Яков Кедми - Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает
Единственное, в чем мы были согласны, несмотря на ревизионистские взгляды наиболее воинствующих активистов, – это в решении не присоединяться ни к каким партиям. Мы все опасались, что борьба за выезд евреев приобретет партийную окраску и свернет нас с принципиальных позиций на идеологические дискуссии. У меня не было политических устремлений, но среди активистов были и другие, например среди рижан было много приверженцев взглядов Владимира Жаботинского.
Одним из первых, с кем я встретился в Израиле, был Герцль Амикам – тот самый израильтянин, которого я впервые увидел в посольстве в Москве. Через Герцля я познакомился с его командиром по ЛЕХИ, Ицхаком Шамиром. Я был у него дома, он произвел на меня впечатление разумного и серьезного человека, который относится к борьбе евреев за выезд в Израиль с теплом и пониманием. Но важнее всего для меня было то, что Герцль Амикам познакомил меня с Геулой Коэн. Общение с ней оказало огромное влияние на меня, на всю мою жизнь, на мои взгляды и продолжается и до сегодняшнего дня.
Геула Коэн одного возраста с моей мамой. В то время она была сравнительно молодой и энергичной женщиной. Тогда Геула работала журналисткой в газете «Маарив». Она и раньше интересовалась проблемой выезда советских евреев в Израиль, и на нее произвели большое впечатление встречи с приехавшими в страну активистами. Она с присущим ей темпераментом присоединилась к их борьбе. Геула видела в этом прямое продолжение своей деятельности в подполье ЛЕХИ. Благодаря ее связям нам удалось встретиться со многими израильскими общественными деятелями, политиками, военными, интеллектуалами и рассказать им о положении советских евреев и о борьбе за выезд из СССР. Она познакомила меня с Шимоном Пересом, Ариэлем Шароном и другими офицерами армии, в том числе с Зеевом Альмогом.
Нам было ясно: для того чтобы разъяснить израильтянам ситуацию с евреями в СССР, только личных и кулуарных встреч недостаточно. Необходимо было добраться до средств массовой информации, однако все сообщения о новоприбывших, о положении евреев в Советском Союзе, борьбе за выезд в Израиль и о самом выезде подвергались цензуре. За соблюдение цензуры отвечал «Натив», который запрещал любые публикации на этот счет. Руководители студенческой организации Техниона услышали мою историю и связались со мной, когда я начал учиться на факультете теоретической химии. Они взяли у меня короткое интервью и напечатали его в студенческой газете. После публикации один из высших чинов «Натива» связался с председателем Израильского объединения студентов Йоной Яхавом (нынешним мэром Хайфы) и угрожал ему тюрьмой. Эта история получила широкий резонанс, и в университетах были организованы митинги студентов в поддержку советских евреев.
В борьбу с цензурой на информацию о борьбе советских евреев вступили многие общественные деятели. Среди них была Шуламит Алони, в то время депутат Кнессета от партии «Маарах». Шуламит зачитала с трибуны Кнессета одно из писем из СССР с требованием разрешить выезд в Израиль и тем самым обошла цензуру. Глава правительства Голда Меир была в ярости. Возможно, именно это стало последней каплей, которой Шуламит Алони переполнила чашу терпения Голды Меир, и на последующих выборах она оказалась на нереальном месте в списке кандидатов в Кнессет от партии. Алони вышла из «Маараха» в 1973 году и создала вместе с группой единомышленников движение РАЦ. Остальное – уже история. Таким образом, пусть косвенно, новоприбывшие из Советского Союза начали влиять на израильскую политику.
Под влиянием активистов общественное мнение начало оказывать давление на израильский истеблишмент и главу правительства Голду Меир, в результате начались изменения, правда, еще медленные и недостаточные, в отношении официального Израиля к борьбе евреев СССР за репатриацию. Были опубликованы и другие открытые письма евреев, настаивавших на своем праве выехать в Израиль. Даже Голда Меир, выступая с речью в Кнессете в ноябре 1969 года, зачитала письмо восемнадцати еврейских семей из Грузии, требовавших реализации своего права на выезд в Израиль. Для нас это было большим достижением. Впервые из Израиля, из Иерусалима, из уст главы правительства прозвучало требование разрешить выезд советских евреев. Ободренные успехом обращений и открытых писем, с одной стороны, и поддержкой Израиля в их публикации – с другой, евреи СССР начали чаще обращаться к открытой борьбе за репатриацию, взывая к помощи Израиля, еврейского народа и общественного мнения на Западе.
По инициативе Израильского объединения студентов на площади Царей Израилевых (ныне площадь Рабина) была организована демонстрация в поддержку борьбы советских евреев. Глава правительства Голда Меир согласилась на ней выступить, но при одном условии: на трибуне не должно быть Яши Казакова, и он не должен получить слово. По-видимому, это было реакцией на мою критику в адрес СССР и политики «тихой дипломатии» правительства Израиля, которую я высказывал неоднократно во время различных встреч и в интервью.
Тот факт, что меня, как и других активистов, требовавших изменений в политике, поддерживали такие люди, как Геула Коэн, Менахем Бегин и Ицхак Шамир, лишь обострил недовольство нами израильского истеблишмента. Когда организаторы демонстрации, смущаясь, сообщили мне об условии Голды, я ответил, что не вижу никакой проблемы для себя. Намного важнее, чтобы премьер-министр приняла участие в демонстрации и выступила с речью. Ведь, в сущности, цель была достигнута: было организовано первое крупное, почти официальное мероприятие в поддержку советских евреев и их выезда в Израиль. На демонстрацию я не пришел.
13
Геула Коэн решила взять у меня интервью и опубликовать его в «Маарив». Мы встречались несколько раз, после чего текст интервью отправили на цензуру. Это было необходимо, поскольку речь шла о выезде в Израиль. Работник «Натива», проверявший текст, разрешил опубликовать только несколько предложений, из которых было совершенно непонятно, где, с кем и о чем идет разговор. Геула встретилась с Голдой Меир, и после тяжелого разговора с угрозами обратиться в Высший суд справедливости Голда разрешила опубликовать текст почти целиком. Интервью было напечатано в двух субботних номерах на двух газетных разворотах. Впервые перед израильским читателем предстала картина, о которой он не имел понятия. Вдруг оказалось, что идет репатриация из СССР и советские евреи, несмотря ни на что, приезжают в Израиль. В интервью содержалась критика действий правительства Израиля в то время: чрезмерный оппортунизм, недостаточная поддержка борьбы за выезд евреев СССР и неготовность к открытой борьбе за выезд и к поддержке этой борьбы.
Тем временем образовалась группа израильтян-старожилов, в основном ветераны ЛЕХИ и ЭЦЕЛЬ, среди них, с одной стороны, Ицхак Шамир, Геула Коэн, Герцль Амикам, а с другой – видные активисты Дов Шперлинг и Лея Словина. Шперлинг был осужден в конце 50-х за «антисоветскую деятельность». В то время все евреи, которых арестовывали за сионизм, проходили по этой статье. Группа поставила себе целью помогать советским евреям в их борьбе, снабжая их пропагандистскими материалами и распространяя информацию об их деятельности в израильской и мировой прессе. Это было не единственное объединение такого рода, возникшее на фоне бездействия государственных органов и весьма ограниченного взаимодействия властей с уже прибывшими в Израиль активистами. Такого рода группы обычно действовали самостоятельно, то конкурируя между собой, то время от времени сотрудничая. Личные интересы и старые счеты между бывшими активистами не способствовали тесному взаимодействию и успеху общего дела. Я не был вовлечен в конфликты между ними, в том числе и потому, что почти не был знаком с этими людьми до приезда в Израиль и не принимал участия в их деятельности в СССР. Не входя ни в одну из этих групп, я, тем не менее, был готов сотрудничать со всеми, кто поддерживал борьбу евреев Советского Союза.
Геула Коэн организовала нам с Довом Шперлингом встречу с довольно богатым американским евреем Бернардом (Берни) Дойчем. Мы, основываясь на своем опыте, рассказали ему о борьбе советских евреев за выезд. Наш рассказ произвел сильное впечатление на Дойча, и он заявил, что необходимо обязательно донести эту информацию до американских евреев. Посоветовавшись с Геулой Коэн, он предложил перевести на английский ее интервью со мной, напечатанное в «Маариве», чтобы распространить его в США. В конце 1969 года Геула сообщила мне, что Дойч готов организовать для нас (Геула, Шперлинг и я) серию встреч в США, чтобы мы могли рассказать американцам – евреям и неевреям, о сионистской борьбе в СССР. Сама идея такой встречи была для того времени новой и необычной, я немедленно согласился.
Одной из причин поддержки инициативы Геулы было то, что мои родители в конце лета 1969 года решили выехать в Израиль. Они пришли к довольно логичному с их стороны выводу, что в Советском Союзе у них нет будущего. В особенности у их детей, моего младшего брата и моей сестры, которые тогда еще учились в школе. Я с радостью послал им необходимый вызов. Получив вызов от сына – прямого родственника, как того требовал закон, мой отец пошел подавать заявление в ОВИР. В телефонном разговоре я попросил отца пойти к начальнику ОВИРа, передать ему от меня привет и сказать ему слово в слово, что, если ему дороги честь и положение его страны, которой он служит, я советую ему не повторять ошибку, которую допустили в отношении меня, и разрешить моей семье выехать. Тем не менее, моя семья получила ничем не мотивированный отказ. В этом случае я видел прекрасный пример лживости советской пропаганды и политики – мои родители просят разрешения выехать в Израиль, а им необоснованно отказывают, несмотря на то что их сын проживает в Израиле. Это был живой пример, опровергающий заявления Советского руководства, что не чинятся препятствия тем, кто хочет выехать из Советского Союза.
