Коллектив авторов - Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох
Война перевела конфликты, обострившиеся еще до 1914 года, на новый уровень. Она вскрыла все внутренние противоречия, присущие царской империи и ее планам по модернизации на исходе ее существования. Война вновь потребовала от Российского государства безотлагательного решения застарелых проблем. Проблемы эти не в последнюю очередь сказались и на имперской политике в отношении армии. В ходе военной реформы 1874 года военная элита попыталась сформировать армию нового типа, контингент которой — патриотично настроенные солдаты — добровольно отправляется на фронт и которая выполняет консолидирующую функцию. Армия такого образца, по их мнению, была одним из необходимых условий для того, чтобы Россия устояла в грядущей «современной» войне.
Реалии самодержавной и пестрой в культурном отношении империи скорректировали эти планы. Принцип массовой мобилизации, востребованный в современных войнах, внушал опасения многим поборникам самодержавия. Мобилизация общества, по их мнению, высвобождала неуправляемые силы{103}. Сам ход войны и Февральская революция 1917 года, похоже, подтвердили их правоту, ведь в результате войны произошла та самая мобилизация общества, которой правительство стремилось избежать до 1914 года. Трансформация, которую претерпела самодержавная власть в ходе международного конфликта, проявилась на различных уровнях: возникли новые полугосударственного типа организации, открывшие деятелям, доселе практически лишенным влияния, возможность участвовать в политике, поскольку теперь они заняли важные посты в военном аппарате{104}. В сфере национальной политики также прослеживалось радикальное изменение вектора политики. В противовес «классическим» имперским стратегиям, направленным на закрепление господства, теперь отдельные меньшинства — прежде всего немцы и евреи — были объявлены внутренними врагами, чье экономическое влияние необходимо было подорвать. Империи требовалась национальная основа. Агрессивный русский национализм, с которым при необходимости заигрывали два последних царя, теперь стал одним из принципов политики{105}.
Но как обстояло дело в Российской империи с другим меньшинством? К концу XIX века в ней проживало более 14 миллионов мусульман[9]. Первая мировая война коснулась прежде всего волжских татар. Они составляли большинство солдат-мусульман в российской армии[10]. Какую политику проводила империя в отношении солдат мусульманского вероисповедания, которым как-никак пришлось воевать против своих потенциальных покровителей, против Османской империи? Не прослеживается ли и здесь смена ориентиров в политике под бременем военного положения? Как, в свою очередь, отреагировали татарско-исламские элиты на то, что их единоверцы вынуждены были наравне с остальными участвовать в войне, ведшейся во имя царя и отечества?
Введение всеобщей воинской повинности в царской империи позднего периода
Реформы Александра II представляли собой попытку — предпринятую прежде всего «просвещенной бюрократией» — модернизировать Российскую империю. После катастрофического поражения в Крымской войне императорский Петербург хотел преодолеть отставание от своих европейских соперников, болезненно воспринимавшееся властями. Реформа вооруженных сил, начатая в 1874 году, была частью этого проекта. Ее разработчики взяли за образец прусскую армию, которая благодаря своим блестящим победам над Австрией и Францией в 1866 и 1871 годах убедила европейскую общественность в том, что национальной армии, набранной по призыву, принадлежит будущее. Дисциплинированность и моральная устойчивость солдат вкупе с их готовностью пожертвовать собой во имя единства нации, как полагали, могли решающим образом сказаться на исходе сражения. Введение всеобщей воинской повинности было попыткой воссоздать образцовый тип национальной армии, комплектуемой по призыву, в рамках имперского и самодержавного политического устройства. Армия подобного типа подразумевала наличие однородного сплоченного сообщества. Итак, реформаторы воспользовались моделью, которая шла вразрез с реалиями имперской России{106}.
Уже при подготовке реформы и накануне ее вступления в силу 1 января 1874 года стало очевидно, что реформаторы переоценили свои возможности. В весьма разнородной в культурном отношении России отсутствовали единые управленческие и правовые структуры. Отношения имперского центра с различными регионами, где преобладало нерусское население, складывались весьма неодинаково, и над ними довлел различный исторический опыт. Это касалось и мусульманских регионов Российской империи. Если волжские татары и башкиры стали подданными Московского государства еще в XVI веке, в ходе завоевания Казанского и Астраханского ханств, то Крымское ханство было присоединено к Российской империи лишь в 1783 году при Екатерине II. Мусульман Закавказья царская империя покорила в начале XIX века, в результате Русско-персидских войн, в то время как завоевание Средней Азии постепенно завершалось в годы, когда уже стартовали Великие реформы. В связи с этим едва ли стоит удивляться, что при осуществлении армейской реформы — вопреки амбициозным декларациям — принцип, согласно которому все мужчины, годные по возрасту к военной службе, обязаны нести воинскую повинность, не был последовательно воплощен в жизнь. Взглянув на мусульманское население Российской империи, мы обнаружим, что в вопросе призыва на военную службу реформаторы совершенно по-разному вели себя с разными регионами. Если башкиры и волжские татары призывались на службу в регулярные части[11], то крымским татарам разрешено было проходить службу в специальных подразделениях по месту жительства. На мусульманское население Северного Кавказа и Закавказья, а также на жителей Средней Азии воинская повинность и вовсе не распространялась{107}.
Однако стратегическая цель реформаторов, а равно и царя была четко обозначена уже в 1874 году: всех граждан Российской империи мужского пола, независимо от их этнической принадлежности или вероисповедания, надлежало привлечь в ряды регулярной армии. Если эту стратегическую цель реформы по большому счету никто не оспаривал, то по вопросу о сроках и методах ее достижения мнения расходились. В начале 1880-х годов главнокомандующему на Кавказе графу A.M. Дондукову-Корсакову поручили разработать положения всеобщей воинской обязанности для Кавказского региона. В представленном проекте Дондуков-Корсаков поначалу решительно высказался за призыв местного мусульманского населения на воинскую службу[12]. Доводы, приведенные им и Генеральным штабом, весьма примечательны: они считали аксиомой широко распространенное мнение о фанатизме мусульман Кавказа и о якобы низкой стадии их культурного развития. Авторы проекта полагали, что в случае войны, особенно войны с мусульманскими государствами, например Персией или Османской империей, никто не мог гарантировать политическую лояльность мусульман. Однако было бы в корне ошибочной стратегией не привлекать мусульман на этом основании к воинской службе: в конце концов, нельзя же еще и поощрять политическую нелояльность освобождением от воинской повинности. Кроме того, воинственные мусульманские племена Северного Кавказа по своему психическому складу и по своей физической форме, можно сказать, предуготованы для вооруженной борьбы{108}.[13] Хотя Военное министерство поддержало предложение Дондукова-Корсакова, ему не удалось снискать одобрения Госсовета, ибо мусульмане Северного Кавказа и Закавказья, как полагали, скорее будут хранить верность Мекке и Медине, чем государству Российскому[14]. В конечном итоге государство не стало привлекать мусульманскую часть населения Кавказа к несению воинской службы и взамен решило ввести специальный налог, призванный компенсировать несправедливое распределение бремени армейской службы{109}.
На примере проектов реформы армии на Кавказе обнаруживается дилемма, перед которой стояли высокие военные чины, размышляя о долгосрочной реализации реформы 1874 года, — дилемма, которая беспокоила их вплоть до начала Первой мировой войны и которую они в конечном счете так и не смогли разрешить. Все соглашались, что при избирательном применении принципа всеобщей воинской повинности «коренное население» России испытает на себе несправедливость, ибо на него падет основной груз тяжелого долга по защите отечества. Если последовательно устранить эту кажущуюся несправедливость, призвав к военной службе всех без исключения граждан империи, тогда возникает риск, что империя вооружит своих врагов и в случае войны испытает на себе опасные последствия подобной политики. И все же военное руководство неоднократно выдвигало требование распространить воинский призыв именно на неблагонадежных мусульман Кавказского региона. По мнению военных, армейская служба на окраинах империи могла бы сыграть консолидирующую роль[15]. Необходимость привлечь инородцев в ряды армии следовала уже из мультиэтнического и многоконфессионального состава Российской империи, который со всей очевидностью обнаружился самое позднее в результате переписи населения 1897 года. По крайней мере, русские составляли большинство населения в своей собственной империи лишь при условии, что к ним приплюсовали украинцев и белорусов. Более трети населения приходилось на нерусские народности. От этих людских ресурсов армия в долгосрочном плане не могла отказаться{110}. И, хотя были основания опасаться нелояльности «фанатичных» мусульман, на солдат, как полагали, должна была оказать свое действие воспитательная сила армейской службы{111}. Образ «гражданина в мундире», который в благодарность за свои политические права жертвует собой во благо нации, здесь не подразумевался. Военные делали ставку скорее на жесткий армейский распорядок, который приучит солдат к дисциплине и тем самым выработает у них лояльность к государству.
