Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло
Так как могла бы продолжаться русская история, если бы Боголюбский поступил в соответствии с пожеланиями Карамзина? Был ли могучий потенциал у такого виртуального варианта?
Потенциал, безусловно, был…
Вспомним хронологию основания новых русских городов Долгоруким в одной лишь Ростовской земле с начала XII века… Владимир, Ярославль, Суздаль, Волок-Ламский, Москва, Углич, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польской, Торжок, Кснятин (Снитин) на реке Сула, Кострома… Всё это менее чем за полвека и только в одном регионе Русского государства!
Конечно, на новых, только осваиваемых землях всегда обустраиваются опережающими темпами, однако для того, чтобы такие темпы взять, надо иметь соответствующие материальные, человеческие, военные и культурные ресурсы, не так ли?
И Русь их имела. В то время практически все сферы общественной жизни развивались на Руси в общеевропейском русле и от европейских не отставали или почти не отставали. Киевские государи времён расцвета Киевской Руси были образованы получше европейских, а даже если после Ярослава и Мономаха кто-то был образован и не лучшим образом, то на развитии образованности и культуры общества это фатальным образом не сказывалось – работали школы, люди читали, думали, накапливали технологический опыт.
Если мы сравним общий облик, например, новгородской церкви Параскевы Пятницы, относящейся к 1207 году, и французской церкви в Паре-ле-Мониаль, относящейся к XII веку, то русская вполне выдерживает сравнение с европейской, хотя последняя и носит признаки более развитой технологии.
Крупный французский историк Шарль Пти-Дютайн (1868–1947), описывая французскую и английскую монархии X–XIII веков, задавался вопросом – а существовало ли тогда «королевство Франция»? и сам же на него отвечал, что, да, существовало, «и притом не только в канцелярских формулах, но в представлении и языке населения».
Точно это же можно и нужно сказать о Киевской Руси с той лишь разницей, что реальная власть Рюриковичей на Руси была, пожалуй, посильнее и попрочнее, чем Капетингов во Франции или Плантагенетов в Англии… Социальное же развитие было примерно одинаковым, культурное – тоже.
Авторы монографии «Русская философская мысль X–XVII веков» М.Н. Громов и Н.С. Козлов точно отметили, что христианская идеология «вырабатывает свою концепцию мироздания» и «вместо натуралистического равновесия… вводит напряжённое противостояние духа и материи». Однако на Руси эта идейная дилемма и рассматривалась иначе, и решалась иначе – менее схоластически, чем на Западе, эволюционирующем к католичеству с его расчётливым иезуитством. Недаром позднее именно на Руси возникнет противостояние ереси «жидовствующих» и учения «нестяжателей», о чём – в своём месте.
Первые университеты в Европе стали образовываться ближе к концу XII века, во времена как раз Боголюбского, – в Италии, Испании, Франции… Однако господствовали богословие, риторика, а отнюдь не прикладные знания, так что с точки зрения развития науки и техники Европа в отрыв от Руси не уходила – математика, механика развивались тогда на арабском Востоке.
В Северной Италии, хотя появление университетов там инициировали имущие городские круги, заинтересованные в развитии науки, а не риторики, университеты начинают густо расти с начала XIII века, и как раз этот век оказывается переломным и для Западной Европы, и для Руси. Только характер перелома оказался разным – на Западе кривая с 20-х – 30-х годов XIII века пошла резко вверх, а на Руси – резко вниз. Причём, как на один, так и на другой перелом повлияли внешние факторы
Что касается Руси, то это был Батыев погром…
Что касается Европы, то это были начавшиеся с 1095 года крестовые походы на арабский Восток… Фридрих Энгельс хорошо написал: «…Со времени крестовых походов промышленность колоссально развилась и вызвала к жизни массу новых механических (ткачество, часовое дело, мельницы), химических (красильное дело, металлургия, алкоголь) и физических (очки) фактов, которые доставили не только огромный материал для наблюдений, но также и совершенно иные, чем раньше, средства для экспериментирования и позволили сконструировать новые инструменты…».
Труды греческих и римских учёных сохранились главным образом на арабском языке и теперь интенсивно переводились в Западной Европе, как и труды арабских авторов, стимулируя научную и прикладную мысль.
Русь от этого источника знаний непосредственно не черпала, однако её тогдашние связи с Европой неизбежно обусловили бы обогащение этими новыми знаниями и русского общества.
Наиболее прикладные и практически важные знания – технологические, на Западе и в Византии были развиты больше, чем на Руси, здесь всё определялось наследием античности и её технологическими достижениями. Храм надо не только желать построить – надо и знать, как его построить. Рим пресловутые варвары отнюдь не уничтожали как сосредоточие знаний и умений – уничтожалась прежде всего военная мощь: войска, оборонительные сооружения… И если король вестготов Аларих I в 410 году разграбил Рим, то уже король вестготов Аларих II в 506 году ввёл законодательный кодекс «Бревиарий Алариха», основанный на римском праве. Тем более ценились знания о строительстве, выплавке и обработке металлов, крашении, изготовлении предметов быта и т. д.
Но и от технологических знаний, сохранившихся на Западе, Русь тоже не была отгорожена ни каменной стеной, ни «железным занавесом»…
Казалось бы, Карамзин был прав: если бы Боголюбский оставался в Киеве, возрождая хотя и разрушаемое распрями, но уже существующее Киевское государство, используя его потенциал для развития также новых русских земель восточнее традиционной полосы от Новгорода до Киева, то, у Руси открывались бы перспективы устойчивого роста во всех сферах жизни общества.
Однако на деле особых альтернатив ситуация Боголюбскому не предлагала… Как говорится: гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Карамзин и был представителем дворянства, и мыслил как дворянский историк, и поэтому он, хотя и осуждал былые княжеские распри, не мог осознать всю глубину их исторической преступности…
То, что творили на Руси владетельные князья, можно было, используя выражение Теккерея, назвать «ярмаркой тщеславий». В отличие от Европы, где не существовало фактора угрозы кочевников, на Руси этот фактор был, и объективно одно это должно было побуждать русских князей ко всё более возрастающему объединению. Они и объединялись против печенежской и половецкой опасности, но – лишь на время походов, а затем опять принимались за междоусобия.
Пытаться изменить их психологию Боголюбский мог. Однако, как муж, по оценке того же Карамзина «трезвый», один «из мудрейших князей российских в рассуждении политики» – второй Соломон, Боголюбский не мог не отдавать себе отчёт в том, что затея эта ничего путного не даст – в практическом отношении.
Так не вернее ли будет опереться на новых людей в новом месте, а уж укрепившись там, думать и о новой централизации из нового центра? Боголюбский вполне мог мыслить именно так, однако своекорыстными, дорвавшимся до личных уделов, негодяям до таких планов дела не было – они хотели удовлетворять свои необузданные вожделения…
Француз Шарль Пти-Дютайн писал об Англии начала XIII века, что она уже тогда представляла собой «совершенно иное зрелище, чем Франция того времени, ещё неоднородная и пёстрая». «Англия, – пояснял Пти-Дютайн, – была маленькая и имела сильное правительство, – условия благоприятные для единства».
Но что тогда говорить о Киевской Руси, по сравнению с которой даже современная Франция – малышка, не говоря уже о Франции XIII века? Хоть в Киеве, хоть во Владимире можно было иметь сколько угодно сильное правительство, да Мономах и Боголюбский его и имели, однако огромные пространства Русской земли оказывались препятствием к сохранению политического единства по мере экономического развития и роста материальных возможностей удельных князей.
Только при осознании не одиночками в правящем слое, а влиятельной прослойкой в этом слое всей важности общерусской задачи сохранения и укрепления центральной власти можно было рассчитывать на успех общерусского дела уже в XIII веке.
А этой-то прослойки и не было.
Плюс – фактор кочевой угрозы…
В Англии во времена короля Иоанна Безземельного (1167–1216) из династии Плантагенетов бароны подняли против него восстание, повсеместно поддержанное, и в 1215 году король был вынужден подписать Великую хартию вольностей.
Это был важнейший для внутреннего развития Англии акт, но каким оказалось бы это развитие уже в ближайшие сто лет, если бы Англия неким чудом была перенесена с 1215 года на место Владимиро-Суздальской земли, а Владимиро-Суздальская земля – на место Англии? И на пути полчищ Чингисхана и Батыя оказался бы не Владимир, а Лондон?
