Евгений Примаков - Очерки истории российской внешней разведки. Том 2
Хозяина белой собачки быстро разыскали, узнали его адрес, произвели обыск. Именно он и оказался руководителем «центра», связанным с резидентом английской разведки в России Дюксом.
Для Артузова разоблачение «национального центра» стало, пожалуй, первым предметным уроком того, что в России не существовало сколько-нибудь крупной контрреволюционной организации, которая так или иначе не сотрудничала бы со спецслужбами стран Антанты.
Внешне Артузов был не очень приметным человеком: невысокого роста, с крупной головой, широкоплечий, с бородкой и подстриженными усами. В черной косоворотке, подпоясанной солдатским ремнем, он производил впечатление пережившего ссылку народовольца. Обильная проседь в волосах делала Артузова старше его лет. Но внутренняя сила, достоинство и обаяние Артузова привлекали к нему людей.
«Характер у Артура Христиановича был ровный и, можно сказать, легкий, — вспоминал о нем один из его товарищей по работе. — Конечно, иногда он бывал в плохом настроении, но никогда не переносил его на людей, соприкасавшихся с ним в эти моменты по работе. Артузов всегда был вежлив и корректен. Умел терпеливо, а большей частью доброжелательно выслушивать собеседника. Всегда смотрел людям прямо в глаза, взгляд его выражал любопытство и интерес к собеседнику. Рассказчиком, лектором он был исключительно интересным. Обладал правильной и грамотной русской речью, сдобренной теплым юмором».
Но были случаи, когда и он не мог сдержать гнева. Известно, что в ходе операции «Трест» один из помощников Артузова попросил английского агента Сиднея Рейли оказать этой «организации» финансовую помощь. Тот в ответ заявил, что в России есть огромные художественные ценности, которые можно выгодно продать и пополнить кассу «Треста». У Артура Христиановича, который «исполнял» роль лидера вымышленной монархической организации, по рассказам очевидцев, побелело лицо и сжались кулаки. Но, совладав с собой, Артузов спокойно спросил: «Не могли бы вы, господин Рейли, письменно перечислить российские художественные ценности, которые представили бы для вас интерес?» Самоуверенный Рейли спокойно взял листок бумаги и, немного подумав, написал:
1. Офорты знаменитых голландских и французских мастеров, прежде всего Рембрандта.
2. Гравюры французских и английских мастеров XVIII века с не-обрезанными краями. Миниатюры XVIII и начала XIX века.
3. Монеты античные, золотые, четкой чеканки.
4. Итальянские и фламандские примитивы.
5. Шедевры великих мастеров голландской, исландской, итальянской школ.
Получив этот список, Артур Христианович долго не мог спрятать его в карман: у него от ярости тряслись руки…
Но самыми, пожалуй, замечательными чертами Артузова были его кристальная честность и необычайная совестливость. Он искренне переживал чужие неудачи, нередко приписывал их своей «недоработке», «неумению» своевременно разобраться в ситуации и разглядеть негативные последствия того или иного события. Когда один из «героев» операции «Трест», чекист Стауниц-Опперпут, вызвался довести до границы с Финляндией известную террористку Захарченко-Щульц, а вместо этого, подхватив ее чемодан, быстро скрылся в кустах на финской территории, Артузов при докладе об этом чрезвычайном происшествии руководству ОГПУ взял вину на себя, пояснив, что «не проявил» в отношении Стауниц-Опперпута «революционной чекистской бдительности». Много лет спустя, незадолго до своего ареста, Артур Христианович собственноручно в письме своему палачу Ежову напишет такие строки: «Вы не знаете, конечно, что заветы Дзержинского — не лгать, не прятать своей вины — я никогда не нарушал. Он приучил меня к тому, что при провалах ругать нужно только за то, что недоделано, скрыто работником…»
Судебный процесс, инспирированный в 1930 году против так называемой «Промпартии», высветил еще одну черту характера Артузова — политическую смелость. Будучи одним из участников суда над видными представителями старой, дореволюционной технической интеллигенции, Артур Христианович уловил фальшь и преднамеренную подтасовку фактов со стороны обвинения. Он поставил в известность об этом руководство ОГПУ и был тут же одернут Ягодой: «Не суйтесь не в свое дело!» — гласила резолюция на докладной записке Артузова.
Направляя Артузова в 1935 году на работу в Разведуправление РККА, Сталин преследовал две цели: взять под неусыпный контроль чекистов работу военной разведки и улучшить «производственные показатели» этого важнейшего подразделения Генерального штаба Красной Армии. Артузов, хорошо знакомый Сталину по работе во внешней контрразведке и разведке, был, по мнению вождя, подходящей фигурой для выполнения таких задач.
Артузов не без колебаний принял новое назначение. Он понимал, что военные разведчики с большой осторожностью воспримут приход к ним «человека с Лубянки», к тому же «прихватившего» с собой (с разрешения Сталина) около 30 чекистов, разведчиков-профессио-налов. И Артузов, увы, не ошибся в своих опасениях. Несколько месяцев спустя после начала работы в Разведупре он почувствовал неладное. Его, заместителя начальника, перестали приглашать на оперативные совещания руководства Разведупра. Постепенно отвели от текущей работы в подотчетных ему ранее двух подразделениях, стали налагать неоправданно серьезные взыскания на бывших чекистов, которых Артузов привел с собой. Пытаясь исправить положение, Артур Христианович со свойственной ему прямотой обратился с личным письмом к начальнику Разведупра С.П. Урицкому.
«Я думаю, что Вы изменили свое отношение к пришедшим со мной товарищам, Семен Петрович, — писал Артузов. — Для чего? Не пойму. Не хочу думать, что и Вас коснулась волна некоторых нездоровых настроений среди многих Ваших товарищей к чекистам… Но я думаю, что я привел в Разведупр неплохой народ. Ему не хватает военной школы, у него много недостатков, но он полезен для разведки и не надо от нас избавляться».
Артур Христианович назвал лишь следствие сложившейся вокруг него неблагоприятной ситуации. О подлинных причинах ее он даже и не подозревал. А они, эти причины, были отнюдь не «объективного», «производственного» характера, а чисто субъективными. Прочитав адресованный Секретарю ЦК ВКП(б) Сталину и наркому обороны Союза ССР Ворошилову «Доклад зам. нач. IV Управления Штаба РККА Артузова о состоянии агентурной работы Управления и мерах по ее улучшению», последний вызвал к себе начальника Разведупра.
— Какими проблемами занимается у вас Артузов? — строго спросил нарком. Урицкий пояснил, хотя Ворошилов и так был прекрасно осведомлен о деятельности Артура Христиановича.
— А почему не вы, а он дает оценку деятельности Разведуправления Красной Армии? — продолжал Ворошилов.
Урицкий пожал плечами.
— Чтобы это было в последний раз! — резко отрубил нарком обороны.
— Слушаюсь! — прозвучало в ответ… Артузов был уволен из Разведупра, затем отстранен от дел в Иностранном отделе НКВД и арестован по ложному, стандартному в то время «обвинению» в шпионаже. Надеждам на то, что с приходом к руководству органами госбезопасности Ежова «восторжествует справедливость», не суждено было сбыться.
Перед лицом почти неизбежной гибели Артузов пытался сохранить самообладание и дать собственную оценку происходящему. В письме Ежову он написал:
«Глубоко понял, как должен быть недоволен мной и возмущен Сталин. Он послал меня в Разведуправление Генштаба исправлять работу. Особенно тяжело сознание, что я подвел его перед военными, ведь он надеялся, что я буду его глазом в РУ».
Это было предпоследнее послание Артузова. Последней стала неоконченная записка, написанная в тюремной камере собственной кровью:
«Гражданин следователь! Привожу доказательства, что я не шпион. Если бы я был немецкий шпион, то позаботился получить через немцев транзитный документ для отъезда за границу…» Записка обрывается. За Артузовым пришли.
7. Сполохи на Дону и Кубани
В первые полтора десятка лет, когда службу советской внешней разведки возглавляли Давтян, Трилиссер и Артузов, перед ней в качестве основной стояла задача пресечь попытки зарубежной российской контрреволюции восстановить прежние порядки и свои позиции в России.
Выполнение этой задачи могло быть успешным только при условии тесного взаимодействия контрразведки с закордонной разведкой ОГПУ.
В ряде последующих очерков читатель познакомится с наиболее яркими эпизодами ожесточенной борьбы двух сторон в разных регионах Республики Советов.
После поражения Добровольческой армии, остатки которой бежали в Крым, затем в Константинополь, Деникин принял решение оставить пост главнокомандующего вооруженными силами Юга России и навсегда покинуть пределы России. Вскоре за Деникиным последовал и Врангель.
