Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей
«Они были найдены в деятельности предателей, – вспоминал военный прокурор полковник Р. Р. фон Раупах, который вел дело С. Н. Мясоедова, – и процессы об измене волной стали разливаться из Ставки после каждой крупной военной неудачи… Искусственно создавалось общее убеждение, что высший командный состав с Великим Князем Николаем Николаевичем и его начальником штаба генералом Янушкевичем во главе не могли быть ответственными за неудачи, когда их окружали измена и предательство»7. 7 (20) февраля 1915 г. под суд был отдан генерал Н. А. Епанчин8, но он удивительно быстро и энергично начал доказывать, что, выполняя приказы командования, сделал все, что возможно было сделать. Назначенный следователем генерал от инфантерии Л.-О. О. Сирелиус провел расследование, подтвердившее правоту слов обвиняемого9.
Затем в поражении был обвинен исполнительный Ф. В. Сиверс10. 27 февраля он был смещен с поста командующего 10-й армией11. Фактически ему вменялось в вину то, что он не взял на себя риск нарушить приказ штаба фронта. В высшей степени показательно, что следствие обошло своим вниманием А. П. фон Будберга – его даже не привлекли к даче показаний12. Удивляться не приходится, поскольку при таком подходе к этому делу он был не нужен: на роль козла отпущения он не годился, и не только потому, что был прав и с самого начала кризиса последовательно занимал абсолютно верную позицию. Сомнительно, что с человеком, принадлежащим к такой фамилии и обладавшим такими связями в гвардейской среде, можно было бы запросто расправиться. А. П. фон Будберга было гораздо удобнее игнорировать или вывести из игры хотя бы на время. Характерно, что сразу же после смещения руководства 10-й армии, то есть уже в начале марта 1915 г., в Петрограде стала распространяться информация о том, что А. П. фон Будберг сошел с ума13. Впрочем, какие только слухи ни ходили в столице, но все они так или иначе сводились к тому, что в штабе 10-й армии был предатель14.
Многие ожидали, что именно Ф. В. Сиверс и А. П. фон Будберг будут привлечены к суду, но вскоре о них перестали говорить15. Верховный главнокомандующий принял решение предоставить Н. В. Рузскому возможность найти виновника поражения самостоятельно. Ф. В. Сиверса при этом решили не трогать16. На роль главного злодея в шпионской истории ни командующий 10-й армией, ни начальник его штаба явно не годились. Конечно, их немецкие фамилии могли бы способствовать разжиганию страстей, но развитие этих эмоций трудно было бы контролировать. В любом случае, тень обвинения в их адрес неизбежно пала бы и на Ставку, то есть на Верховного главнокомандующего, который и назначил их на эти должности. Даже вывод об их некомпетентности угрожал репутации Николая Николаевича (младшего) и уводил внимание общества в сторону от направления, желательного для великого князя и его сторонников.
Но кто мог занять место козла отпущения, ответственного за грехи великокняжеской Ставки? На эту роль был выбран подполковник С. Н. Мясоедов. Еще до войны вокруг него был раздут скандал противниками В. А. Сухомлинова – А. И. Гучковым и А. А. Поливановым. Целью этой грязной истории являлись пропаганда «заслуг» октябристов в деле государственной обороны, дискредитация военного министра и последующая замена его А. А. Поливановым. В 1912 г. интрига провалилась, но в 1915 г. у ее создателей появился шанс добиться реванша17. Совершенно случайно С. Н. Мясоедов оказался именно в штабе 10-й армии. В начале войны он числился в отставке, но попытался сделать все возможное для того, чтобы попасть на фронт. Этот офицер хотел получить для направления на фронт рекомендацию В. А. Сухомлинова, разумеется, вполне достаточную для такого назначения18. Это было бы официальным подтверждением его невиновности, что соответствовало результатам предвоенного следствия, проведенного в 1912 г.19
29 июля (11 августа) 1914 г. С. Н. Мясоедов писал военному министру: «Ввиду наступающих дней тяжких испытаний я обращаюсь к Вам с просьбою простить мне по-христиански мои против Вас погрешения, вольные и невольные, и разрешить мне еще раз послужить Царю и Родине и дать возможность пожертвовать за них жизнью в действующей армии, а детям оставить честное имя»20. Но военный министр уклонился от активной поддержки своего бывшего подчиненного. В тот же день он ответил, что не имеет ничего против этого предложения, но следует подать соответствующее прошение в установленном порядке21. Для этого уже в августе 1914 г.
С. Н. Мясоедов обратился к генералу П. Г Курлову, акцентируя внимание на своем хорошем знании немецкого языка после многолетней службы в Вержболово, и территории Восточной Пруссии, а также прилегающих к ней районов Российской империи22. Но шеф корпуса жандармов не испытывал к нему особой симпатии (сказывалась довоенная репутация) и отказался принять его на службу23, как и те штабы, к которым он обращался с таким же предложением. Некоторое время ему пришлось командовать несколькими ротами ополчения, занятыми на работах в тылу24.
13 (26) октября С. Н. Мясоедовым как специалистом заинтересовалось командование 10-й армии. 13 (26) октября 1914 г. А. П. фон Будберг согласился взять его переводчиком в штаб армии «с возложением затем поручений по разведке». 1 (14) ноября вышел приказ об этом назначении, а 9 (22) ноября подполковник выехал из Петрограда к месту своей новой службы. Следует отметить, что за ним еще следовал шлейф человека В. А. Сухомлинова, а потому его предпочитали не держать собственно в штабе, опасаясь, что военный министр будет слишком хорошо посвящен в подробности повседневной штабной службы. С. Н. Мясоедов был отправлен поближе к фронту, в район Иоганисбурга25. Конечно, сказывалось и влияние предвоенного скандала. Никто уже и не мог точно вспомнить, в чем, собственно, состояло дело, но в разведывательном отделении армии решили на всякий случай установить за ним наблюдение, которое ничего существенного не обнаружило26.
С. Н. Мясоедов служил переводчиком при отделении контрразведки и организовывал разведывательную деятельность за линией фронта27. Среди прочего он старался использовать еще довоенные связи со старообрядцами, жившими в Восточной Пруссии и на границе с ней. Предки этих людей покинули Россию, но в начале XX в. в общинах староверов сохранили язык и этническое самосознание28. При первых же боях в пограничном районе сталкивавшиеся с ними войска имели возможность убедиться в этом29. Информационную сеть на территории противника наладить все же не удалось: предвоенные знакомые и партнеры не хотели восстанавливать контакты в условиях, когда за них можно было предстать перед военно-полевым судом. Особенно эффективными оказались налаженные набеги в тыл противника за языком, в которых принимал участие и сам С. Н. Мясоедов, допросы военнопленных и аналитическая обработка полученных данных. Впрочем, ему не всегда сопутствовал успех30.
Тем не менее служба С. Н. Мясоедова до ареста не вызывала никаких нареканий, наоборот, командование отмечало его вклад в успешность организации войсковой разведки, а также храбрость, проявленную под огнем, когда «он показывал пример и ободрял разведчиков, действовавших против более сильного составом неприятеля»31. Поначалу версия о его связях с германской разведкой основывалась на фантастических по очевидной лживости показаниях подпоручика 23-го Низовского пехотного полка Якова Павловича Кулаковского, который попал в плен во время окружения армии А. В. Самсонова и решил сотрудничать с германской разведкой32.
Немцы пошли на вербовку и якобы дали этому младшему офицеру задание подготовить убийство великого князя Николая Николаевича (младшего), уговорить коменданта Новогеоргиевска или одного из его помощников сдать крепость, а потом разжечь антирусские настроения в Польше и на Украине. Для осуществления этих мюнхгаузеновских планов Я. П. Кулаковскому был дан связной в Петрограде, каковым якобы и оказался С. Н. Мясоедов33. На первичную подготовку всех этих планов Я. П. Кулаковскому, по его словам, было дано четыре недели и определено жалованье 2 тыс. марок в месяц. Получив для переезда в Швецию немецкий паспорт, он выехал в Стокгольм, а 17 (30) декабря 1914 г. прибыл в столицу и обратился в Генеральный штаб с повинной. Начались допросы, которые поначалу вело Петроградское контрразведывательное отделение. Фамилия С. Н. Мясоедова на первых двух допросах не прозвучала34.
Контрразведывательное отделение с 1910 г. возглавлял В. А. Ерандаков. Это был способный жандармский офицер, имевший, однако, ряд отрицательных служебных и личных качеств, в том числе беспринципность и честолюбие, склонность к провокации и собственному «кланостроительству», будучи сам донским казаком он старался держать в своем отделении земляков35. В 1911–1912 гг. он соперничал с С. Н. Мясоедовым, хотя внешне поддерживал дружеские с ним отношения, которые в 1915 г. объяснил необходимостью личного за ним наблюдения36. Работа контрразведки в Петрограде с начала войны вызывала многочисленные нарекания, положение В. А. Ерандакова в начале 1915 г. стало шатким37, В. А. Сухомлинов также уже не испытывал к нему симпатий, считая его человеком «не вредным», но «не обширного ума»38. Из всех показаний Я. П. Кулаковского доверие вызвает лишь одно – то, что он заинтересовал немцев рассказами о своих связях с анархистами, к которым якобы принадлежали он и его родственники39.
