Валерий Карышев - Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха
— Переключи его звонок на мой мобильный, — ответил Анатолий.
— Анатолий Владимирович, это следователь Михайлов. Вы не могли бы ко мне подъехать сегодня?
— А что случилось? Что-то срочное? Мы же с вами на завтра договорились. Уже поздно.
— Ничего страшного, я вас подожду, мне формально нужна ваша подпись на одном процессуальном документе.
— Хорошо, я приеду минут через сорок, — сказал Анатолий.
Анатолий сидел на краю стула в кабинете следователя и слушал, как тот зачитывал последние строки прокурорского постановления — взять под стражу и направить в сизо.
— Возьмите ручку и распишитесь вот тут, — следователь протянул Анатолию постановление, — что ознакомлены с документом.
— Вы же говорили, что меня не арестуют! — сказал Анатолий.
Следователь, внимательно взглянув на него, ответил:
— Да, говорил, но обстоятельства изменились, я просил за вас, но прокурор не поддержал и… — И полушепотом добавил: — Ему кто-то сверху насчет вас позвонил…
— Позвоните хотя бы моему адвокату и вызовите его.
— Уже поздно, восемь часов, рабочий день закончился. Завтра, нет завтра выходной, в понедельник мы ему обязательно сообщим, — сказал следователь.
Тюремные коридоры Бутырки низкие и мрачные. С двух сторон располагаются железные двери с массивными засовами. На каждой двери написаны номера камер. В каждой большой двери прорезана маленькая дверка, так называемая «кормушка», через которую в камеру подается пища, над дверью — лампочка вызова конвоира или дежурного. Трудно было представить, что за каждой стеной — камера, в которой сидят по 90–100 человек.
Когда Анатолия подвели к железной двери, у него даже перехватило дыхание, пульс участился. Он очень волновался, невольно зажмурил глаза.
Конвоир повернул ключ в замке, отодвинул засов и открыл дверь. Анатолий увидел темное помещение с тусклыми лампами. Воздух здесь был необыкновенно спертый, насыщенный никотином и влажностью.
На «шконках» лежали люди. Многие спали, но несколько человек смотрели телевизор, который стоял в углу. Еще несколько человек сидели в стороне и разговаривали, а четверо — за столом, играли в нарды.
Конвоир слегка подтолкнул Анатолия, тот вошел в камеру и остановился у порога, оглядывая помещение. Это была комната около 50 квадратных метров. В ней находилось примерно 80 человек, причем, как выяснилось позже, представители многих национальностей, осужденные по всем статьям Уголовного кодекса — от убийства до мелкой кражи из магазина.
Два небольших окна, расположенных наверху, были закрыты решеткой. С правой стороны была параша, недалеко от нее — умывальник. «Шконки» были трехъярусными. Везде были протянуты веревки, на которых сушились рубашки, майки, тельняшки, белье. Некоторые стены были украшены вырезками из журналов, какими-то плакатами, старыми календарями с изображениями японских девушек в купальниках.
Анатолий просидел на краю какой-то «шконки» почти всю ночь. Небольшая тусклая лампочка горела постоянно, и было трудно определить, что сейчас — день или ночь.
Утром, часов в шесть, жизнь в камере возобновилась. Кто-то пошел умываться, кто-то — в туалет.
Некоторые продолжали лежать на «шконках», некоторые люди будили других и менялись с ними местами — подошла их очередь на сон. Некоторых же заключенных, спавших на своих местах, никто не беспокоил. Это были авторитеты, которые имели привилегии, среди них — возможность спать всю ночь.
Из-под некоторых «шконок» утром вылезли люди и тут же начали «шустрить» — кто мыл посуду, кто убирался. Позже он узнал, что это «шныри», а места их жительства назывались «вокзалом». Они попались на «подлянку», на камерную провокацию, за что и были переведены в низший разряд — разряд «шнырей», их постоянно унижали, помыкали ими. Все они, как один, были тихими, испуганными, забитыми.
Завтрак не заставил себя долго ждать. Открылось окошко, и через него стали подавать пищу. Двое заключенных, ответственные за питание, получили хлеб, чайники со слабой заваркой. По мискам была разложена какая-то каша — то ли перловая, то ли пшенная. Многие не обратили на еду никакого внимания.
За стол стали садиться группами. Это были семьи. Каждая камера делилась на несколько семей, в которые входили от четырех до восьми человек, объединенных какими-то общими интересами. Каждая семья имела свой общий стол, состоящий в основном из посылок — по-тюремному «дачек», доставляемых с воли.
Вскоре всю камеру вызвали на прогулку. Заключенных сопровождали несколько конвоиров. Сначала все вышли из камеры, построились лицом к стене. Затем дверь заперли, и заключенных повели по тюремному коридору. Все повторилось — постукивание ключом по решеткам, резкие повороты лицом к стене, когда появлялась другая группа заключенных…
Наконец вышли в тюремный дворик, который находился на крыше корпуса и представлял собой большое пространство, разделенное на небольшие квадраты. Сверху над каждым квадратом находилась решетка, закрывающая небо. Квадраты были 10–12 квадратных метров. Сверху, над решеткой, ходили солдаты с автоматами и конвоиры с дубинками, посматривая на каждую площадку.
Заключенные на прогулке занимались своими делами — кто-то курил, кто-то просто ходил, кто-то занимался на свежем воздухе физическими упражнениями — отжимался, подтягивался… Камера сразу же была разбита на несколько отсеков, и каждый должен был находиться в своем.
Прогулка длилась около 60 минут. Потом раздалась команда конвоира: «Камера, прогулка окончена!» Всех снова сгруппировали и повели обратно.
Когда пришли в камеру, Анатолий заметил, что здесь был шмон. Все вещи были разбросаны, матрасы перевернуты. Каждый поднимал только свои вещи, ворча и проклиная всех конвоиров и ментов.
Анатолия кто-то тронул за плечо.
— Слышь, землячок, тебе нужно представиться «смотрящему», — сказал паренек, наклонившись над ним.
«Смотрящим» был мужчина лет тридцати — тридцати пяти, в дорогом спортивном костюме, с развитыми мускулами, толстой шеей, коротко стриженный. «Смотрящий» был заключенным, у которого была вторая ходка, он сразу завоевал тюремный авторитет, кроме того, он знал сидящих в сизо воров в законе, с которыми поддерживал связь через «малявы».
— Законы хаты знаешь? — спросил Анатолия «смотрящий».
Анатолий знал, что существуют неписаные законы тюрьмы.
— Значит, дальше, мужик, все зависит только от тебя, — закончил «смотрящий». — Каждый выбирает свою дорогу. А через некоторое время мы проверим тебя и увидим, кто ты такой. А пока тебе покажут «шконку». Наши законы и понятия нарушать запрещено. Помни, за каждое слово конкретно придется отвечать. Понял меня?
Анатолий кивнул и отошел от «смотрящего». Тут же к нему подошел все тот же паренек, показал «шконку» и сказал:
— Значит, так. Спать будешь в три смены. Твое время — с двенадцати до трех ночи, затем утром, с десяти до двенадцати, и вечером.
Конечно, время было неудачным. Попробуй засни утром или днем, когда практически все в камере бодрствуют! Но то, что он получил и ночные часы, было для него большой радостью.
…Прошло три дня. Анатолий немного обжился, успокоился.
Жизнь протекала монотонно — подъем, завтрак, прогулка, обед, ужин. На обед обычно давали щи, какую-то мясную подливу с гарниром и чай, на ужин рыба не лучших сортов, пюре и чай.
Досуг в камере не баловал разнообразием — главным развлечением был телевизор, он работал почти целые сутки, выключался только ночью, на три-четыре часа, когда не работала ни одна программа. От него уже просто болела голова. Любимыми у зеков были все передачи, связанные с криминалом, музканал, американские боевики, которые постоянно демонстрировались по НТВ.
Другим развлечением были занятия физкультурой: кто-то из сокамерников качался, отжимался, занимался гимнастикой, кто-то играл, кто-то лепил фигурки из хлеба и раскрашивал, они получались очень красивые, и невозможно было догадаться, что сделано это из обыкновенного хлеба.
Кто-то экспериментировал со своим членом: добиваясь его увеличения, загоняли под кожу вазелин. И хотя после этого член начинал гнить, это никого не останавливало. Местный камерный «лепила» (врач) сказал таким, что необходима операция. Впоследствии двоим ребятам сделали операции, которые помогли мало.
Иногда в камеру заглядывали «прикормленные» конвоиры из других корпусов. Они выполняли роль почтальонов, которые за деньги могли принести не только записку, но и письмо с воли, и даже мобильный телефон.
Расценки были следующие: бутылка водки или сигареты стоили в десятикратном размере, внеплановая передача — 50 долларов, сотовый на ночь — 150 долларов; говорили, что за 300 долларов могут обеспечить на ночь свидание с женщиной.
