Фрэнсис Сондерс - ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны
Но усилия Джоссельсона по спасению агентов Конгресса от дискредитирующих обвинений были обречены на неудачу. Теперь дыра была больше, чем лодка. Если раньше на регулярных дневных приёмах в Лондоне, Париже и Нью-Йорке в течение многих лет циркулировали лишь неопределённые слухи, то теперь они начинали превращаться в реальные факты. Позже Мэри Маккарти говорила своему биографу Кэролу Брайтману, что приблизительно в 1964 году Джоссельсон перехватил её письмо для «Нью-Йорк Таймс», в котором она отстаивала независимость журналов Конгресса, «потому что он знал, что это неправда». Он сказал: «Перестань, дорогая. Забудь это». Почему же Управление не оставило Конгресс в покое, а продолжало держать его под колпаком? Конгресс, который сам был способен в полной мере заботиться о себе и о своих собственных органах? Что это - спесь или тщеславие, что вдохновляло то злополучное решение цепляться за Конгресс, когда сам Джоссельсон умолял о независимости? По словам Дианы Джоссельсон, «они за него держались... потому что это был один из их немногих успехов. Но они должны были его отпустить, если действительно заботились о целостности Конгресса» [961]. Но у секретной операции есть и бюрократическая составляющая, которую трудно сломать. В течение двух десятилетий работа сотрудников ЦРУ обуславливалась проектной системой, которая поощряла расширение, а не сокращение. Управление, придавая чрезмерное значение развитию слоноподобной всемирной тайной инфраструктуры, не заметило, что риск вскрытия такой системы увеличивался по экспоненте. «Это - единственная страна в мире, которая не признаёт тот факт, что некоторые вещи лучше, если они меньше» [962], - прокомментировал позже Том Брейден.
«Никто, конечно, как предполагалось, не знал, откуда финансировался Конгресс, - утверждал Джейсон Эпштейн. - Но к середине 1960-х тот, кто не знал этого, был глупцом. Все знали. В то время директор Фонда Фарфилда [Джек Томпсон] был моим хорошим другом, и я поспорил бы с ним и сказал бы: «О, давай не будем, Джек, какой смысл притворяться?». А он бы ответил: «О нет, нет, нет. Это совершенно не так. Мы - независимое образование и ничего не имеем общего с ЦРУ» [963]. Однажды, обедая со Спендером, Эпштейн заметил: «Стивен, я думаю, что за всё платит Центральное разведывательное управление США, а вам не сказали, и вы должны выяснить прямо сейчас, что же происходит». Спендер ответил: «Я выясню, я собираюсь поговорить с Джеком Томпсоном и узнать прямо сейчас, правда ли то, что вы мне говорите». Некоторое время спустя Стивен позвонил Эпштейну и сказал: «Ну, я действительно поговорил с Джеком, и он ответил мне, что это не так, и я думаю, что это неправда». «Так всё и пошло, - заметил Эпштейн позже. - Никто не хотел признавать, что финансирование действительно было. Но я думаю, что все всё знали, но никто не хотел ничего говорить» [964].
Спендер отслеживал слухи как минимум с 1964 года. Письмо от Джона Томпсона Спендеру, датированное 25 мая 1964 года (за три месяца до разоблачений Пэтмана), в котором Томпсон отклонил как смешное утверждение, что Фонд Фарфилда был прикрытием для американского правительства [965], является доказательством этого. Два года спустя Спендер написал письмо Юнки Флейшману, в котором поднял тот же самый вопрос о финансировании. Агент ЦРУ и директор фонда Фарфилда Фрэнк Платт переслал письмо Спендера Джоссельсону с примечанием на конверте: «Сожалею, что это письмо к Юнки добиралось до вас так долго, но оно дошло». Только после того как письмо Спендера было просмотрено ЦРУ, Флейшман добавил собственные яркие опровержения в письме к Спендеру: «Конечно, так как здесь участвует Фонд Фарфилда, мы никогда не принимали никакого финансирования ни от какого правительственного учреждения» [966]. Это было, конечно, грубым обманом.
Согласно истории, рассказанной Мэри Маккарти, Спендер когда-то услышал экстраординарное признание от Николая Набокова. Маккарти утверждала, что сам Спендер ей рассказал об этом случае: однажды, когда он ехал в такси с Набоковым, внезапно тот повернулся к нему и просто всё ему выложил, а затем выскочил из такси. «Это была история уже из вторых рук, переданная мне от Мэри, - признала биограф Маккарти Кэрол Брайтман. - Но вы можете вообразить себе, как это произошло. Вы можете предположить, что такие инциденты, как этот, происходят десятки раз, снова и снова. И это, должно быть, являлось своего рода шуткой» [967]. «Я думаю, что Набоков надул Стивена с самого начала» [968], - позже уточнила Наташа Спендер. Конечно, Спендер знала о слухах с 1964 года и даже раньше, как показал подсчёт Воллхейма.
Тем не менее Спендер поставил свою подпись под именами Кристола и Ласки в письме, направленном в «Нью-Йорк Таймс» и датированном 10 мая 1966 года, в котором утверждалось: «Мы не знаем ни о каких «непрямых» пожертвованиях... мы - сами себе хозяева и не являемся частью чьей-либо пропаганды, отстаивали независимость Конгресса за свободу культуры в защите писателей и художников как на Востоке, так и на Западе против преступлений всех правительств, включая и США» [969]. Неофициально Спендер не был уверен, что всё это было правдой. «Я должен был быть раздражён отголосками всех ваших разговоров, которые я слышу со всех сторон по всему миру, - позже был обязан написать Джоссельсон. - Статья «Нью-Йорк Таймс», вероятно, ваша любимая тема для разговоров в эти дни, и вы поднимаете её со всеми, с кем говорите, и более того, кажется, добровольно предлагаете своё согласие с утверждением «Нью-Йорк Таймс» [относительно поддержки ЦРУ «Инкаунтера»] без какого-либо доказательства» [970].
За неделю до того как письмо Кристола-Ласки-Спендера было опубликовано, из Парижа в Нью-Йорк прилетел Джон Хант. Он отправился прямо в Принстон, где встретился с Робертом Оппенгеймером, чтобы обсудить заявления «Нью-Йорк Таймс» и спросить, есть л и ещё какой-нибудь способ, чтобы он и ряд других людей согласились поставить своё имя под письмом, свидетельствуя о независимости Конгресса. Оппенгеймер был рад угодить. Стюарт Хемпшир, который также находился в Принстоне, позже вспоминал, что «Оппенгеймер был удивлён моим удивлением и поражён моим расстройством от разоблачений, сделанных в «Нью-Йорк Таймс». Да, я был расстроен. Были люди, которые оказались в ужасном положении. Оппенгеймер не был удивлён, потому что он сам был наполовину в таком же положении. Он всё хорошо знал. Он был частью аппарата. Я не думаю, что это доставляло ему моральные страдания. Если вы проимперски настроенный человек, какими были американцы в то время, вы не сильно думаете о том, правильно это или нет. Это похоже на британцев в XIX веке. Вы просто делаете это» [971].
Письмо ушло в «Нью-Йорк Таймс» 4 мая и было опубликовано 9 мая, буквально за день до письма Спендера - Ласки - Кристола. В письме, под которым стояли подписи Кеннета Гэлбрайта, Джорджа Кеннана, Роберта Оппенгеймера и Артура Шлезингера, утверждалось, что «Конгресс... был полностью свободным органом, который отвечал только на пожелания его членов, сотрудников и на решения его Исполнительного комитета» [972]. Но в письме связь с ЦРУ явно не отрицалась, что вынудило Дуайта Макдональда дать комментарий: «Был дан уклончивый ответ, не ложь, но и не решение проблемы» [973]. Шлезингер позже утверждал, что письмо было его идеей, и он связался с Оппенгеймером и другими, чтобы попросить их о сотрудничестве. Однако, учитывая временные рамки, текст письма был согласован с Хантом прежде, чем оно покинуло Оппенгеймера.
Только несколько человек смогли распознать эту хитрость. Ангус Камерон (Angus Cameron), редактор Говарда Фаста в «Литлл Браун», который ушёл в отставку в знак протеста, когда фирма отклонила книгу «Спартак» в 1949 году, прокомментировал: «Вообще говоря, я думаю о либералах как о людях, которые поддерживают существование истеблишмента, по мелочам критикуя его со стороны, и которые всегда могут положиться на поддержку этого истеблишмента, когда наступает решающий момент. Артур Шлезингер - классический пример либерала» [974]. Бумаги в собственных архивах Шлезингера также свидетельствуют об этом. Он был источником информации, консультантом (возможно, даже платным), другом, коллегой Фрэнка Уизнера, Аллена Даллеса и Корда Мейера. Он переписывался с ними больше двух десятилетий на темы Американского комитета за свободу культуры, «Инкаунтера», пастернаковского «Доктора Живаго» и многие другие. Он даже помогал ЦРУ организовывать освещение тем, которые оно хотело «подсветить», договариваясь в одном случае, по предположению Корда Мейера, что он, Шлезингер, предложит редактору итальянского журнала «публиковать ряд статей по проблеме гражданских свобод в советской системе как дополнение к статьям по статусу гражданских свобод в США» [975]. И кто же должен был сомневаться в честности Шлезингера, члена «кухонного кабинета Кеннеди» (группы влиятельных советников из числа друзей президента Кеннеди. - Прим. ред.)?
