Василий Окулов - Явка до востребования
Часов в 6–7 вечера в купе Картье-Брессона пришел Константин Симонов. Я был там же. Завязалась живая беседа. Симонов интересовался работами Картье-Брессона, тот с удовольствием показывал ему свои альбомы, делился планами на будущее.
На остановках мы выходили гулять, а потом Симонов пригласил всех поужинать в вагоне-ресторане.
За столом Симонов проявил большой интерес к жизни во Франции, поделился и своими впечатлениями о пребывании в Париже, о встречах с французскими писателями, своими родственниками Оболенскими, жившими в Ницце. Ночью писатели вышли в Минске, а мы благополучно доехали до Бреста. Вечером я сел в тот же поезд, чтобы вернуться в Москву.
С Картье-Брессоном я неоднократно встречался в Париже. Как-то, получив из издательства прекрасно изданный альбом «Москва», он принес мне десяток экземпляров для моей начальницы. Она позвонила мне через несколько дней: «Альбом получила. Мне не понравился снимок на странице №… Выразите фотографу мое неудовольствие». Что же задело её эстетический вкус или патриотические чувства? Открываю страницу, на которой помещена «неугодившая» фотография. На снимке красивый многоэтажный дом, какими застроена большая часть Ленинградского проспекта, а к нему притулился маленький деревянный домик в три окошечка, чистенький, аккуратный, с резными наличниками и белыми занавесками.
При очередном посещении Картье-Брессоном посольства я положил перед ним альбом, раскрыв его на той странице, где был снимок. Увидев его, Картье-Брсссон сказал: «Этот снимок я считаю одним из самых удачных. Ничего не надо подписывать, ничего не надо объяснять. Сразу видно, какой Москва была, какой она стала». И когда Кислова позвонила мне по другому делу, я передал ей фразу, сказанную Картье-Брессоном по поводу этого снимка. В ответ услышал вопрос: «Он так сказал?» «Да», — ответил я. Инцидент был исчерпан.
За время стажировки в ВОКСе я уяснил, чем мне придется заниматься в Париже по линии этой организации, приобрел много знакомых, как из числа советских граждан, занимающихся культурными связями с Францией, так и среди французов. С некоторыми из них установились добрые отношения, что мне очень помогло в первые месяцы пребывания во французской столице.
Подобранное мне прикрытие давало широкие возможности для заведения связей в кругах деятелей культуры, искусства, среди ученых и других категорий французов, иностранных дипломатов. Но у него был один недостаток: референту положен служебный паспорт. А это значит, что моей фамилии не будет в списке дипломатического корпуса и это резко ограничит мои возможности для установления контактов и связей в кругах, интересующих и ВОКС, и разведку.
С этими мыслями я и пришел к своим начальникам и кадровикам. И сразу понял, что хлопотать за меня они не будут: свое дело они сделали, должность нашли и к командировке подготовили. Тогда я пришел к заместителю председателя правления ВОКС по кадрам Н.В. Визжилину и сказал: «Какое-то время мне предстоит одному представлять ВОКС во Франции. Для этого мне надо иметь соответствующий статус, то есть дипломатический паспорт. Иначе я буду лишен возможности общаться с руководителями Ассоциации, среди которых депутаты и генералы, крупные ученые и политические деятели». Николай Васильевич понял не только это, но и то, что дипломатический паспорт мне еще больше необходим для работы но линии разведки. Он тут же позвонил в МИД СССР и, объяснив ситуацию, попросил выписать мне дипломатический паспорт. Так с помощью хорошего делового человека я сделал себя дипломатом, чем удивил и своего начальника, и кадровиков.
20 декабря 1954 года мы выехали во Францию.
Глава вторая
ФРАНЦИЯ
1. РУССКОЕ «ОСВОЕНИЕ» ФРАНЦИИ
Вот она, Франция, о которой много читали, много слышали хорошего и плохого, но никогда её не видели! Какая она? Как она нас встретит?
Во Франции, помимо французов (83 %), из коренных народов проживают бретонцы, эльзасцы, корсиканцы, баски и каталонцы, лотарингцы (всех, вместе взятых — 10 %), а также более 5 млн иностранцев-иммигрантов. (По последним сведениям, сейчас во Франции проживает 63 млн человек, в том числе около 500 тыс. выходцев из стран бывшего СССР.)
За период с 1946 по 1974 год прирост населения Франции составил 12 млн человек. Из них 2,4 млн — иммигрантов. Это немцы, итальянцы, чехи, поляки и десятки, если не сотни, тысяч русских. Не случайно, видно, демографы считают, что в крови каждого восьмого, если не шестого, француза есть доля славянской крови. А это значит, что, работая во Франции, неминуемо придётся встречаться с этническими русскими и их потомками.
А что мне известно о русской диаспоре во Франции, кроме того, что там в былые времена скрывались от преследований полиции русские революционеры, а после революции 1917 года обосновались белоэмигранты — враги Советского государства? Их, по данным Нансеновского комитета, в 20-е годы прошлого века там проживало 400 тысяч человек. По другим источникам — вдвое больше.
Русская эмиграция во Франции до начала XIX века была малочисленной, и сведений о ней не так уж много. Но хорошо известно, что первыми русскими эмигрантами — «эмигрантами поневоле» — стали в конце 40-х годов XI века киевская княжна Анна Ярославна, вышедшая замуж за французского короля Генриха I, ее свита, прислуга и две сотни лично отобранных Ярославом Мудрым для охраны дочери русоволосых молодых воинов, одетых в белые и розовые кафтаны.
Мало сведений и о связях России с Францией в последующие — XII–XVII века. И это понятно: контакты были редкими из-за обособленности Руси от европейских стран, татаро-монгольского нашествия и феодальной раздробленности страны. Но, хоть и редко, но были. Например, в 1518 году великий князь московский Василий III и французский король Франциск I впервые обменялись дипломатическими посланиями. А Борис Годунов после отказа светских и духовных бояр создать в России университет направлял гуда на учёбу боярских детей.
Много позже, в 40-х годах ХVII века (Тридцатилетняя война), добрую память о себе оставили во Франции запорожские казаки, воевавшие, в соответствии с договором, заключённым между принцем Конде и Богданом Хмельницким, на стороне Франции против испанских Габсбургов. И какая-то часть из них (раненые, больные, вступившие в брак с француженками) осталась там. В последующие годы Россия и Франция обменивались лишь редкими посольствами.
Первым официальным представителем России в Париже был (1702–1710) дворянин Пётр Васильевич Постников — агент без определённых функций и дипломатического ранга. Его задача сводилась к переводам и обнародованию, сведений о победах, одержанных Петром над шведами. В 1705 и 1706 годах в Париж с дипломатической миссией ездил родственник и сподвижник Петра дипломат Андрей Артамонович Матвеев. Его принял король в Версале. В 1711–1712 годах Россию во Франции представлял секретарь Волков Григорий Иванович.
Активные связи между Францией и Россией начались после посещения Парижа весной Петром I в 1717 году. В то время перед Россией стояла важная внешнеполитическая проблема: не дать Англии создать антирусскую коалицию. Для этого надо было найти в Европе союзников в борьбе против Швеции и Англии. Кроме Пруссии союзницей России могла стать в ту пору только Франция. И чтобы предотвратить ее сближение с Англией, Пётр решил лично вести переговоры с регентом малолетнего короля Людовика XV — герцогом Шартрским Филиппом Орлеанским.
После подписания Амстердамского договора в Париже появился новый дипломатический представитель России — полномочный министр Г.Х. Шлейниц, переведенный туда из Ганновера. Но Петр не слишком доверял иностранцу и вскоре направил туда гвардейского поручика графа П.И. Мусина-Пушкина, который должен был действовать «тайно от Шлейница».
После визита Петра в Париж на Руси появилась мода путешествовать во Францию. И продолжалась она ровно два столетия до 1917 года. С этого времени поездки за границу по частным делам (отдых, лечение, учёба и пр.) советским гражданам были ограничены. Они ездили туда лишь с разрешения ЦК ВКП (б) и только «по казенной надобности». «Мода ездить в Париж» возродилась в России через 70 с лишним лет — в «годы демократии».
После разгрома войск Наполеона русская армия во главе с Александром 131 марта 1814 года торжественно прошла по Елисейским Полям. Через три месяца Александр покинул Париж, а Русский оккупационный корпус под командованием М.С. Воронцова находился там вплоть до 1818 года. И кому-то из его солдат и офицеров понравился климат страны, кому-то — республиканский строй, а кто-то обзавелся там семьёй, и они не вернулись на родину. Их потомков (с фамилиями Добрынин, Клюквин и др.) я встречал среди «коренных», как они говорили, парижан в конце 50-х годов прошлого века.
В начале XIX века в Париже появились политические эмигранты. В 1817 году туда вынужден был уехать попавший в опалу московский губернатор Ф.В. Ростопчин. Через несколько лет он вернулся в Россию, а дочь Софья, вышедшая замуж за графа де Сепора, осталась во Франции, где стала известной писательницей. У нее было 4 сына и 4 дочери. И до сих пор живут в Париже их потомки под французскими фамилиями, но с приставкой «Ростопчин».
