Дмитрий Верхотуров - Фиаско 1941. Трусость или измена?
Виктор Суворов посвятил целую главу в «Ледоколе» разбору этого опровержения, считая, что это элемент подготовки к нападению на Германию. Вот речь Сталина, вот новый государственный пост, вот опровержение – но с этой логикой нельзя согласиться. Виктор Суворов вырвал факты из контекста, который был такой: немцы в Польше сначала расширили старые и построили новые дороги к советской границе, потом по ним пошла целая волна воинских эшелонов, да еще немцы готовятся к перешивке советской колеи. Как еще на это реагировать, как не резким ускорением подготовки к обороне? Марк Солонин тут полностью следует этому подходу и думает, что эти планы – это якобы планы подготовки агрессии, хотя их анализ в контексте событий ясно показывает, что это была реакция на усиление военных приготовлений Германии в Польше.
Принятые решения и сказанные речи оказались на удивление своевременными. 10 мая 1941 года заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс перелетел на самолете в Великобританию. Сталина и Молотова это известие очень и очень встревожило, поскольку оно могло означать предложение мира Великобритании, из чего прямо вытекала полная возможность для Германии очень скорого нападения на СССР. Это событие, в свете всех предшествующих данных разведки, особенно в приграничных районах, которые показывали появление все новых дорог, военных объектов и войск, сигнализировало о том, что подготовка к нападению вошла в завершающую фазу. Реакцией на это была выработка планов прикрытия границы для западных военных округов. Директива о выработке этих планов была отдана наркомом обороны С.К. Тимошенко 14 мая 1941 года, вскоре после перелета Гесса. Как видим, оценка ситуации высшим советским руководством была однозначной – война будет в самом близком будущем.
В середине июня 1941 года, на фоне возросшего числа разведдонесений о сосредоточении немецких войск вблизи границы и роста числа нарушений границы немецкими самолетами, вдруг пошла волна слухов о предстоящих переговорах между СССР и Германией, апогей которой пришелся на 13–17 июля[232]. Об этом говорили во всех германских посольствах, в особенности расположенных в странах Оси. Многие дипломаты и политики были уверены в мирном урегулировании советско-германских противоречий и считали, что подготовка нападения на СССР – это миф. Попавшиеся на тщательно спланированную дезинформацию эти люди становились орудием в руках германского руководства и создавали нужный им фон, транслировали германские заявления и убеждали всех, что войны не будет.
В Кремле слухам не поверили. В ответ была ускорена переброска войск из внутренних округов в Белоруссию, а в эфир пошла дезинформация. 13 июня 1941 года ТАСС передало сообщение, в котором утверждалось, что СССР и Германия соблюдают договор о ненападении и никакой угрозы войны нет. 14 июня это сообщение было напечатано в газетах. Таким образом, Сталин и Молотов дали понять, что они верят в добрососедство и ждут продолжения переговоров.
18 июня Молотов запросил о возможной встрече с Гитлером для проведения переговоров, но получил отказ[233]. Все вместе: сосредоточение войск на границе, волна явно инспирированных слухов о предстоящих переговорах, отказ во встрече – все свидетельствовало о том, что война разразится буквально на днях. Все, дальше ждать было нельзя. На следующий день, 19 июня, началось секретное образование фронтов, вывод штабов на полевые командные пункты, выдвижение частей из лагерей ближе к границе, рассредоточение и маскировка войск, предупреждения о возможном вторжении, повышение боеготовности и другие срочные меры укрепления обороны, какие можно было только сделать в последние предвоенные дни.
Если рассмотреть складывающуюся в последние предвоенные дни ситуацию, пусть и не слишком подробно, но всесторонне, учитывая все важнейшие факторы, то неясности в действиях высшего советского руководства почти не остается. Безусловно, Сталин видел, что инициатива не находится в его руках, что Гитлер серьезно опережает его в развертывании войск и готов напасть в любой удобный для него момент. Дипломатические маневры, хоть и позволили выиграть некоторое время, в целом ощутимого эффекта не дали. Намеченное оборонительное и железнодорожное строительство, как и реорганизация армии, не может быть завершено. Развернутых на границе сил слишком мало для устойчивой обороны. В этой ситуации единственное, что можно сделать, так это в строгом секрете привести имеющуюся военную машину в действие да попытаться перебросить дополнительные армии ближе к границе. Тут и возникает строгий запрет «Не поддаваться на провокации», чтобы случайной перестрелкой не спровоцировать преждевременное начало боевых действий. Немцы все равно сомнут передовые армии прикрытия границы, с провокациями или без них, а выиграть день или два на выдвижение резервов к границе – это имело большое значение.
Часть третья. Долой «послезнание»!
О начале Великой Отечественной войны и приграничном сражении написано столь много литературы, что позволительно задать вопрос: что же можно сказать здесь нового? Действительно, если рассматривать ход приграничного сражения как последовательность боев, перебросок и отступлений, то есть уже весьма неплохие работы, посвященные именно такому описанию, как в целом, так и на уровне отдельных фронтов и армий, среди которых выделяются книги А.В. Владимирского и Л.М. Сандалова. Вообще, несмотря на утверждения Марка Солонина о том, что якобы историю начала войны приходится восстанавливать как скелет динозавра, в военно-исторической литературе опубликовано немало хороших описаний и анализа боев, документов, воспоминаний, из которых картина первых недель войны встает с достаточной полнотой. Разворачивается также исследование архивов, которые закрывают лакуны и неясные места.
Конечно, хорошо бы составить самое подробное, систематическое описание войны от первого до последнего дня, с описанием всех боев и действий частей и соединений, вплоть до отдельных батальонов или даже рот. Такой военно-исторический труд был бы крайне ценен со всех точек зрения и стал бы настоящей опорой для всех исследований, связанных с Великой Отечественной войной. Хотя такого труда пока что не создано, тем не менее имеющейся литературы, публикаций и опубликованных документов вполне достаточно, чтобы представить начало войны с достаточной полнотой. Сенсационные открытия вряд ли будут сделаны, да и опыт показывает, что сенсации сплошь и рядом были связаны вовсе не с открытием неизвестных страниц истории, а с попытками грубой и наглой фальсификации ее, с передергиванием фактов.
Новое слово, на мой взгляд, можно сказать в оценке первых недель войны. Дело в том, что мы слишком привыкли искать виновников поражения, причем персональных виновников, принявших неправильные решения. Вина за поражение возлагалась то на Сталина в рамках хрущевской версии истории войны, то на расстрелянного командующего Западным фронтом Д.Г. Павлова, то на всю армию в целом, в духе того, как это делает Марк Солонин. Идея найти виноватых просто витает над большей частью трудов, посвященных истории Великой Отечественной войны. Между тем приведенный выше анализ условий, в которых Красная Армия встретила немецкое вторжение, показывает, что говорить о персональных виновниках поражения вряд ли имеет смысл. Обстоятельства изначально, еще с конца 1930-х годов, складывались далеко не в пользу Красной Армии, многие предпосылки поражения сложились задолго до начала войны. Если говорить о виновниках, то в это число стоит включить правительства довоенной Польши и прибалтийских стран, которые не удосужились по разным причинам заняться экономическим развитием той территории, которая в 1939–1940 годах стала частью территории Советского Союза, а поляки вообще, по существу, своими действиями обеспечили немецкое преимущество в начале войны. Вообще, почему бы просто не признать большую роль описанных выше обстоятельств? Любая армия, поставленная в такие условия, потерпела бы поражение.
Другой фактор, который стоит отметить, состоит в том, что нашими оценками руководит «послезнание». Иными словами, мы смотрим на начало войны через призму всего последующего ее хода: обороны Москвы, Ленинграда, Севастополя, Сталинграда, побед на Курской дуге и победоносных наступлений. В силу этого мы задним числом требуем от красноармейцев июня – июля 1941 года либо такого же упорства в обороне либо победного наступления. Мы часто не учитываем, что оборона уже в конце 1941 года готовилась гораздо лучше, чем в начале войны, что уже к этому времени были исправлены очень многие недостатки в армии, в частности, было проведено уже упомянутое улучшение организации тыла и снабжения фронта. Командование всех уровней, от Ставки до взводных командиров, интенсивно училось, приобретало опыт, что сказывалось на ходе боев. Часто «учебным пособием» выступали немцы, его изучение сопровождалось немалыми успехами, что потом отмечали многие германские генералы в своих мемуарах.
