Рафаил Мельников - "Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917)
Всем, кто болеет за честь флота и хочет узнать корни преследовавших его злоключений, должны быть поиятиы та легкость, с которой великий князь в свое время решил судьбу броненосца "Ростислав". Тогда 17 ноября 1893 г. он, вопреки убедительным доводам многих специалистов (включая и участвовавшего в обсуждении проекта С.О. Макарова) о необходимости предусмотреть в вооружении корабля 305-мм пушки, "признал полезным" (так августейшую резолюцию передавал тогдашний Управляющий Морским министерством Н.М. Чихачев) ограничиться 254-мм калибром. С теми же легкостью и простотой сыграл великий князь свою роль и в выборе в пользу проекта А. Лаганя. Хроника же тех роковых дней, когда было предрешено фатальное – на несколько месяцев, а может быть, и до года – запоздание русской программы, а с ней и развязывание войны японцами, – умещается в пяти датах. 2 июня, чтобы застолбить явление французского проекта и продвинуть его перед проектом Балтийского завода, в тесном сообществе постоянных функционеров МТК был составлен весьма немногословный, но исключительный по насыщенности недоговоренностями и закулисным предварительным согласованием документ.
Предметом рассмотрения были представленные директором общества "Форж и Шантье" г. Лаганем (при письме от 26 мая на имя председателя МТК) "три эскизных чертежа броненосца в 12900 т водоизмещения, общего бокового вида с верхней палубой, палуб и миделевого сечения, спецификация броненосца и расчеты грузов его". Свидетельством заблаговременной разработки проекта и оставшихся "за кадром" обстоятельных предварительных переговоров было признание протокола о том, что проект составлен г. Лаганем "по сообщенной ему программе, утвержденной Управляющим Морским министерством, но с предложенным г. Лаганем оригинальным бронированием преимущественно в подводной части корпуса". Сущность и преимущества этой оригинальности не раскрывались (они, видимо, были рассмотрены за кулисами), сравнений (хотя бы в краткой табличной форме) с зарубежными аналогами не приводилось. Проект Балтийского завода также не упоминался.
Этим умолчанием определенно подтверждался характер того глубоко законспирированного сговора, в который чины Морского министерства вступили с А. Лаганем, может быть, даже ранее, чем с Ч. Крампом. В первом документе, сохранившемся в деле о постройке "Цесаревича", российский представитель фирмы "Форж и Шантье" (фигура, возможно, подставная) Альфред Юльевич Тами 6 мая 1898 г. извещал председателя МТК о предстоящем 11 мая прибытии в Петербург "главного строителя и управляющего Тулонскими верфями общества" г. Лаганя, который и представит составленный им проект броненосца в 12700 т и крейсера в 6000 т. "по предложенным министерству программам". Во всей своей загадочности явно повторялась история с появлением в Петербурге Ч. Крампа. И понятно, что без чьего-то влияния (во Франции им мог быть адъютант великого князя капитан 1 ранга А.М. Абаза; 1853-1917) дело обойтись не могло. Происходило оно словно по сценарию заказа Ч. Крампа, но, по-видимому, еще более конспирированно. Известно лишь, что 18 мая в кабинете председателя МТК (с участием В.П. Верховского) состоялось обсуждение проекта А. Лаганя, что 20 мая И.М. Диков передал в ГУКиС "программу" проектирования французской фирмой броненосца водоизмещением 12900 т "на предмет заказа" его этой фирме, а 26 мая А. Лагань уже передавал в МТК проект, исправленный по ранее полученным замечаниям. Весь этот процесс, подобно громаде айсберга, оставался внешне невидимым, а журнальные постановления № 62 от 2 июня составили лишь верхнюю часть айсберга. И целью его составления было предание легального характера остававшейся по- прежнему конспиративной сделке.
Признав удовлетворительным расчет статей нагрузки, МТК их проверку откладывал до получения подробного проекта. В целом же представленные материалы признавались вполне отвечающими требованиям "программы" МТК, и проект одобрялся "для руководства при разработке окончательных чертежей, подробной спецификации и всех необходимых вычислений". Изложенное представлялось Управляющему Морским министерством. Так почти беззвучно, под легкий скрип пера, которым по заранее сделанной карандашом разметке подписывались под журналом участники заседания, совершалось громоподобное по своим последствиям событие, которым на многие годы предрешалось и опрокидывалось развитие отечественного судостроения, флота и империи.
Нетрудно видеть, что при всей внешней безобидности документа, предназначенного как будто бы лишь ни к чему не обязывающей предварительной экспертизе проекта, он в действительности играл роль прикрытия скрытно подготовленного в стенах МТК и уже предрешенного великокняжеского выбора. И фирма была настолько в этом выборе уверена, что не затрудняла себя даже обязательством применить требуемую МТК броню Круппа. При согласии же МТК удовлетвориться броней, применяемой во французском флоте, фирма была готова подписать контракт немедленно. Ведь ей, как говорят факты, ничего не стоило повторить тип броненосца, "Жоригюберри", который и был ближайшим аналогом и прототипом предлагаемого проекта.
Неготовность применить броню Круппа уже должна была исключить фирму из числа возможных претендентов на заказ. Но в том-то и дело, что никакого конкурса объявлено не было (ибо тогда явились бы и другие европейские претенденты), а был элементарный сговор бюрократии с купившим ее подрядчиком. Сговоры такого рода, подменяющие открытый конкурс, почти неуязвимы для разоблачений, и совершающие их чиновники высших рангов всегда уходят от ответственности. А потому и совершившаяся вскоре сделка с фирмой "Форж и Шантье" с фантастически длинным 42-месячным сроком постройки, как и последовавший вскоре, несмотря на объявленный конкурс, заказ на родине вдовствующей императрицы тихоходного крейсера "Боярин" (!), не могли привлечь внимания государственного контроля.
Путь к сделке был открыт, и уже на следующий день – 3 июня, получив из МТК формальное одобрение проекта, начальник ГМШ Ф.К. Авелан, замещавший Управляющего Морским министерством, на журнале № 62 наложил резолюцию: "Доложить его высочеству". Показательно, что все это время проект Балтийского завода в четырех вариантах четверых его конструкторов, доложенный тому же Ф.К. Авелану, оставался под спудом (или на более тайном заседании, вовсе не оставившем никаких следов, был МТК уже отвергнут). О нем в документах тех дней не упоминалось, и похоже, были предприняты все меры к тому, чтобы на Балтийский завод о совершившемся за его спиной бюрократическом сговоре не проникло никаких сведений. Всплыть проект завода должен был лишь по завершении сделки и ее обнародовании как совершившегося законного (по воле генерал-адмирала) решения.
Так и было сделано. Как остававшийся в МТК все еще не рассмотренным проект Балтийского завода и, наоборот, уже одобренный журналом № 62 проект A. Лаганя был 6 июня доложен (подробности доклада и ход обсуждения неизвестны) генерал-адмиралу. В тот же день на журнале № 62 появилась дополнительная подпись главного инженера кораблестроения Н.Е. Кутейникова, передававшая резолюцию Ф.К. Авелана (он, очевидно, и делал доклад). Адресованная главному управлению кораблестроения и снабжения, она гласила: "Его высочество одобрил этот проект и приказал заказать постройку этого броненосца теперь же обществу "Forges et Chantiers de la Mediterranee" и выговорить в контракте доставление детальных чертежей по корпусу и механизмам для постройки таких же типов на наших адмиралтействах".
Бывали и прежде случаи заимствования иностранных проектов, случались и прямые заказы кораблей за границей. Начиная с Петра Великого, эта традиция была весьма устойчивой. Лишь изредка (броненосные крейсера, брустверный монитор, поповки) случались в ней перерывы. Но не было еще того, чтобы корабли ведущего ударного типа – эскадренные броненосцы целых серий, да еще в критический для страны момент (и при наличии собственных полноценных типов) ориентировались на иностранный образец. Но для великого князя, привыкшего Францию и Париж считать своим родным домом и уже успевшего в разное время в этом своем отечестве заказать крейсера "Адмирал Корнилов" (1887 г.), "Светлана" (1896 г.), "Баян" (1900 г.) и целое семейство разномастных миноносцев, интересы русского судостроения и флота давно уже стали абстрактными понятиями. И если с князя, "посаженного помещиком" на морское ведомство, прямо говоря, лишь "для кормления", взятки были гладки, то совсем непростительна роль органов коллективного разума – ГМШ, МТК и единственного мыслителя в ГУКиС — B.П. Верховского. Все они свой угодливой готовностью одобрили чуждый и даже вредоносной в сложившихся обстоятельствах проект.
МТК предавал почти 40-летние традиции отечественного броненосного судостроения, сделал бессмысленным труд Балтийского завода по разработке проектов броненосца новой программы, пустил под откос все возможности реализации, координации и объединения опыта броненосцев предшествовавших типов "Князь Потемкин-Таврический", "Пересвет" и близкого к ним броненосца фирмы Ч. Крампа "Ретвизан". Вместо логического завершения эволюции типа отечественного эскадренного броненосца на рубеже веков русское судостроение обязывалось теперь зачеркнуть свой прошлый опыт и с "чистого листа" по французскому образцу начать отсчет своей истории заново. Оказывалось необходимым осваивать совершенно чуждый конструктивный, проектный и технологический опыт, приноравливаться к чужим нормам и правилам.
