанский отряд целым донским казачьим полком Попова 13-го, который прибыл к Давыдову 31 сентября. Отрядный командир сразу же устроил «практическое» обучение новоприбывшим бойцам:
«Сей полк, невзирая на усиленные переходы от самого Дона, представился мне в отличнейшем положении и усилил партию мою пятью сотнями доброконных казаков. Тогда я перестал опасаться нападения искавшего меня отряда и взял намерение самому атаковать его. Но прежде сего мне хотелось и наметить и натравить сии новые войска, составлявшие большую половину моей партии. К тому же, если малочисленным отрядам можно было управлять, так сказать, разбойнически, без предварительного устройства, а братски и крутою строгостью, то сего не можно было уже продолжать с семьюстами человек.
Итак, до 3 октября я принужден был заняться образованием постановлений внутреннего управления партии, показанием лучшего, по моему мнению, построения оной в боевой порядок. Сделав несколько тактических примеров для нападения, отступления и преследования, я в первый раз испытал рассыпное отступление, столь необходимое для партии, составленной из одних казаков, в случае нападения на нее превосходного неприятеля.
Оно состояло, во-первых, чтобы по первому сигналу вся партия рассыпалась по полю, во-вторых, чтобы по второму сигналу каждый казак скакал сам из вида неприятеля, в-третьих, чтобы каждый из них, проехав по своевольному направлению несколько верст, пробирался к предварительно назначенному в десяти, а иногда и в двадцати верстах от поля сражения сборному месту».
В день вступления наполеоновской армии в Москву – 2 сентября казаки и гусары летучего отряда Дениса Давыдова (о том в отряде еще не знали) праздновали первую победу, которая стала «знаковой» для крестьян Юхновского и Вяземского уездов, взявшихся за оружие в необъявленной народной войне против французов. Давыдов так рассказывал о первом бое своих легкоконных партизан:
«Узнав, что в село Токорево пришла шайка мародеров, мы 2 сентября на рассвете напали на нее и захватили в плен девяносто человек, прикрывавших обоз с награбленными у жителей пожитками. Едва казаки и крестьяне занялись разделением между собой добычи, как выставленные за селением скрытые пикеты наши дали нам знать о приближении к Токареву другой шайки мародеров. Это селение лежало на скате возвышенности у берега речки Вори, почему неприятель нисколько не мог нас приметить и шел прямо без малейшей осторожности.
Мы сели на коней, скрылись позади изб и за несколько саженей от селения атаковали его со всех сторон с криком и стрельбою, ворвались в середину обоза и еще захватили семьдесят человек в плен….»
Эти две победы дали армейским партизанам не только более чем полторы сотни пленных, но и почти такое же число ружей, не считая оружия холодного и пистолетов, немалого числа патронов. Денис Давыдов раздал все это местным крестьянам, дав им наставление, как действовать в случае нового появления французов у Токарево. В крайнем случае, если мародеры были многочисленны, сельскому старосте предписывалось срочно слать конных гонцов (всегда готовых к тому трех – четырех парней) по разным дорогам и тропам в летучий отряд за помощью.
Денис Давыдов, как кавалерийский офицер сметливый и любознательный, был хорошо знаком с казачьей тактикой в бою, их походном движении, устройстве дозорной службы на войне. Поэтому командир летучего отряда стал воевать в тылу у французов чисто по-казачьи. Вся партизанская жизнь напоминала действия казачьих отрядов в Дикой степи, на вражеской территории, когда от донцов требовалась полная мобильность, круглосуточная готовность к неожиданной схватке с врагом, походному маршу, защите своей стоянки.
