Анатолий Терещенко - Щит и меч «майора Зорича»
С «беглецом из гестаповских застенков» переговорил Александр Пантелеймонович. Разговор получился, оснований не верить пришельцу не возникло.
И всё же за новичком майор Зорич приказал неотступно следить, фиксируя его возможно подозрительные моменты в поведении. Однажды партизаны решили устроить банно-прачечный день. Они с желанием отправились на небольшую местную речку с довольно чистой водой. Соскучился народ по воде — плавали, плескались, мылись и стирали в реке, наслаждаясь по-летнему солнечным днем. Одним словом — отдыхали, что практически для фронтовой жизни было в диковинку и своеобразным раем среди окружающего их ада.
Макарук аккуратно сложил свою одежду — брюки и рубаху, положив их на видное место — бугорок, густо поросший высоким бурьяном. Рубаху сверху прикрыл полностью брюками. Сосед по купанию, заядлый курильщик Владимир Степанов, случайно потянул рубашку новичка, думал найти там в кармане сигаретку или папиросу. На этот жест самовольства партизана Макарук, как ошпаренный, выскочил из воды, явно чем-то перепуганный, и чуть было не бросился на «курильщика-стрельца» с кулаками.
— Ты чего копошишься в моей одежде? — закричал Макарук.
— Курить захотелось.
— Спросил бы… Я не курю.
— Ну, прости ради бога.
Итак, новичок повел себя явно неадекватно.
Об этой забавной и непонятной реакции новоприбывшего на привычные действия партизана было сообщено чекистам.
По указанию Зорича командир отделения под видом проверки чистоты верхней одежды личного состава попытался проверить и рубаху Ивана, но тот категорически отказался показать воротник. Доложили об этом инциденте Зоричу.
— Приведите его ко мне в палатку.
Вскоре появился и нарушитель уставной дисциплины.
На скулах майора рельефно заиграли желваки, брови сдвинулись к переносице, и он тут же ожег допрашиваемого испепеляющим взглядом.
Зорич не растерялся — одним рывком стянул рубаху с сопротивленца. Макарук сразу же побледнел. Его лоб и виски покрыл холодный пот, он задрожал весь и признался, что является агентом гестапо. А заслан он в отряд для проведения шпионско-диверсионной и террористической деятельности.
Как свидетельство своей принадлежности к гестаповской агентуре Иван дрожащими руками не оторвал, а резким движением отодрал воротничок рубахи. На внутренней его части была проштампована цифра «35» с печатью местного органа гестапо. Это был своеобразный пароль-пропуск. В случае внезапного задержания агента другими представителями немецкой власти он мог предъявить этот «вездеход», и его бы никто не посмел задержать.
На допросе Иван Макарук подтвердил главное, что, кроме сбора разведывательной информации, ему поручалось ликвидировать двух офицеров — гостей из Большой земли, якобы недавно прибывших в отряд.
— Кого же ты должен был уничтожить? — спросил Александр Пантелеймонович.
— Двух прилетевших на самолете советских офицеров-чекистов — майора Зорича и капитана Гурского, — ответил испуганным, дрожащим голосом неожиданно легко и быстро разоблаченный агент-террорист. Создавалось впечатление, что в нем уже шла борьба мотивов, а его признание чем-то напоминало явку с повинной.
«Налицо взаимоотношение истины и реальности, — философствовал Александр. — Реальность зависит от того, кто её воспринимает, в то время как истина — это ответ на вопрос, какова реальность на самом деле. Реальность воспринимается, истина распознается. Воспринимая реальность существования оборотня, мы распознали истину его разоблачением. Случайность — может быть, даже наверняка. Но счастливая случайность чаще всего находит того, кто меньше всего на неё рассчитывает… Даже такая своевольная дама, как Случайность, любит думающих, независимо какого пола.»
И тут Зорича осенила мысль: «..эта случайность — ведь реальный шанс пробраться в разведшколу, "поиграть" с гестапо и начать через нашего агента, если он окажется действительно нашим, осуществление операции "Люблин". Вот оно, чекистское счастье — само прилетело в руки и показывает, с чего конкретно надо начинать. Счастье — в предчувствии счастья! Это смысл жизни разведчика! А с другой стороны, при чем тут смысл жизни — это сама многогранная жизнь!»
Офицер начал играть на национальных чувствах — заговорил с ним на украинском языке, который знал в совершенстве. Да и до этого он по-южному «гакал», а тут вообще стал для Макарука «щырым украинцем».
О себе агент рассказал, что обманным путем его втянули в это «поганое ремесло» — сказался материальный фактор, а потом под угрозами физического устранения его вместе с женой, проживавшей в селе недалеко от Люблина, он был отправлен на учебу в школу.
Чекист несколько дней «проникал» в душу агента, изучая его как человека и взвешивая «за» и «против» в его личностной структуре. Зорич хорошо усвоил истину: недоглядишь оком — заплатишь боком.
Поэтому он проводил с ним глубокие воспитательные беседы. На конкретных примерах показывал украинофобскую политику немецкого фашизма и его карательной системы. Говорил о стравливании нацистами трёх соседних славянских народов — украинцев и поляков, украинцев и русских.
Что касается первых, он считал, что поводом к противостоянию послужила давнишняя вражда между украинскими и польскими националистами, оспаривающими верховенство на смешанных украинско-польских территориях Волыни, Полесья и Холмщины. Рассказал о подробностях гитлеровского плана «Ост» по искоренению славянских народов, мешающих установлению «нового порядка» в Европе.
— Я знаю, немцы как украинцев, так и поляков считают за нелюдей, за быдлоту, — подтвердил Иван. — Много раз не только слышал, но и видел это их скотское отношение к нам. Почему я — украинец — оказался в Польше? Меня бы убили там свои же христопродавцы — бандеровцы на Волыни, только из-за того, что у меня жинка — полька по национальности. Такое «предательство» не прощалось нашими националистами, и мы вынуждены были с полячкой покинуть хутор, а вскоре пришлось сбежать с родного края. Я каждый раз молюсь, чтоб поскорей окончилась война и мы могли бы вернуться в оставленный дом, к родственникам.
— А тут что, спокойнее? — поинтересовался майор.
— Никто, кроме немцев, нас здесь не «чипае» — не трогает, — последовал ответ Ивана Макарука. — Пудрят мозги, что скоро Советскую Россию они разобьют и Украина станет свободной. И такие селяне, как я, смогут свободно возвратиться на родину.
В ходе неоднократных бесед Зорич всё больше проникался к нему, склоняясь к мысли — он не подведёт, он будет нашим сторонником, потому что чист душой и помыслами. И вот, несмотря на короткое время изучения, майор поверил искренности Ивана. Он был уверен, что этот украинец не предаст, как не предал свою молодую супругу, и все договоренности с ним будут Иваном четко выполнены…
Перевербовка агента, если её можно так назвать, прошла довольно-таки успешно.
— Ну, ты быстро его распотрошил. Раскололся он, как орех, до самой попы, — заметил Гурский. — Понимаю, его превосходительство, господин случай помог!
— Случайность, случайность. Знаешь, счастливая случайность чаще всего находит того, кто меньше всего на неё рассчитывает. Молодцом оказался и наш «заядлый курильщик» Володя Степанов.
— Проявил реально глубокую бдительность.
— Да! Надо подумать о его поощрении. Такие люди, я бы сказал, штучные!..
После нескольких глубоких инструктажей Зорич снабдил перевербованного, теперь уже своего агента, заманчивой и трудно перепроверяемой для немцев дезинформацией.
В конце беседы Александр ввернул украинскую пословицу:
— Ну, что, Иван, шо було — бачылы, шо буде — побачэмо!
— Заверяю вас, товарищ майор, шо побачэмо добрэ дило! (что увидим доброе дело. — Авт.), — подытожил и успокоил оперативника теперь уже его негласный помощник.
Вскоре с ворохом всякого рода «оперативной туфты» Макарук отправился в Люблин для встречи со своим шефом-вербовщиком, гестаповцем Аккардтом.
При встрече с фашистом агент подтвердил информацию о прибытии в отряд двух офицеров с Большой земли: майора Зорича и капитана Гурского, назвал ложную численность «железняковцев» и раскрыл данные о «боевых намерениях» партизан. Указал на объекты их внимания и даты вероятных боевых вылазок. Кроме того, с «печальной миной на устах» подтвердил провал агента «Вольфа» — Шамко, заметив при этом, что следствие вели именно эти два офицера — Зорич и Гурский. Аккардту он рассказал подробности убийства Шамко своего якобы коллеги Сметинского.
Болезненная гримаса исказила лицо гитлеровца, глаза округлились, щеки побледнели, а уши стали пунцовыми. Он тяжело задышал.
— Откуда ты знаешь его псевдоним?
— Он всё рассказал чекистам, — искренне ответил «агент».
