Петр Головачев - Каратели
Далее. Это был самый отдаленный район от Брянска, на границе со Смоленской областью. Нужно знать специфику работы того времени. Нагрузка очень большая. У каждого оперработника в производстве имелось до 10 и более розыскных, следственных и других дел. Под «опекой» каждого имелось много населенных пунктов, и они тоже требовали своего внимания.
Транспорта — никакого, в лучшем случае, лошаденка, если ее удастся выпросить у председателя колхоза. Поэтому в первую очередь делалось то, что не терпело отлагательства. До розыскных дел не всегда доходили руки. Что греха таить, оперработники иногда старались, под разными предлогами, сдать дело в архив.
В 1978 году, когда обстановка более или менее стабилизировались, Центр дал указание — пересмотреть розыскные дела, сданные в архив за последние 10 лет. Дела, фигуранты которых могли представлять оперативную ценность и перспективу, из архива надо было «поднять», еще раз изучить их и активизировать розыск.
Таких дел было отобрано несколько. Указанием предписывалось в контрразведывательных подразделениях выделить оперативников, имеющих опыт работы по розыску. Сосредоточить их усилия только на розыскной работе. В Управлении эта ноша пала на автора, а также на другого опытного работника — Г.К Чернышова.
Приняв в производство поднятое из архива розыскное дело на Костю, я тщательно проанализировал все имеющиеся сведения, составил план. Включил в него, прежде всего, те вопросы, проверка которых когда-то была упущена или проведена неполно. В частности, были данные, что Костя проживал какое-то время на квартире у местной женщины И., но никто из этой семьи не был опрошен. Хозяйка к тому времени умерла. Установили ее дочь.
В 1943 г. ей было 16 лет. Она производила впечатление серьезной женщины. В беседе Анна, назовем ее так, заявила, что хорошо помнит Костю. Она симпатизировала ему. Вот, что она рассказала: «Это был приятный, культурный молодой парень. Он говорил, что ему тогда было 20 лет, он был среднего роста, темно-русый. Звали его Измеев, возможно, Змеев Константин. Полицейские его называли Новиков Леонид, а также Новиков Константин. Для меня он был Измеев Костя. Он мне доверял и сам говорил, что в лагере изменил фамилию, но я не добивалась подробностей. По национальности был татарин, но выглядел внешне как русский. До войны жил в Москве, где-то у Курского вокзала, в семье были братья. С восхищением рассказывал о метро, упоминал какие-то «ворота». Хвастался, что видел знаменитого летчика Чкалова и якобы даже дружил с его сыном. Мне это, деревенской девушке, никогда не выезжавшей далее райцентра, очень импонировало. О его делах в полиции не расспрашивала, меня это не интересовало. На вооружении Костя имел короткую винтовку, позже у него появился наган».
При подходе к селу советских войск, Костя уехал с полицейскими в сторону Рославля. Из сослуживцев Анна назвала только односельчан Зуева и других уже известных, о судьбе их ничего не знает. С Анной был установлен оперативный контакт. Позже она использовалась в оперативных мероприятиях с выездом в другие области.
О получении на Костю новых данных была направлена ориентировка в Москву. Готовился выезд в столицу оперработника для работы в архивах. Оперработник планировал осмотреть документы передовых частей 5-й армии, списки полевых военкоматов, если они сохранились. Надо было сделать также привязку полученных данных на «местности», побеседовать с сыном В. Чкалова.
Еще до поездки в Москву мы тщательно изучили район Курского вокзала. Улица Чкалова, Покровский бульвар («ворота»), станция метро Курская были рядом. Интуиция подсказывала — он бывал где-то здесь рядом, тут «горячо». Теперь надо было искать архивные домовые книги, старожилов и т. п.
Версия с сыном Валерия Павловича ничего не дала. Игорь Валерьевич заявил, что друзей, сходных с разыскиваемым, у него не было среди его довоенных знакомых. Надо было проверить, когда заселилась на улицу Чкалова семья летчика и где проживала до этого. Но это уже было делом техники. Рассчитывали все упущенные детали выяснить в личном разговоре с Игорем Валерьевичем.
А пока розыск продолжался. Тут подоспел сигнал, что в г. Енакиево живет очень сходное с Костей лицо. Туда выезжал оперработник с начальником следственного отделения Т.В. Оньковым и опознавателем Анной. К сожалению, она его не опознала.
Теперь оставались архивы в Москве. Начали с архива Московской области в Подольске. Оперработник неоднократно и раньше посещал этот архив. Там сложились хорошие деловые отношения с руководством. По просьбе Центра и с разрешения руководства архива был получен доступ в хранилища — в порядке исключения, но с соблюдением установленных правил пользования документами. Это значительно экономило время.
Что такое Подольский архив Московской области? Это целый городок, территория бывшего Подольского военного училища. Помните курсантов, оборонявших Москву в 1941 году? Они почти все погибли, защищая столицу.
Документы по каждой теме, родам войск хранятся в разных хранилищах, в каждом отделе свое начальство. Процедура получения документов сложная и длительная. Заявка в читательском зале, ожидание, когда доставят документы из хранилища и т. д. А в 16.00 документы уже надо сдавать. Короче, мне удалось избежать этих трудностей. Работал я вместе с архивариусами рука об руку.
В отделе персональных потерь солдат и сержантов меня в первую очередь интересовала картотека на букву «И». Понятно, компьютеров в то время еще не было. Оказалось, что только Измеевых-Змеевых значилось 120+158 человек. Работать, как было сказано, пришлось вручную, то есть путем осмотра каждой карточки. А еще оставались Новиковы…
Уже был составлен примерный портрет разыскиваемого. Исходя из этого, производился отбор сходных лиц. Таковых набралось около 20 человек.
Вечером в гостинице, там же, на территории архива, я анализировал дневную работу. Так вышел на лицо, заслуживающее особого внимания. Интуиция подсказывала: что-то тут есть. В карточке значилось: «Измеев Абдулбяр, 1922 г.р., уроженец Чувашской АССР, татарин. В 1941 г. призван в Советскую армию Калининским РВК г. Москвы. Служил в отдельном штрафном батальоне 65А. Погиб 25 октября 1943 г. в районе г. Чаусы БССР. Похоронен: д. Дзяды, на правом берегу реки Проня. Домашний адрес родителей: Москва, Лялин переулок, 6, кв.29». Неужели такая удача! Но, как говорится, пишется легко, а не все так просто.
Следует сказать, что в материалах розыска были сведения на некоего Дробного, который тоже служил в штрафном батальоне 65А. Дела под рукой не было, но фамилия запомнилась. Уже просто по наитию посмотрел, нет ли там Дробного. И был шокирован! Дробний оказался единственным с такой фамилией! Меня поразило, что он тоже был убит и похоронен в д. Дзяды.
Похоронен ли? Еще не наведя даже элементарных справок, понял, что этой «сладкой парочкой» следует заняться особо, надо проверить и подтвердить смерть.
Работа в Подольске подходила к концу. Я поспешил в Москву. Не терпелось поработать в Калининском РВК и по дому в Лялином переулке. Но постепенно мой пыл стал остывать. В РВК мне сказали, что никаких довоенных документов у них нет и где они, неизвестно.
В Москве нужный дом, к слову, недалеко от Курского вокзала, нашелся. Это был пятиэтажный красавец старой постройки. Но в нем оказалось всего 28 квартир. Никто из обитателей дома не знал Измеевых, а также о существовании в их доме квартиры номер 29. Прямо какая-то мистика. Что-то тут был не то, надо было искать дальше. Была уже твердая уверенность, что мы идем верным путем.
В ЖЭКе удалось выяснить, что до 50-х годов в полуподвальном этаже была квартира № 29. Сейчас там «красный уголок». Довоенные домовые книги сданы в архив, куда — неизвестно. Дом неоднократно переходил из одного ЖЭКа в другой, соответственно передавались и книги. О поиске нужного ЖЭКа можно написать еще одну повесть. Это было «хождение по мукам».
Но после долгих поисков, наконец — удача. В очередной конторе, в безобразном состоянии, в куче изорванных домовых книг, обнаружился нужный том. Первых листов не было вовсе. К счастью, тот, где была перечислена вся большая семья Измеевых, сохранился. Все они были прописаны в квартире № 29. В их числе был и наш «усопший» герой. По адресному бюро значились только жены старшего и младшего братьев. Родители умерли.
Первой навестил, под благовидным предлогом, старшую невестку. Пожилая женщина на все вопросы отвечала «нет». Сейчас, при демократии, и вовсе бы дверь не открыла, спряталась бы за железной решеткой. Тогда было проще.
Жена младшего брата, назовем ее Фюрюза, оказалась полной противоположностью. Внешне привлекательная татарка, со следами былой красоты, была общительна, но не болтлива.
Выложив ей свою легенду, я был удивлен. Она заявила, что ждала моего визита. Невестка ей уже звонила, хотя до этого несколько лет они не общались даже по телефону. Та советовала Фюрюзе помалкивать: «Она у нас всегда была скрытная». Хозяйка угостила чаем, разговорились.
