Михаил Болтунов - Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы
Так случилось, например, с делопроизводителем-артиллеристом капитаном Костевичем, который знакомился с деятельностью германских оборонных заводов, был арестован и осужден. Пришлось вмешаться лично императору и обменять Костевича на такого же незадачливого германского шпиона.
Именно поэтому в 1911 году в Австро-Венгрию командировали делопроизводителя Главного управления Генштаба полковника Александра Самойло и его помощника капитана Сергея Маркова.
Окончив Академию Генерального штаба, они служили в составе разведотделений округов, потом в ГУГШ. Самойло к тому же хорошо знал Австро-Венгрию, поскольку бывал здесь в разведкомандировках в 1903 году.
Сергей Марков проходил службу в должности помощника старшего адъютанта штаба Варшавского военного округа. Позже был назначен в Петербург, в Главное управление Генштаба.
В это же время в Германию выехал еще один помощник делопроизводителя ГУГШ подполковник Николай Раша.
Позже в своей книге «Две жизни» Александр Самойло будет вспоминать, что загранкомандировки «носили двоякий характер: одни вызывались официальными приглашениями соседних правительств (главным образом во Францию) на условиях взаимности, другие были негласными…, даже по чужим паспортам».
Вот под таким «чужим паспортом» Самойло и совершал поездки не только во Францию, Австро-Венгрию, но и в Германию, в Англию. В путешествии по Британским островам он выдавал себя за историка, который пишет монографию о жизни Марии Стюарт.
В этих поездках Александр Александрович встречался со своими тайными агентами, а также изучал театр военных действий, боевую подготовку армий вероятных противников.
«В случае обнаружения подлога, — пишет полковник Самойло, — негласные командировки грозили, конечно, большими неприятностями не только для меня лично, но и для наших министерств — военного и иностранных дел. Успех здесь зависел от моей предосторожности, предусмотрительности, ловкости».
Иногда случалось и по-другому. В 1911 году русский военный агент в Германии запросил разрешение в прусском военном министерстве для подполковника Раша присутствовать на военных маневрах. Германское ведомство согласилось, но поставило условие допустить прусского офицера на русские учения. Агент отозвал свою просьбу, сославшись на то, что Раша болен и не сможет приехать. Каково же было удивление немцев, когда они обнаружили, что больной Раша под чужим именем въехал в Германию и присутствовал на учениях 23-й дивизии в Парне. Более того, разоблаченный немецкой полицией, он еще находился некоторое время в качестве гостя русского военного агента.
Наряду с выездами офицеров ГУГШ за границу направлялись лучшие выпускники Академии Генерального штаба. Как правило, длительность таких командировок была ограничена одним годом. В 1906 году во Францию отправились два «академика» — капитаны Николай Половцев и Алексей Игнатьев. Начальник Генерального штаба Федор Палицын поставил перед ними конкретную задачу: изучить организацию, силы и средства связи французской армии. Генерал считал, что одной из причин поражения русской армии в войне 1904–1905 годов была «плохая организация связи».
Кроме годовых поездок для выпускников академии организовывались стажировки офицеров в союзных французских войсках, командировки с целью изучения военно-технических вопросов. В иные годы количество командированных русских офицеров исчислялось несколькими десятками.
На восточном направлении тоже старались отправить офицеров за границу. Правда, здесь все обстояло значительно сложнее. В 1907 году два представителя России убыли в Китай и Японию. Однако до войск их так и не допустили. Пришлось ограничиться совершенствованием языка.
Стажировались за рубежом и слушатели старших курсов Восточного института во Владивостоке, а также офицеры курса восточных языков при Министерстве иностранных дел.
Однако самой популярной формой разведработы после Русско-японской войны 1904–1905 годов стали как официальные, так и тайные поездки офицеров на маневры иностранных войск. Правда, были они весьма хаотичными и бесплановыми. Выезжали на учения как офицеры из центра, так и из округов. Отмашку давал, как правило, военный агент. Он сообщал о предстоящих маневрах в стране пребывания. После этого готовились списки командированных, которые проходили утверждение на высоком уровне.
Особое внимание уделялось, прежде всего, учениям вероятных противников — Германии и Австро-Венгрии. Сюда выезды были обязательными, привлекались офицеры всех уровней военной разведки — ГУГШ, округов, а также командированные под любым предлогом — от личных отпусков до курсов совершенствования иностранного языка.
Сложность была в следующем — по дипломатическому протоколу на маневры приглашалось, как правило, один-два иностранных представителя. Автоматически одно из мест доставалось военному агенту, другое — офицеру Главного управления Генштаба. Остальные должны были ехать «частным образом, подлинную ответственность». А желающих порою набиралось до 7–8 человек. Разведчиков можно было понять: хотелось к каждой дивизии приставить по нашему человеку. Таким образом, количество «соглядатаев» на маневрах постоянно увеличивалось. В 1907 году в Германию и Австро-Венгрию прибыло четыре офицера Генерального штаба, а в следующем 1908-м уже восемь. Тут были представители ГУГШ, Виленского, Варшавского, Киевского округов, а также командированный в Кассель для изучения зыка. Старались послать офицеров под разными прикрытиями: корреспондентов военных газет, а то и просто под видом «саратовского помещика на отдыхе».
Летом 1908 года военный агент в Берлине Александр Михельсон сообщал в ГУГШ: «Полагалось бы в последнем случае, т. е. если разрешение не будет получено, не ограничиваться пятью, а можно послать и больше, желательно было бы послать семь; по одному на каждые из шести дивизий и одного для связи… Желательно командировать на эти маневры несколько офицеров из Виленского и Варшавского военных округов. Если они будут осторожно записывать, то даже если их узнают, едва ли их постигнут большие неприятности».
Словом, концентрация офицеров разведки на маневрах войск Германии и Австро-Венгрии неуклонно росла.
Впрочем, все это видела и понимала контрразведка в названных странах. Наши противники тоже хотели побывать на маневрах русской армии. Тот же Михельсон быстро выяснил, кого хотят прислать к нам немцы. «Полковник Лауэнштайн личность у нас хорошо известная, — писал Александр Александрович, — он долгое время был у нас военным агентом в Петербурге, а затем сделал в штабе генерала Куропаткина Маньчжурский поход Русско-японской войны… Это человек умный, спокойный, честолюбивый, хитрый, ловко приноравливается к своему собеседнику, чтобы разузнать у него побольше. Сам проговаривается очень редко, ловко и быстро, понимая замаскированный смысл поставленного ему вопроса. Говорит очень хорошо по-русски…»
Именно поэтому делопроизводитель 1-го обер-квартирмейстера Главного управления Генштаба Николай Монкевиц в своем рапорте доложил: «Приглашение на наши маневры офицеров германской армии признается ныне нежелательным…»
Коллега Монкевица, Оскар Энкель высказался еще определеннее: «Допущение поименованных германских офицеров на маневры наших войск в настоящее время… представляется не только не желательным, но и опасным».
Оба разведчика в своих докладах называют одну причину: наша армия находится накануне реорганизации и сильно уступает войскам первоклассных западно-европейских государств.
К мнению своих офицеров прислушался Российский император и принял верное решение: приглашение германских офицеров на наши маневры отклонить.
Дабы не раздражать немцев на германских маневрах 1909 года присутствовал только военный агент Михельсон.
Впрочем, и само отношение русской военной разведки к поездкам офицеров на учения к тому времени изменилось. Во многом этому способствовало мнение разведотделения Киевского военного округа. Нельзя сказать, что офицеры киевского разведоргана отказывались бывать на учениях вероятного противника, но имели на этот счет свое, отличное от других суждение.
Главным «закоперщиком» выступал руководитель окружной разведки полковник Александр Самойло. Он считал, что наблюдение за маневрами австро-венгерской армии не дает существенных результатов, т. к. австрийские власти неусыпно следят за каждым русским офицером. Надо сказать, что к мнению своих подчиненных Главное управление Генштаба прислушивалось и внимательно реагировало на их критические замечания. К тому же как Самойло, так и его последователь на посту начальника разведки округа полковник Михаил Галкин опирались на реальные факты. Так Михаил Сергеевич говорил, что «русских офицеров в Австрии задерживают и притом без всяких причин».
