Игорь Атаманенко - Операция «Пророк»
Действительно, трудно представить, чтобы «ЛЕСБИЯНЫЧ», нацеленный на приобретение связей в среде партийных чиновников и генералитета и получения через них информации, интересующей его хозяев, упустил шанс познакомиться с «КОНСТАНТИНОВЫМ», выступающим в роли офицера Главного штаба ВМФ. Лучших условий для «подставы», чем участие «КОНСТАНТИНОВА» в похоронах и поминках, придумать невозможно. Его появление создаст впечатление, что он вхож в дом погибшей, имел с ней устойчивые отношения, а это само по себе уже является неплохой рекомендацией, то есть доверие, которое испытывал «ЛЕСБИЯНЫЧ» к Лане, как бы переходит на «КОНСТАНТИНОВА».
Наконец, «подстава» имеет еще одно неоспоримое преимущество: инициатива по установлению контакта полностью будет принадлежать «ЛЕСБИЯНЫЧУ», роль же «КОНСТАНТИНОВА» сведётся к пассивному выжиданию, то есть объект набивается в знакомые к агенту, а не наоборот — существенная деталь, если учесть, что «ЛЕСБИЯНЫЧ» предельно осторожен. Ведь, позвони «КОНСТАНТИНОВ» профессору и сошлись на рекомендацию покойной, трудно прогнозировать его реакцию. Лана мертва, и проверить, действительно ли она выступала в роли посредника, невозможно, что может вызвать недоверие «ЛЕСБИЯНЫЧА» к агенту: тот ли он на самом деле, за кого себя выдает, нужна ли ему медицинская консультация и т. д. Даже если «КОНСТАНТИНОВУ» удастся рассеять вероятные сомнения, то произойдет это не сразу, а время дорого!
Идея осуществить «подставу» именно на похоронах привлекала Карпова еще и тем, что агент, общаясь с объектом, сумеет увлечь его своим «положением» в Главном штабе ВМФ настолько, что тот не скоро вспомнит о возвращении домой, а это даст возможность технарям провести обыск без лишней спешки.
В общем, участие «КОНСТАНТИНОВА» в ритуальных мероприятиях представлялось Карпову тем самым «одним выстрелом, что убивает двух зайцев».
«Да, вот еще! — вспомнил генерал, подъехав к своему дому. — Сегодня же утром надо поднять архивы — не может быть, чтобы у нас ничего не было на вас, Вульф Лейбович! Почему мне это раньше в голову не пришло? Это надо было сделать еще до визита к нему… Чертова суета, о себе позаботиться некогда!»
Карпов не ошибся. И сам Вульф Шильбаум, и его отец оставили рельефный след в секретных файлах МГБ…
Глава пятая. Смотровая щель
(из личного дела №-000000 секретного сотрудника МГБ «ЦЕЛИТЕЛЬ»)
По возвращении с фронтов Великой Отечественной, молодой хирург Вульф Шильбаум быстро разобрался в мирной врачебной конъюнктуре. Понимая, что, отвоевав, народ примется рожать, он прошел специализацию и получил квалификацию хирурга-гинеколога. Оперирующие гинекологи во все времена ценились на вес золота, а в послевоенном СССР и подавно. Вскоре бесценный опыт, приобретенный во фронтовых госпиталях, орлиный глаз диагноста и золотые руки хирурга принесли Вульфу Лейбовичу широкую известность. Жены и дочери, внучки и любовницы прославленных генералов и маршалов, крупных ученых и хозяйственников, партийных и государственных чиновников стремились попасть в клинику, где священнодействовал Вульф Шильбаум. Хотя работал он не всегда в своей клинике. Зачастую доктор, идя навстречу пожеланиям своей многочисленной паствы, — пациенткам — в целях сохранения их инкогнито врачевал у себя на дому. Для этого две комнаты из четырех принадлежавшей ему и его родителям квартиры были переоборудованы в смотровой кабинет и операционную. Конвейер был запущен. Уникальные, ювелирные операции, возвращавшие многим женщинам утраченный дар деторождения, Вульф Лейбович, ничтоже сумняшеся, чередовал с производством возведенных в те годы в ранг уголовного преступления абортов.
Известно, что состоятельные люди, к которым и принадлежали пациентки Шильбаума, не пожалеют никаких денег, чтобы испытать счастье материнства. От пациенток, лишенных способности рожать, не было отбоя, впрочем, как и от тех, кто стремился избавиться от «залётного» плода. Деньги текли рекой.
Вульф Лейбович с детства отличался повышенной коммуникабельностью. С годами он стал избирательно общителен. Особым его вниманием теперь пользовались женщины, нуждавшиеся в его профессиональной помощи. Всё, что интересовало его пациенток, интересовало и Вульфа Лейбовича, а его способность со знанием дела и юмором поддерживать разговор на любую тему очень быстро завоевывала симпатии и расположение собеседниц. Незаметно для себя они в лице доктора приобретали духовника, которому можно было рассказать всё без утайки. Откровенность пациенток была ошеломляющей. Впрочем, какой она могла быть, если они допускали Шильбаума себе под юбку и глубже?! Так что, кроме денег, Вульф Лейбович в избытке получал еще и пикантную информацию о личной жизни московской партийно-государственной номенклатуры, вплоть до кремлевских небожителей, был прекрасно осведомлен о подноготной их отношений со своими внебрачными спутницами жизни.
Близость к советской элите, скорее воображаемая, чем существовавшая в реальности, создавала у тщеславного Вульфа Лейбовича иллюзию сопричастности и собственной неуязвимости. Да и как избежать чувства близости к сильным мира сего, если гинекологу из первых рук было известно, как личный секретарь генсека Поскребышев регулярно затребовал на гарнир к своим домашним банкетам, в которых участвовали кремлевские бонзы, девочек из ансамбля народного танца Игоря Моисеева. Танцовщицы после этих ночных оргий, как правило, оказывались в гинекологическом кресле домашней операционной Шильбаума. Немудрено, так как сановники из Кремля считали труппу Большого театра придворным гаремом, а нимфетки-балерины ничего не слышали о противозачаточных средствах…
Наслышан был Вульф Лейбович и об увлечении Сталиным Верой Давыдовой, исполнительницей главных ролей в спектаклях Большого, обладательницей прославленного меццо-сопрано, которую за эффектную внешность и редкую красоту собратья по ремеслу почтительно называли «Царь-бабой». Возможно, еще и потому, что она играла царскую невесту из оперы Римского-Корсакова. Пример вождя оказался заразительным, Молотов остановил свой выбор на лирическом сопрано, генералы МГБ довольствовались балеринами…
Но если знаменитая меццо-сопрано в обмен на ласки в кремлевских чертогах трижды становилась лауреатом Сталинской премии, то остальные наложницы в лучшем случае могли рассчитывать на оплаченное их повелителями абортирование в домашней клинике доктора Шильбаума.
Таковы были правила игры.
Так как приток страждущих хирургического вмешательства нарастал, встал вопрос о приглашении в надомную операционную помощника-ассистента, и лучше, чтобы им оказалась женщина, ибо Шильбаум-младший по-прежнему оставался холостяком, а его мать уже не справлялась с хлопотами по приему многочисленных визитеров, число коих всегда соразмерно водящимся в доме деньгам. В состоянии ли была пожилая женщина — мать Вульфа — в одиночку приготовить и сервировать стол, если в их дом по улице Чаплыгина беспрерывным потоком доставлялись немыслимые по тем временам осетры из Астрахани, камчатские крабы и экзотические фрукты: гранаты, хурма и фейхуа из Закавказья?!
Наконец, Вульф Лейбович после настоятельных просьб матери разыскал в одной московской больнице свою бывшую подчиненную, хирургическую сестру, с которой три года проработал во фронтовых госпиталях. Клавдия Власовна Булавкина, пережив при бомбежке Ленинграда смерть своих крошечных близняшек, гибель на фронте мужа-летчика и почти два года штрафбата, куда ушла медицинской сестрой искать смерти, охотно приняла предложение бывшего начальника.
В лице Клавы семья Шильбаумов нашла не только ассистентку и хирургическую сестру для основного добытчика денег — Вульфа Лейбовича, — но и, что важнее, — экономку и кухарку. При необходимости она беспрекословно переходила от стола кухонного к столу операционному и обратно…
* * *Знания — дороже всех сокровищ мира — так всегда считали представители тех органов, в чьи обязанности входит обладание этими самыми знаниями, что по долгу службы стоят на страже государственной безопасности и находятся в постоянном поиске источников этих самых знаний, суть — информации.
Чувство неуязвимости, возникшее в душе Вульфа Лейбовича от общения с порочными подружками сильных мира сего, оказалось мнимым и улетучилось тотчас, когда Шильбаум-младший получил вежливое, но неотвратимое приглашение в Дом на Лубянской площади.
Зима пятидесятого года. Умы генералов госбезопасности уже заражены вирусом дела врачей-убийц, но конкретный план еще не сверстан и не хватает тайных пособников в стане жидоинтеллигентных докторов. Почему бы не попробовать с Вульфом Шильбаумом, ведь он свой в среде медиков, да и папа у него — известный профессор психиатрии! А что до основы вербовки, то она благоприятная: Шильбаум-младший занимается противозаконным абортированием. Поди, уж половину Большого театра «выскоблил».
