Яков Кедми - Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает
Было не ясно, что произойдет в России после Ельцина. Ясно было, что его прогнившая власть приходит к концу, то ли его уберут, то ли он сам исчезнет по причине здоровья. В 1996 году он стоял на пороге почти верной смерти. Были многочисленные и разнообразные варианты, какова может быть власть после Ельцина. Продолжался процесс усиления и увеличения активности прокоммунистических сил советского толка, националистических и даже неофашистских сил. С российским фашизмом мы были хорошо знакомы. Я анализировал это явление еще в 70-х годах. Мы не знали, куда может покатиться Россия – к власти коммунистов старого типа, к власти коммунистов нового типа, к новой диктатуре, к власти националистов или к религиозно-националистической власти. И вообще, останется ли Россия единым государством или распадется. Мне было ясно, что, пока ситуация не прояснится и не стабилизируется, будет существовать необходимость в «Нативе», и для оценки и анализа, и с точки зрения уникальных оперативных способностей службы.
После прихода В. Путина к власти начался процесс стабилизации как власти, так и государства. В создавшейся ситуации исчезли угрозы и опасности и для евреев России, и для их выезда в Израиль. После того как власть в России стабилизировалась в течение 2000 года, необходимо было заново и серьезно рассмотреть суть существования «Натива» – есть ли разница между условиями евреев на постсоветском пространстве и в других странах мира. Еврейская проблема и проблема выезда в Израиль перестали быть государственной проблемой в России. Государственный антисемитизм и дискриминация евреев прекратились, и явления антисемитизма почти исчезли. Положение и статус евреев улучшились и возросли, достигнув небывалого для других стран уровня, может быть, кроме Соединенных Штатов сегодня.
Я вспоминаю случай с Жириновским. Барух Гур, который руководил работой Еврейского Агентства в бывшем СССР, как-то позвонил мне и спросил, посылали ли мы вызов Жириновскому. Я проверил и ответил утвердительно. Он спросил, сам ли Жириновский просил вызов. Я ответил, что не он просил вызов из Израиля и что ему было выслано два вызова. Я добавил, что в нашем компьютере много разных имен, среди них имя Брежнева, в отношении которого кто-то сообщил, что он просит вызов из Израиля. Поскольку информация обрабатывалась автоматически, то среди сотен тысяч вызовов и Брежневу был выслан вызов. Через пару дней газеты России и Израиля запестрели заголовками, что, согласно информации Еврейского Агентства, Жириновский просил вызов для выезда в Израиль. Все это происходило в разгар выборов в России и выглядело так дешево и так мерзко, почти в стиле советской пропаганды. Да, Жириновский наполовину еврей (его отец еврей). Ну и что? Пользоваться его еврейством в рамках политической борьбы, да еще с помощью израильской структуры? Я видел в этом унизительный парадокс. Не мы должны пользоваться еврейским происхождением, чтобы навредить политическому престижу кого бы то ни было, независимо от его политических взглядов. Это просто неприлично ни для еврейского государства и ни для еврейских организаций. Но еврейское происхождение нисколько не повредило ни престижу Жириновского, ни поддержке его населением России, что может служить признаком зрелости населения и вызвать только уважение к народу. Также и еврейские корни Ю. Андропова не помешали ему стоять во главе Советского Союза, а Е. Примакову быть премьер-министром России. Открываются и развиваются все новые возможности для возрождения еврейской культуры, для развития культурных и религиозных связей со всем миром. И те причины, которые были основанием для деятельности «Натива» до 2000 года, сегодня просто неактуальны.
63
После того как я заявил о своей отставке, я вернул машину и отказался от положенного мне дополнительного 9-месячного отпуска, потому что, будучи в отпуске, я не имел права давать интервью журналистам. Моей целью было довести до сведения общества все, что я знаю о Беньямине Нетаньяху, который пытался во все накаляющейся предвыборной борьбе остаться на своем посту еще одну каденцию. Свое мнение о нем, еще в процессе службы, я не раз высказывал своим домашним и нескольким наиболее близким друзьям. Я говорил им, что Нетаньяху в качестве главы правительства представляет опасность для государства. Он страдает поспешным принятием решений, неспособностью выдерживать давление, и все это может привести к тому, что при судьбоносной проблеме его решение может привести к катастрофе. Я считал, что мой гражданский долг не позволяет мне молчать.
Подтверждением ходу мысли и принятия решения Нетаньяху может служить история с покушением на Машаля. Я не имею в виду проведение операции сотрудниками Моссада, это профессиональный вопрос, и я не собираюсь в него углубляться. Я имею в виду само разрешение главы правительства на проведение подобной операции, которое свидетельствует о полном непонимании, легкомыслии и авантюризме того, кому вверена судьба страны. И впоследствии было достаточно примеров убедиться в его недостаточном здравомыслии, непростительной легкости его выступлений, в которых он раскрывает государственные секреты, если ему кажется, что это пойдет ему на пользу, что происходит с поразительной частотой и вызывает тревогу.
Как я уже говорил, шла предвыборная кампания, и я выступил в поддержку Эхуда Барака. Признаю, что в результате всего пережитого нами вместе у меня особое отношение к Эхуду. Тяжелейшие пережитые вместе моменты, чрезвычайно волнующие, вызвали особое отношение, что и естественно. Однако в первой беседе после моего решения поддержать его я сказал Эхуду, что я поддержу его не в память нашей армейской и боевой дружбы и не из-за наших особых и сложных отношений, а только по одной причине: по сравнению с Нетаньяху он более подходит на пост премьер-министра. Я добавил, что это не постоянное и абсолютное решение и я всегда буду судить о нем по сравнению с альтернативой. И если альтернатива Бараку будет более подходящей, я поддержу ее без колебаний.
Еще во время службы, за несколько месяцев до выборов, выйдя после заседания одной из комиссий, я проходил через буфет Кнессета. Там я заметил Эхуда Барака, сидящего за столом с группой его партийных товарищей. Я поздоровался с ним. Из сидящих за столом почти никто не знал меня. И тут Эхуд спросил меня: «Скажи мне, почему ты не присоединяешься ко мне?» Слегка удивившись такому вопросу, я ответил ему: «Ты же меня хорошо знаешь. Дай сам ответ, почему». Барак посмотрел мне в глаза и медленно произнес: «Со мной, в эту партию, ты не пойдешь». Сидящие за столом удивленно наблюдали за нашим разговором, не понимая, кто это разговаривает таким образом с их партийным руководителем. Я с улыбкой сказал: «Ну и отлично. Вот видишь, ты сам знаешь ответ». В этом и была моя точка зрения, я хотел, чтобы Барак стал главой правительства, но я не видел в Рабочей партии и в ее тогдашнем состоянии партию, к которой я хотел бы или считал возможным присоединиться.
Я никогда не присоединялся ни к одной партии, ни к Херуту, несмотря на большую близость к ее идеологии, и не к Тхии хотя и был солидарен с ее партийными лозунгами при основании этой партии. Оппортунизм и лицемерие, царящие в партиях, мешали мне. Я видел поведение М. Бегина и его партийных соратников, когда они были у власти и после того, как М. Бегин сошел с политической арены. Мой первый перелом в отношении к партии Тхия возник, когда партия присоединилась к правительству, и портфель, который она попросила, был портфель министра науки. Я был хорошо знаком с Ювалем Нейманом и очень уважал его. Но при всем уважении к науке и к научным талантам и успехам Юваля Неймана не мог смириться с тем, что партия, провозгласившая лозунг «Во имя народа и страны», предпочла не заниматься основными и важнейшими проблемами. К примеру, она не попросила портфель министра абсорбции новоприбывших. Также и в партии Херут не захотели Министерства абсорбции. Молодежь, надежда партии, Рони Мило и Дан Меридор, с которыми я был знаком многие годы и надеялся, что они займут ключевые позиции, предпочли другие, технические министерства. Министерство экологии оказалось для них более почетным, более важным, чем Министерство абсорбции. И так получилось, что в правительстве Израиля национального толка, во главе с Ицхаком Шамиром, дорогим и честнейшим, как в личном, так и в политическом плане, человеком, преданность которого еврейскому народу и Стране Израиля была безгранична, Министерство абсорбции было передано партии, которую я не буду называть антисионистской, но определенно не сионистской, – ШАС. Никто из «великих сионистов» не захотел этого министерства!
Партия ШАС, принципы которой, основы и методы управления и принятия решений я категорически отвергаю, – это партия, свято преданная своим принципам. И ее представитель, Ицхак Перец, человек далекий и от проблемы выезда в Израиль, и от новоприбывших и менталитета приезжающих в то время, оказался хорошим министром абсорбции. Он действительно пытался глубже понять проблемы и решить их. Он был на сто процентов министром абсорбции, который пытался превратить это министерство в более эффективное. Но он также и пробовал, не так грубо, как другие, проводить в нем и свою идеологию. В его каденцию в качестве министра абсорбции, так же как и во времена Якова Цура и Яира Цабана, в министерстве царил человечный подход к новоприбывшим, в отличие от их последователей, даже если они и были из числа самих новоприбывших.