Роман Светлов - Войны античного мира: Походы Пирра
Время зимовки прошло в переговорах. Хотя они известны всему свету, однако в отношении подробностей, взаимных условий, хронологии многое остается еще под сомнением. Это были посольства Фабриция и Кинея. О важнейших затруднениях упомянем в примечаниях: самая суть крайне разукрашенных преданий сводится к следующему.
Пирр в эту кампанию захватил много римских военнопленных, частью в битве при Гераклее, частью гарнизоны городов, взятых приступом, вроде Фрегелл, или добровольно сдавшихся, вроде Локр. Сенат решился вступить с Пирром в переговоры касательно обмена или выкупа; для этого он избрал К. Фабриция, спасителя Фурий, П. Корнелия Долабеллу, победителя сеннонов, и К. Эмилия Панна, усмирителя бойев, все консульских сановников, достойных представителей римского имени перед греческим царем. Пирр принял их в Таренте со всеми почестями. Это послание он счел желанием римлян сблизиться с ним и надеялся получить предложения о мире. Однако послам предписано было только переговорить касательно пленных. Пирр совещался со своими доверенными лицами; по свойственному ему нраву он, очевидно, хотел бы отнестись с царским великодушием к народу, которому удивлялся; вместе с тем в эту первую кампанию ему пришлось убедиться, что Рим нельзя уничтожить подобно греческим республикам, ни захватить врасплох, и что было бы выгоднее заключить по возможности скорее мир, чем продлить войну.
Милон был иного мнения; он считал, что не следовало ни возвращать пленных, ни заключать мир; римляне уже почти побеждены, необходимо завершить триумфом удачно начатую борьбу. Он утверждал, что италийские войска, исполненные ненависти и злобы и испытанные боевыми трудами, соединившись с той армией, которая одна одержала победу при Гераклее, и с эллинским военным искусством неминуемо уничтожат римлян.
Иначе судил фессалиец Киней. Он и в Эпире уже был против похода в Италию; в нем, как кажется, с глубоким знанием людей сливалась высокая гуманность эллинского образования. Он советовал возвратить пленных, для того чтобы проявить великодушие победителя и вместе с тем воспользоваться средством повлиять таким путем на настроения римского народа: главной целью должен заключить мир. Относительно решения царя известия противоречат друг другу. Это посольство вообще служило предметом самых разнообразных вымыслов и преданий, средоточием которых являлось достойное удивления великодушие Фабриция. Частью из уважения к нему, частью следуя разумному совету Кинея и влечению собственного, исполненного удивления, чувства, Пирр, как говорят, выдал всех пленных, или по крайней мере отпустил их в Рим отпраздновать сатурналии.
Во всяком случае можно признать вполне достоверным, что он отпустил их именно с целью подготовить таким образом мирные переговоры. Сохранилось одно, хотя единичное известие, которое однако еще более освещает эти отношения. Карфагенский полководец Магон, как говорят, пристал к Остии с флотом в 120 судов и передал сенату. «Карфаген сожалеет о том, что чужеземный царь начал войну с Римом, и потому прислал его с целью предложить иностранную помощь против иностранных врагов». Сенат с величайшею благодарностью отказался от помощи; после чего Магон обратился к Пирру, с тем чтобы выведать его замыслы относительно Сицилии; однако, сказано далее, в это время прибыли римские послы, и Фабриций предложил мир, для заключения которого Киней был послан в Рим.
Понятно, что пуническая политика была встревожена появлением Пирра в Италии: если царь перейдет с войском в Сицилию, то опасности Агафоклова периода усилятся в высшей степени. Оттого-то граждане порабощенного римским легионом Регия при появлении Пирра и стали опасаться, как бы Карфаген не завладел их городом, господствующим над переправой на остров; вот причина блистательной, предлагаемой римлянам помощи: следовало во что бы то ни стало удержать царя в Италии. Однако понятно также, что Рим весьма осторожно отнесся к этому пуническому вмешательству, дело в том, что все еще существовали договоры, в силу которых пунам предоставлялось из завоеванных ими городов Италии, но не подчиненных Риму, вывозить с собою жителей и их имущества. Если теперь карфагеняне явятся пособниками Рима, то они, как легко предвидеть, попытаются утвердиться на италийском побережье; Рим же, господствуя над Италией, должен был избегать всяких отношений, которые сулили ему одну только поддержку. Сенат и ответил в этом смысле: «Народ предпринимает обыкновенно лишь такие войны, которые он в состоянии вести собственными средствами». Понятно, что после этого отказа пунический полководец пытался вступить в непосредственные сношения с Пирром, с тем чтобы узнать о его замыслах. В это самое время Сиракузы были побеждены пунами, и сицилийцы в одном только Пирре чаяли свое спасение. А потому царь и поспешил заключить мир.
Киней был послан в Рим; ему пришлось теперь попытать в Риме столь часто высказанное им искусство убеждать: недаром Пирр сказал про него, что он своими речами завоевал больше городов, нежели сам царь своим мечом. Киней взял с собой богатые подарки, в особенности драгоценные украшения для женщин. Расположение граждан было уже частью подготовлено благодаря возвратившимся без выкупа пленным. Война сильно тяготела над Римом; много общественных и арендованных земель досталось во власть неприятелю, много их подверглось ужасному опустошению; налоги были крайне обременительны. Более того, завоеванные продолжительными войнами области отпали чуть ли не вплоть до самого города; а до сих пор не приходилось еще меряться силами с соединенными силами греков и италиков; впоследствии война должна быть еще ужаснее, нежели в первый год. Вот в каком виде Киней застал настроение в Риме. «На другой день после своего приезда приветствовал он всех сенаторов и всадников по их именам; он навестил их дома; расположил их к себе многими речами, иных, вероятно, своими подарками. Наконец его повели в сенат: в произнесенной торжественной речи он прежде всего высказал удивление своего царя к Риму и его желание вступить в дружеские связи с достойным народом. Касательно предложенных условий не сохранилось никаких достоверных сведений. Затем в сенате несколько дней кряду совещались о предложениях, все неоспоримо склонялись в пользу соглашения. Тут наконец явился Аппий Клавдий, с тем чтобы сказать последнее слово.
Этот старый патриций в былое время с упорной настойчивостью поддерживал величие своего сословия и государства; теперь он одряхлел, ослеп, изнемог и давно уже удалился от существенных дел; но весть о предложении Кинея, о шаткости сенаторов побудила его еще раз поднять свой могучий голос Слуги пронесли Аппия на носилках через форум, сыновья и зятья встретили его у входа в курию; поддерживаемый ими, он, словно римский Чатем, вошел в благоговейно молчавшее собрание. Мощными укоряющими словами он увлек колебавшихся, напомнив им о величине их задачи, о гордом сознании долга. Сенат решил: если Пирр хочет быть другом и союзником римлян, то пусть он покинет сперва Италию, а потом пришлет послов; пока он находится на италийской почве, до тех пор не перестанут с ним воевать до последнего живота. Киней должен был тотчас же покинуть город; и он оставил его, исполненный удивления» «Сам город подобен храму, а сенат — собранию царей». Возвращенные пленники, по указу сената, преданы были позору, так как они сдались с оружием в руках; всадников разжаловали в легионеры, а легионеров в пращники; им велено было стоять на биваках вне лагеря; они могли избавиться от кары лишь тогда, когда захватят добычу двух врагов. Набраны были новые легионы; все охотно шли на службу, в новое консульство помимо П. Сульпиция Саверриона назначен был П. Деций Мус, отец которого пожертвовал собой при Сентине, а дед у Везувия.
Когда предложения были отвергнуты, то Пирр также стал готовиться к новой кампании. Подошли ли к нему новые отряды с родины? В конце истекшего года галаты совершили свое черное нашествие на Македонию, причем убили царя Птолемея; несколько месяцев кряду опустошали они покинутый властителем край. Эпироты сменили неспособного спасти страну брата Керавна, а потом также племянника Кассандра, пока наконец не принял начальства энергичный Сосфен и не изгнал варваров. Однако с наступлением весны возобновились ужасные набеги; в Эпире также опасались нашествия, и край нельзя было лишить защитников, в особенности если подтверждается известие, что волнения возникли в среде самих молоссов Тем обильнее был зато набор между храбрыми италиками. Ввиду этого сам Пирр изменил свою прежнюю тактику; он в своей боевой линии к фаланге в центре присовокупил когорты по флангам; действие сомкнутыми рядами первой в соединении с подвижностью последних придавало, казалось, такому военному строю наибольшую надежду на успех.
Пирр, конечно, собирался принудить римлян к миру, который они отвергали. Ошибка в его прошлогодних операциях состояла в том, что он двинулся на Рим, не обеспечив себя достаточно обширным и надежным базисом, так что легионы из Капуи угрожали его флангу, а из Самнии — тылу. Ему следовало добиться операционной линии, которая простиралась бы от Кампании до Адриатического моря, отрезала бы сношение Рима с важнейшей южной позицией — Венузией, и откуда он затем, обеспечив себя с тыла, мог бы двинуться через присоединившуюся к нему самнитскую область. Ввиду этого царь с наступлением весны двинул войска от зимних квартир по направлению к Апулии; он мог надеяться на отпадение давниев и невкстиев. Пирр проник уже до Аускула, расположенного на краю хребта и господствующего над Апулийскою равниною. Тут два консула с их легионами преградили ему путь. Обе армии несколько дней кряду стояли друг против друга, не решаясь на битву. В стане Пирра распространилась весть, что консул Деций, подобно своему отцу и деду, решился посвятить себя богам преисподней, в таком случае гибель его врагов была бы неминуема; италики с ужасом вспоминали о битвах у Везувия и при Сентине. Пирр велел разъяснить своему войску это фиглярство и известить, в каком одеянии является обыкновенно обрекший себя на смерть, наказав притом, чтобы его не убивали, а схватили живым. Вместе с тем царь велел передать консулу, что он тщетно будет искать смерти, а если его схватят, то он подвергнется каре «фигляра, занимающегося чародейством». Консулы возразили, что им незачем прибегать к таким средствам для того, чтобы справиться с Пирром.
