Джон Лаймонд Харт - Русские агенты ЦРУ
«Генеральный штаб Министерства обороны сосредоточен в районе Арбата. Его можно взорвать с помощью маленькой двухкилотонной бомбы….[Кроме того], являясь офицером стратегической разведки, выпускником двух академий, некоторое время работавшим в штабе, я знаю самые уязвимые места. Я убежден в том, что моя точка зрения абсолютно верна, и заключается она в следующем. На случай будущей войны, за две минуты до времени начала операции [час «Ч»], все основные мишени, такие как Генеральный штаб, здания КГБ на площади Дзержинского, Центрального Комитета Коммунистической партии… должны быть уничтожены не бомбами с воздуха, а зарядами, ранее размещенными на поверхности. Подобное оружие не обязательно должно помещаться внутри самих зданий — оно может быть спрятано в многочисленных строениях, расположенных поблизости, таких как жилые дома и магазины. К примеру, возле здания КГБ находится большой гастроном. Небольшая группа диверсантов, имеющая бомбы, снабженные часовыми механизмами, должна установить их в местах, гарантирующих полное уничтожение запланированных ключевых точек… Должны быть также уничтожены все региональные военные штабы… Их легко обнаружить в каждом крупном городе. Для этого понадобится всего лишь по одной бомбе на каждый военный округ, что, в свою очередь, воспрепятствует работе мобилизационных и организационных структур, составляющих костяк армии. А это значительно понизит оборонительные возможности СССР».
Находясь в одном из таких демонических настроений, Пеньковский изрекал самые мрачные пророчества:
«Все мы знаем Советский Союз как опасного врага, стремящегося напасть на вас первым, и он сделает это… когда все будет готово… в одну ужасную ночь он это сделает!..
Когда наступит час «Ч», у вас будет всего две минуты. Все должно быть наготове, имея в виду мины мощностью две килотонны, которые могут быть размещены в небольшом чемодане (это моя собственная идея) либо сумке и оставлены поблизости от нужного здания… и пусть все взлетает на воздух. Затем, когда лидеры… верховное командование и центральные ведомства — танковые, авиационные, артиллерийские и ракетные… когда все это будет уничтожено, посмотрим, что они будут делать!..
Лучший момент для взрывов — время между 10 и 11 часами утра, поскольку весь командный состав будет на своих рабочих местах. Мы, простые смертные, начинаем работу в девять утра, однако начальство с их поздними завтраками, делами и тому подобным раньше десяти не появляется».
Здание, которое Пеньковскому особенно хотелось разрушить, это находящийся в центре Москвы Комитет государственной безопасности: «В нем семь подземных этажей, на седьмом, самом нижнем, есть камеры, в которых русских людей — выдающихся личностей, патриотов, мудрецов — отдают на съедение крысам… Там находится специальная комната со стеклянными стенами. Кого не могут сломать и кто не говорит того, что от него ждут, или не подписывает признание, помещают в эту комнату. Сквозь стену проведены гладкие пластиковые трубы, через которые пускают десятки крыс, бросающихся на человека. А они кричат ему в микрофон: “Ну что, теперь скажешь, на кого работаешь?”».
В процессе рассказа Пеньковского воображение его разыгрывалось все сильнее, описания творящихся в СССР ужасов становились все живописнее, голос звучал громче и громче. Ни на одной из записей встречавшиеся с ним сотрудники ни разу не подвергли сомнению заявления Пеньковского, возможно, потому, что у них не было на это никаких оснований. Все они являлись специалистами по Советскому Союзу и хорошо характеризовались по службе.
Двойная жизнь
В течение нескольких лет жизнь Пеньковского отличалась странной противоречивостью. Несмотря на ненависть к системе, в которой ему пришлось существовать, внешне он до самой смерти продолжал жить по ее правилам и, более того, гордился своей способностью делать это. Хорошим примером подобных взглядов является установление довольно близких отношений с человеком, бывшим некогда председателем КГБ, а позднее возглавлявшим ГРУ, — Иваном Александровичем Серовым и его семьей. Однажды, будучи в Англии, в разговоре со своими кураторами из ЦРУ Пеньковский отзывался об этом своем успехе следующим образом: «Хитроумный, блестящий ход». Основанием для подобного знакомства явился тот факт, что Главный маршал артиллерии «Варенцов был хорошим другом Серова. Некогда они служили в одном полку, потом его взял к себе Лаврентий Берия [глава госбезопасности до своего расстрела в 1953 году], где он сделал головокружительную карьеру».
Позднее, когда Серова назначили главой ГРУ, подобное знакомство оказалась весьма ценным. Не говоря уже о том, что он являлся начальником Пеньковского, а его старший сын был женат на дочери Хрущева, Екатерине. Хотя Серов был воплощением ненавистной Пеньковскому советской системы, один западный куратор записал, в частности, такой его отзыв о шефе ГРУ: «простоватый старый добряк Иван Александрович». Правда, в другом случае мнение Пеньковского о Серове оказалось гораздо менее лестным: «Он не очень умен и умеет только допрашивать, сажать в тюрьму и расстреливать».
Последнее замечание, однако, дает представление лишь об одной стороне характера Пеньковского. Посвятив немало времени на изучение его высказываний и поступков, я не мог не обратить внимания и на другую черту характера Пеньковского: он откровенно наслаждался обществом сильных мира сего и теми выгодами, которые приносила ему их дружба. Правда, если и так, то в этом не было никакого преступления, и даже находясь в самом скверном настроении, Пеньковский вынужден был признать, что Варенцов и Серов были на его стороне до последних дней. После неприятностей в Турции отношения его с Серовым ухудшились, и всё же именно шеф ГРУ был одним из тех людей, отношения с которыми культивировались Пеньковским особенно упорно — только потому (по крайней мере, как он представлял это кураторам), что находить подобное расположение людей у власти было в его интересах. Разумеется, это так и было: ценность Пеньковского как шпиона в том и заключалась, что он без труда добивался от своих высокопоставленных друзей всего, что ему было нужно. Внутренняя двойственность натуры играет в разведке главную роль.
Возьмем, к примеру, услуги, оказанные Пеньковским семье Серова. Можно ли назвать это все абсолютным притворством? По чистому совпадению жена и дочь Серова должны были посетить Лондон как раз в то время, когда там должен был находиться сам Пеньковский, поэтому Серов попросил позаботиться о них — сопровождать в магазины за покупками и предоставить в их распоряжение автомобиль. В должное время Серовы прилетели на специальном самолете, посланном за труппой ленинградского Кировского театра оперы и балета. Но, несмотря на то, что глава ГРУ лично предупредил о прибытии своей семьи телеграммой с требованием, чтобы их встретили, в советском посольстве его распоряжение почему-то проигнорировали. В аэропорту не оказалось ни машины, ни кого-либо из встречающих. Опять-таки по чистой случайности, почти в то же самое время на другом самолете в Лондон прибыл и сам Пеньковский, использовавший благоприятную ситуацию, когда он мог проявить себя во всем блеске.
Проявляя максимум любезности, он доставил дам в отель и предложил на следующий день показать город. Говорящий по-английски и к тому времени хорошо знающий Лондон Пеньковский завоевал их сердца, показал достопримечательности города, угостил за свой счет и даже пригласил в ночной клуб, где танцевал рок-н-ролл с двадцатидвухлетней Светланой. Серовы были преисполнены благодарностью еще и потому, что он вызвался доставить в Москву кое-что из их многочисленных покупок. Неудивительно, что едва Пеньковский успел вернуться, как Серов позвонил ему лично. «Вы совсем куда-то исчезли, — сказал он. — Мы хотим вас видеть».
— Когда мне явиться, товарищ генерал?
— Завтра к шести часам.
Далее Пеньковский перечислил фамилии тех, кто жил в одном доме с Серовым — многих известных советских деятелей того времени: «Все они жили в доме № 3 по улице Грановского, куда ваш покорный слуга пришел в гости! Так вот, я вошел, отдал [Серову] его рубашку и другие мелочи. Они накрыли стол. Я был единственным гостем, и все прошло очень хорошо». Тем не менее, хотя его положение вроде бы улучшилось, Пеньковский все же не слишком обольщался. Он сообщил своим кураторам: «Через два или три дня после визита к Серову меня вызвали к заместителю начальника третьего отдела ГРУ, который сказал: “Мы собираемся послать вас в Соединенные Штаты. Вы будете числиться в посольстве в ранге советника, но работать на ГРУ”. На этом разговор окончился. Что из этого выйдет, один бог знает».
Какая судьба постигла этот план, точно не известно, однако кажется вполне вероятным, что у КГБ возникли определенные подозрения, в очередной раз вызвавшие отсрочку командировки. Если так, то к тому времени положение Пеньковского, по всей видимости, уже становилось шатким. Как бы ни были обширны его связи, он не мог быть уверенным в своем будущем и никогда не чувствовал себя спокойно. Самого факта наличия дружеских отношений с Варенцовым, Серовым и другими генералами было недостаточно. Чувствуя, что иначе выжить невозможно, Пеньковский вынужден был вновь и вновь доказывать свою лояльность. В конце концов, являясь советским гражданином, он хорошо знал, какие неприятности несет в себе его происхождение. «В Москве, — рассказывал он своим кураторам, — в выездном отделе Центрального Комитета КПСС сидит настоящий ублюдок из КГБ, полковник Далуда… Именно он решает, кто поедет за границу, а кто нет. На этот раз он меня выпустил, поскольку визит был кратким и одобрен ГНТК и ГРУ. Однако они не доверяют мне долгосрочные командировки… Если бы не история с моим отцом, я мог бы надеяться на генеральское звание, но теперь этого никогда не случится».
