Олег Фейгин - Лучи смерти. Из истории геофизического, пучкового, климатического и радиологического оружия
Вряд ли кто-то хоть раз, побывав в Подмосковье, не отмечал пленительного очарования этих мест. Но даже на фоне признанных красот среднерусских ландшафтов выделяется местность, воспетая в «Подмосковных вечерах», – Николина гора. История здешних поселений восходит еще к звенигородскому князю Андрею Васильевичу, который первым почувствовал, что «сим местам суждено великое будущее окрестностей Первопрестольной». Вдоль крутого правого берега Москвы-реки при погосте, где собирали дань пеньки, воска и меда у тамошних жителей, начал он строительство монастыря святого Николы на Песку.
Пролетело тысячелетие, и там, где княжеские дружинники вылавливали беглых холопов и татей посреди большого соснового леса, возник дачно-строительный кооператив «РАНИС», что означало его принадлежность работникам Академии наук и искусств. Так с начала 20-х гг. прошлого века пошла уже иная история николиногорских природных ландшафтов. По этой земле шагал великий пролетарский писатель Алексей Максимович Горький, что-то приговаривая и хитро улыбаясь в густые усы. Здесь собирал свои гербарии президент Академии наук ботаник Владимир Леонтьевич Комаров, по вечерам о чем-то споря за чаем со знаменитым полярником и математиком Отто Юльевичем Шмидтом. Изредка к ним присоединялись известный биолог Владимир Александрович Энгельгардт и первый нарком здравоохранения Николай Александрович Семашко. А на веранде соседней дачи раскачивался в гамаке великий Василий Иванович Качалов, слушая музицирование несравненной Антонины Васильевны Неждановой.
А в начале 1980-х гг. среди самых легендарных личностей выделялась кряжистая фигура седовласого академика, ученика самого сэра Резерфорда Петра Леонидовича Капицы. Большой любитель древней науки – перипатетики, искусства размышлять на ходу, он часто прохаживался по осенним лесным просекам или, присев на пенек в летней тени лесной прохлады, о чем-то напряженно размышлял, забыв о давно потухшей трубке. Нобелевский лауреат, обладатель многочисленных премий и памятных медалей, герой и орденоносец, казалось, не чувствовал гнета прожитых лет и с живым интересом вглядывался в окружающую жизнь. Особенно любил академик читать на свежем воздухе крытой летней веранды, наполненной смолистыми запахами ближнего соснового бора. Даже в ненастье, с накинутым на плечи настоящим шотландским пледом (все личные вещи выписывались академиком прямо из Великобритании), ученый часами покачивался в плетеном кресле, перебирая рукописи или листая книги. Здесь, на этой веранде, бывали Лев Давидович Ландау, Нильс Бор и Джон Дуглас Кокрофт, здесь отмечались юбилеи запоздалого нобелевского лауреатства и не раз звучало приветствие, написанное студентами Московского физтеха:
И был день, и была ночь. И была земля пуста и безлюдна. И не было на ней ни академии, ни институтов, ни научных работников, ни Большой Советской Энциклопедии.
Архимед родил Птолемея. Птолемей родил Галилея. Галилей родил Фарадея. Фарадей родил Резерфорда. Резерфорд родил Петра Леонидовича Капицу. И увидел великий Нильс Бор, что это хорошо!
Как-то раз академик получил очередную посылку из Туманного Альбиона, где среди научных журналов и препринтов выделялась своей яркой пестротой книга «Капица – русский атомный царь». На суперобложке были изображены атомный гриб и профиль академика. Рисунок сопровождался краткой и довольно глупой аннотацией: «Петр Капица – сын генерала старого режима. Он был любимым учеником Резерфорда, но бежал в Россию, чтобы подарить своей стране самое страшное оружие современности… Черный демон науки, от взгляда которого трепетали все, начиная от лаборанта и кончая диктатором Джозефом Сталиным».
Посмеявшись над глупостью английского борзописца, академик быстро просмотрел книжку, не удержавшись несколько раз от взрывов смеха. Чего тут только не было! А в нескольких главах действие происходило прямо на Николиной горе, где Капица будто бы устраивал костюмированные балы, принимал роковых женщин и проводил вальпургиевы пиршества. Похоже, что в этом сборнике исторических анекдотов и пасквилей ему приписали многое из того, чем занимались некоторые обитатели этих исторических мест и о чем автор «Атомного царя» имел весьма смутное представление, действуя по принципу «испорченного телефона». Может быть, до него как-то дошли смутные слухи о дачных утехах Василия Сталина, лодочных прогулках-загулах министра внутренних дел Сергея Круглова и оргиях писателя Анатолия Сафронова, набиравшегося сил для будущей борьбы с А. Солженициным и А. Сахаровым…
Отложив в сторону книгу, академик погрузился в воспоминания…
На ответственном заседании, которое проводил всесильный куратор атомного проекта Л. П. Берия, обсуждался очень непростой вопрос об организации сложнейшего производства – разделения изотопов урана. Работы в целом продвигались вполне успешно, но для внедрения промышленной технологии необходимы были некоторые дополнительные эксперименты и примерно еще полгода исследований. Эта досадная отсрочка совершенно вывела из себя Берию, уже готовившего победные реляции Хозяину – Сталину. Обладая взрывным характером, он не смог выдержать спокойного ритма аргументированного доклада и, грубо прервав выступающего, как всегда, разразился потоком площадной брани. Ученое собрание потерянно молчало, кто-то стыдливо краснел, потупив глаза, а кто-то бледнел от трудно сдерживаемых эмоций.
И тогда со своего места поднялся Капица. Берия удивленно замолк, и тут академик громогласно стал честить ближайшего слугу Хозяина в тех же самых неприличных выражениях. При этом он вполне справедливо упрекал маршала госбезопасности в полной некомпетентности, сравнивая его с дирижером без музыкального образования, не умеющего читать ноты. И напоследок посоветовал ему: «Когда разговариваешь с физиками, мать твою перемать, ты должен сам стоять по стойке смирно!»
Налившийся кровью Берия не дослушал гневную тираду академика и, не разбирая дороги, вылетел из кабинета. В гробовом молчании потрясенные ученые поспешно покидали сорванное совещание, мысленно уже прощаясь с Петром Леонидовичем. И действительно, уже на следующий день последовал приказ Сталина о снятии Капицы с поста директора основанного им Института физических проблем АН СССР. Некоторое время академик еще заведовал кафедрой в МГУ, но после того как он демонстративно проигнорировал очередной юбилей Хозяина, ему пришлось покинуть и стены университета. Лишившись даже крыши над головой (коттедж академика на территории института считался ведомственным жильем), Петр Леонидович вплоть до смерти Сталина в 1953 г. вынужден был жить на даче, фактически находясь чуть ли не под домашним арестом…
Всплывали и исчезали образы первого пуска планотрона, горящие под невидимыми лучами искры над проводами, радужно переливающиеся шары плазмоидов. Неожиданно, как живое, возникло лицо Яноша – великого Джона фон Неймана, который оживленно рассказывал о совершенно невероятных вещах и горячился из-за явного скептицизма Роберта Оппенгеймера по отношению к его мгновенным выкладкам и оценкам…
Глава 5
Лучи смерти
Если сгенерировать и передать большое количество энергии в одну точку, находящуюся, скажем, в столице враждебного государства, то можно вызвать там мощнейший взрыв. А если удастся создать достаточно компактный аппарат, позволяющий направлять сфокусированную энергию на объекты противника хотя бы в пределах прямой видимости, то у армий мира появится новейшее оружие, которое коренным образом изменит тактику ведения войны. Соответственно, кто успеет раньше, тот и будет победителем в грядущей мировой войне, которая в начале ХХ века представлялась неизбежной.
А. Первушин.Тайны забытого оружия. Один шаг до конца светаРис. 5.1. Лучевое оружие марсиан. Кадр из фильма «Война миров» (2005, режиссер Стивен Спилберг), поставленного по одноименному роману Г. Уэллса
Вообразите себе табурет, стоящий на трех блестящих суставчатых металлических ножках, высотою с многоэтажный дом, и двигающийся, перебирая этими ногами, как какой-нибудь треногий паук. Только что видели вы его вдали отклоненным слегка назад, как уже видите его метров на 100 ближе, наклоненным вперед и с двумя ножками, поднятыми на воздух для следующего шага. Вся машина шагала через лес. Медная блестящая голова, сидевшая на треножнике, повертывалась во все стороны, очевидно, что-то высматривая и руководя движением. Сзади треножника и немного ниже его головы находилась большая корзина из белых металлических прутьев, из которой, равно как из всех сочленений, периодически выскакивали клубы зеленоватого дыма. В одной из своих суставчатых лап треножник держал нечто вроде ящика, из которого вырывался луч слабого света, передвигавшегося с места на место. Вдруг луч этот упал на группу людей, на кусты и деревья, стоявшие в отдалении за этой группой, на голую землю, находившуюся под ними, – и все, на что он падал, мгновенно воспламенялось, доходя до белокалильного жара; все горело, испуская ослепительный свет…
