Алексей Шишов - Казачество в 1812 году
Все искусство авангардного и арьергардного начальника состоит в том, чтобы сдержать неприятеля, не подставляя себя под удар, и заставить его потратить четыре часа, чтобы продвинуться на одно лье. Только практическим обучением достигаются такие результаты, и оно при всех обстоятельствах нужнее кавалерии, чем пехоте; нужнее авангарду и арьергарду, чем любым другим частям.
Венгерская иррегулярная конница, которую мы встречали в 1797, 1805 и 1809 годах, находилась в самом жалком состоянии. Если легкая кавалерия времен Марии-Терезии была грозной, то только благодаря хорошей организации и особенно в силу своей многочисленности. Полагать, что она превосходит гусар Вурмзера, драгун Латура и эрцгерцога Иоанна, значит составить себе ложное представление об этом деле; но никогда венгерская иррегулярная конница и казаки не составляли авангарда и арьергарда в австрийских и русских войсках, потому что, кто говорит «авангард» или «арьергард», имеет в виду маневренные части.
Русские ценят обученный полк казаков наравне с тремя необученными. В этих полках ничто не стоит внимания, кроме самого казака: он хорошо сложен, силен, ловок, сметлив, хороший кавалерист и неутомим. Он рожден на коне, вырос среди гражданских войн и на равнине представляет собой то же самое, что бедуин в пустыне, что горный житель в Альпах. Он никогда не живет в доме, не спит в постели и на заходе солнца меняет место ночлега, чтобы не проводить ночь в месте, где он мог быть замечен неприятелем…
Два мамлюка справлялись с тремя французами, потому что у них были лучшие лошади и сами они лучше ездят и лучше вооружены. У мамлюка пара пистолетов, мушкетон, карабин, шишак с забралом, кольчуга, несколько лошадей и несколько человек пешей прислуги. Но сотня французских кавалеристов не боялась сотни мамлюков; триста французов брали верх над таким же числом мамлюков, а тысяча разбивала 1500. Так сильно влияние тактики, порядка и эволюций!..
Особенность авангарда или арьергарда состоит не в наступлении и отступлении, а в маневрировании. Они должны состоять из хорошей легкой кавалерии, поддерживаемой резервом хорошей линейной кавалерии, прекрасных батальонов пехоты и хороших артиллерийских батарей. Войска эти должны быть хорошо обучены, генералы, офицеры и солдаты – одинаково хорошо знать тактику – каждый соответственно своему чину. Необученное войско производит в авангарде только беспорядок.
Признано, что в целях облегчения маневра эскадрон должен насчитывать 100 человек; три или четыре эскадрона должны состоять под начальством штаб-офицера.
…Вся кавалерия должна быть снабжена огнестрельным оружием и быть в состоянии действовать спешившись. Три тысячи человек легкой кавалерии или столько же кирасир не должны останавливаться перед 1000 человек пехоты, занимающей лес или местность, неудобную для действий кавалерии…»
Это были рассуждения великого полководца, которым гордилась, гордится и будет всегда гордиться Франция. Наполеона можно вправе считать и великим военным реформатором, поскольку именно при нем французская военная сила достигла не только удивительного совершенства, но и пика побед на полях брани. Император мог положиться на свою кавалерию, самую мощную в Европе на начало 1812 года, а вернее – до 26 августа, когда более половины ее пало на Бородинском поле.
Россия тоже обладала сильной регулярной кавалерией, но в ней преобладала легкая конница, стержнем которой являлось казачество, на обучение и снаряжение которого на войну государство почти не тратилось. Иначе говоря, такого количества подготовленной дома иррегулярной конницы в эпоху Наполеоновских войн и после них, до самого конца Первой мировой войны 1914–1918 годов, не знало ни одно государство мира.
Уже в самом начале вторжения Великой армии пришлось столкнуться с казачьей конницей, высоко боеспособной, на редкость мобильной, хорошо приспособленной к походной жизни, с осознанной бодростью духа. «Степные осы» стали безжалостным конвоем сопровождения воинства Наполеона по дорогам России от границы до Москвы и обратно. В Европу из России вышел разве что каждый седьмой из тех, кто участвовал в Русском походе Бонапарта.
Глава вторая. От Бородина до Тарутино. Арьергардные бои. Ярость маршала Мюрата. Сражение на реке Чернишне. Армейские партизанские отряды. Донское казачье ополчение.
Перед днем Бородина – днем 26 августа – русская армия в главных силах своих вышла на поле генеральной баталии Отечественной войны 1812 года и стала располагаться на позициях, назначенных 1-й и 2-й Западным армиям. Назначенные места занимали корпуса и дивизии, полки и батареи. В том, что давно ожидаемое сражение наконец-то состоится, уже никто не сомневался.
Русские арьергарды с их казачьими полками вышли на Бородинское поле последними. В день 23 августа отряд генерала К. К. Сиверса 1-го отошел к деревне Гриднево, отряд генерала П. П. Коновницына – к Колоцкому монастырю, а отряд генерала К. А. Крейца – к деревне Поповке. Они упорно сдерживали французский авангард, стремясь выиграть время для русской армии, устраивавшейся на позициях для предстоящей битвы.
В ее преддверии сильные арьергардные бои произошли у деревень Твердики, Гриднево, Поповка, Мышкино и Ерохово. Казачьим сотням не раз приходилось спешиваться и превращаться в пеших стрелков. Отходили они только по приказу свыше: французам при их большом старании никак не удавалась «сбить» казачьи заслоны с занимаемых позиций.
В тот день отличился бесстрашием и мужеством генерал-майор Иван Козьмич Краснов 1-й, которому не довелось стать участником исторической битвы на поле Бородинском. Но доля его в той славе русского оружия огромна. Накануне Бородинской генеральной баталии у Колоцкого монастыря (у деревни Гриднево) произошел арьергардный бой русской стороны, которой командовал генерал-лейтенат П. П. Коновницын.
События того дня 23 августа развивались так. В 9 часов утра авангард французской армии (40 эскадронов кавалерии, две колонны пехоты и 18 орудий) обрушил свой удар на казачий отряд генерала Н. В. Иловайского, прикрывавшего отход русской армии к Бородино. Однако тот не «выказал страха» перед превосходящими силами атакующих четырех десятков кавалерии маршала Иоахима Мюрата, которого казаки называли «Муратом».
Казаки, отбиваясь, отошли к деревне Гриднево, где находились главные силы армейского арьергарда. Здесь наполеоновцы, стремившиеся на всем протяжении пути от города-крепости Смоленска к Москве связать боем и отрезать от своих хотя бы часть кутузовских войск, встретили самый стойкий отпор.
Генерал-лейтенант П. П. Коновницын, доносил в тот день князю Багратиону: «В продолжение десяти часов сражения мы уступили неприятелю не более девяти верст, останавливаясь в пяти позциях».
Казакам под Колоцким монастырем приходилось раз за разом отбивать атаки вражеской кавалерии, находясь под артиллерийским обстрелом неприятеля. Когда 60-летний генерал-майор Краснов 1-й скакал впереди своих полков, французское ядро раздробило ему опять ту же «злочастную правую ногу», уже дважды «жестоко» израненную пулями.
Врачи вынуждены был срочно сделать раненому ампутацию ноги. Операция ему была проведена в походной палатке атамана Матвея Платова и в присутствии его старого боевого товарища. Рана оказалась смертельной, и после 14 часов мучений, на следующий день 25 августа, Иван Козьмич Краснов скончался.
…Мемуарист С. Н. Глинка, автор «Из записок о 12-м годе» рассказал о гибели прославленного донского военачальника И. К. Краснова, которому прочили блестящее будущее на полях брани, в еще не достигшей своего апогея Отечественной войне 1812 года:
«За несколько дней до битвы Бородинской убит был под Колоцким монастырем донских войск генерал-майор Иван Кузьмич Краснов первый, который, за отъездом М. И. Платова в Москву, занял место его…
За отсутствием Платова Краснов начальствовал в авангарде донскими полками на высотах Колоцкого монастыря. Жестоким огнем действовали неприятельские и русские батареи; Краснов молнией перелетал с одного крыла на другое пуд тучею пуль, картечи и ядер. Его приметили с французской батареи и направили роковой удар.
Умирающий герой, увидя внука своего, есаула Гладкова, недавно прибышего с Дона, с лаской сказал: «И ты здесь, очень рад, ты будешь мне нужен». В стенах монастыря тотчас отыскали лекаря. Но раненая нога так была раздроблена и измята, что невозможно было перевязать.
Между тем конница неприятельская усилилась с левого крыла, по малолюдству полки наши отдалялись. В то же время с ближайших батарей густо летели ядра. Надлежало спасать раненого не от смерти, а от плена. По дороге к Бородину дали отдохнуть Краснову, где, встретясь с генералом Иловайским пятым, (он) сдал ему начальство и сказал: «Отражай! Гони неприятеля, и я радостно умру!»
Немедленно препоручено было есаулу Гладкому препроводить Краснова в главную квартиру и отыскать знаменитого врача Виллие. Отнятие ноги сделано под открытым небом в присутствии Барклая де Толли и Платова, возвратившегося из Москвы. Война двигалась к Бородинским батареям. Раненый Краснов страдал и терпел. Один только раз, несколько поморщившись, сказал Гладкову, который поддерживал ему голову: «Скоро ли это кончится?» – «Скоро!» – отвечал Гладков. – «А нога где?» Внук замолчал. На окровавленном ковре перенесли Краснова в квартиру Барклая де Толли.
