Роман Светлов - Войны античного мира: Походы Пирра
Прежде чем приступить к описанию политической системы, по которой управлялась из Рима объединенная Италия, мы должны еще обозреть положение морских держав в IV и V вв. Борьба из-за владычества в западных морях велась в ту пору в сущности между Сиракузами и Карфагеном, и, несмотря на значительные успехи, которые были временно достигнуты на море Дионисием (348–389), Агафоклом (437–465) и Пирром (476–478), перевес остался в конце концов на стороне Карфагена, а Сиракузы все более и более спускались на ступень морской державы второго разряда. Этрурия уже совершенно утратила свое значение морской державы; прежде принадлежавший этрускам остров Корсика поступил если не совершенно во владение карфагенян, то в зависимость от их морского могущества. Тарент, когда-то игравший некоторую роль, утратил всякое значение после занятия города римлянами. Храбрые массалиоты еще держались на своем узком водном пространстве, но не принимали серьезного участия в том, что делалось на омывающих Италию морях. Остальные приморские города едва ли стоили того, чтобы обращать на них серьезное внимание. И Рим не избег такой же участи; на его собственных водах также господствовал чужеземный флот. Однако он с древних пор был приморским городом и в эпоху своей цветущей молодости никогда не изменял своим старым традициям до такой степени, чтобы вовсе не заботиться о своем военном флоте, и никогда не был так безрассуден, чтобы довольствоваться ролью только континентальной державы. Лациум доставлял для судостроения великолепный лес, далеко превосходивший своими достоинствами знаменитые леса нижней Италии, и уже из постоянного существования в Риме доков ясно видно, что там никогда не отказывались от намерения иметь свой собственный флот. Однако во время опасных кризисов, вызванных в Риме изгнанием царей, внутренними раздорами в среде римско-латинского союза и неудачными войнами против этрусков и кельтов, римляне не могли сильно интересоваться тем, что делалось на Средиземном море, а при постоянно усиливавшемся стремлении римской политики к завоеванию италийского континента морские силы римлян пришли и совершенный упадок. До самого конца IV века вовсе не (шло речи о латинских военных кораблях, за исключением того случая, когда на римском корабле был отправлен в Дельфы жертвенный дар из добычи, захваченной в Вейях (360). Правда, анциаты все еще вели свою торговлю на военных судах, а при случае занимались и морскими разбоями, так что захваченный около 415 г. Тимолеонтом «тирренский корсар» Постумий легко мог быть родом анциат; но Анциум едва ли считался в то время морской державой, и даже если бы считался, то при тогдашних отношениях Анциума к Риму это вовсе не послужило бы на пользу римлян. До какого упадка дошли около 400 г. морские силы римлян, видно из того факта, что греческий, и как можно догадываться, именно сицилийско-греческий военный флот опустошал в 405 г. берега Лациума, между тем как толпы кельтов в то же время собирали контрибуцию с внутренних латинских стран. Через год после того (406), и без сомнения под непосредственным влиянием этих печальных событий, римская община и карфагенские финикийцы заключили от своего имени и от имени подвластных им союзников договор о торговле и мореплавании; это самый древний римский документ, содержание которого дошло до нас, хотя, конечно, только в греческом переводе[104].
По этому договору римляне обязывались не плавать в водах «Красивого мыса» (Cap Bon) у берегов Ливии, иначе как в случае крайней необходимости; зато они получили наравне с туземцами право свободно заниматься торговлей в Сицилии в пределах карфагенского владычества, а в Африке и в Сардинии по меньшей мере право продавать свои товары по цене, установленной при участии карфагенских должностных лиц и при поручительстве карфагенской общины. Карфагенянам, как кажется, было предоставлено право свободной торговли во всяком случае в Риме, а быть может и во всем Лациуме, но только с обязательством не обижать подвластных Риму латинских общин; в случае если бы они появились на латинской территории в качестве врагов, не оставаться там на ночлег, т. е. не распространять морских разбоев на внутренние страны и сверх того не строить на латинской территории крепостей. Вероятно, к тому же времени относится ранее упомянутый договор между Римом и Тарентом, о времени заключения которого известно только то, что он состоялся задолго до 472 г; по этому договору римляне обязались — за какое вознаграждение со стороны Тарента, не сказано — не плавать в водах к востоку от Лакинского мыса; этим вполне запирался для них доступ в восточный бассейн Средиземного моря. Это были такие же тяжелые поражения, как и поражение при Аллии; по-видимому, так смотрел на них и римский сенат, который воспользовался с большой энергией благоприятным для Рима оборотом дел в Италии, наступившим вскоре после заключения унизительных договоров с Карфагеном и с Тарентом, и поспешил улучшить стесненное положение римлян в отношении мореплавания. Самые значительные приморские города были населены римскими колонистами, а именно: гавань церитов Пирги, колонизация которой, по всей вероятности, относится к этому времени; на западном берегу Лнциум в 415 г; Таррацина в 421 г.; остров Понция в 441 г.; а так как в Ардее и в Цирцеях уже ранее были поселены колонисты, то оказывается, что все значительные приморские города на территории рутулов и вольсков сделались латинскими, или гражданскими, колониями; кроме того, были населены колонистами на территории аврунков Минтурны и Синузсса в 459 г, на луканской территории Пестум и Коза в 481 г. и на адриатическом побережье Sena Gallica и Castrum Novum около 471 г, Аримин в 486 г.; сюда же следует отнести и занятие Брундизия, состоявшееся тотчас вслед за окончанием войны с Пирром. В большей части этих мест, пользовавшихся правами гражданских, или приморских, колоний[105], молодежь была освобождена от службы в легионах и была обязана только охранять берега. В то же время было оказано вполне обдуманное предпочтение нижнеиталийским грекам перед их сабелльскими соседями, а именно значительным общинам — Неаполю, Регию, Локрам, Фуриям, Гераклее, которые на тех же условиях также были освобождены от службы в ополчении; этим была доведена до копна римская цепь, протянутая вокруг берегов Италии. Но руководители римской общины обнаружили в этом случае такую политическую дальновидность, которая могла бы служить уроком для следующих поколений: они поняли, что укрепление и охрана берегов будут недостаточны, если военный флот не будет приведен в такое состояние, которое внушало бы к нему уважение. Основанием для заведения такого флота послужили после покорения Анциумт (416) военные галеры, отведенные в римские доки. Однако одновременное распоряжение, запрещавшее анциатам вести какие-либо морские сношения[106], ясно доказывает, что римляне еще вполне сознавали в ту пору свое бессилие на море и «по вся их морская политика ограничивалась занятием приморских укрепленных пунктов. Когда же под римский протекторат поступили южноиталийские греческие города и прежде всех других Неаполь (428), снова было положено начало для основания римского флота, так как каждый из этих городов обязался доставлять римлянам военные корабли в качестве союзного контингента. Потом, в 443 г, вследствие особого постановления гражданства были назначены два начальника морских сил (duoviri navalcs), и этот римский флот участвовал во время самнитской войны в осаде Нуцерии. Может быть, к тому же времени относится упоминаемая в написанной Теофрастом около 446 г. «Истории растений» замечательная отправка римского флота из 25 парусных судов для основания колонии на Корсике. Но о том, как были ничтожны достигнутые результаты, свидетельствует состоявшееся в 448 г. возобновление договора с Карфагеном. Между тем как были оставлены без изменения те статьи договора 406 г., которые касались Италии и Сицилии, римлянам было воспрещено кроме плавания в восточных водах и прежде дозволенное плавание по Адриатическому морю, равно как ведение торговых сношений с подданными Карфагена в Сардинии и в Африке и наконец, по всей вероятности, также основание поселений на Корсике[107], так что для их торговли остались открытыми только подвластная Карфагену часть Сицилии и сам Карфаген. В этом сказалась зависть господствовавшей на морях державы — зависть, которая усиливалась, по мере того как расширялось римское владычество вдоль морских берегов. Карфаген заставил римлян подчиниться его запретительной системе и отказаться от посещения западных и восточных торговых рынков; с этим находится в связи и рассказ о публичной награде, присужденной тому финикийскому моряку, который пожертвовал своим собственным судном, для того чтобы загнать на мель римское судно, шедшее вслед за ним в Атлантическом океане; таким образом мореплавание римлян было ограничено узким пространством западной части Средиземного моря, насколько это давало им возможность охранять их берега от грабежей и обеспечить их старинные и важные торговые сношения с Сицилией Римляне поневоле подчинились этим условиям, но они все-таки не переставали заботиться о приведении своих морских сил в лучшее положение. Решительным шагом к этой цели было назначение в 487 г. четырех флотских квесторов: первый из них должен был жить в приморской гавани города Рима — Остии; второй должен был наблюдать из бывшего в ту пору главным городом римской Кампании Калеса за портовыми городами Кампании и Великой Греции; третий должен был наблюдать из Аримина за гаванями, находившимися на той стороне Апеннин; сфера деятельности четвертого неизвестна. Эти новые постоянные должностные лица были назначены если не исключительно, то между прочим для того, чтобы надзирать за берегами и организовать для защиты этих берегов военный флот. Римский сенат, очевидно, замышлял восстановить независимость римского мореплавания и частью отрезать морские сообщения Тарента, частью запереть вход в Адриатическое море для приходивших из Эпира эскадр, частью освободиться от карфагенского владычества. Признаки этих замыслов обнаруживались уже в ранее описанных отношениях Рима к Карфагену во время последней италийской войны. Хотя царь Пирр еще раз, и притом в последний, вызвал заключение наступательного союза между двумя великими городами, но холодность и вероломство этих союзников, попытки карфагенян утвердиться в Регии и в Таренте, занятие римлянами Брундизия немедленно вслед за окончанием войны явно доказывают, до какой степени уже в то время сталкивались интересы обеих сторон. Понятно, что Рим искал опоры против Карфагена в эллинских морских державах. Его старинные тесные дружеские сношения с Массалией поддерживались без перерытой Жертвенный дар, отправленный из Рима в Дельфы после завоевания города Вейи, хранился там в сокровищнице массалиотов. После взятия Рима кельтами в Массалии делался в пользу погорельцев сбор пожертвований, в котором прежде всех приняла участие городская казна; в знак благодарности римский сенат предоставил массалиотским купцам некоторые льготы по торговле, а во время праздничных игр отводил массалиотам почетное место на площади рядом с сенатской трибуной. Такое же значение имели торговые и дружественные договоры, заключенные римлянами около 448 г. с Родосом и вскоре после того со стоявшим на берегу Эпира значительным торговым городом Аполлонией, а в особенности очень неприятное для Карфагена сближение Рима с Сиракузами, состоявшееся немедленно вслед за окончанием войны с Пирром. Итак, хотя развитие римского могущества на море очень далеко отстало от огромного развития римских сухопутных сил и хотя римский военный флот далеко не соответствовал географическому и торговому положению государства, однако этот флот стал мало-помалу выходить из того полного ничтожества, до которого он дошел около 400 г., а при обильных ресурсах, которые доставляла Италия, понятно, что финикийцы следили с тревожной заботливостью за этими усилиями римлян.
