Андрей Гущин - Оборона Порт-Артура: «Сухопутные не признают моряков, моряки сухопутных, да еще и между собою вражда…»
§3.
ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ ВЕДОМСТВЕННЫХ КОНФЛИКТОВ В ОСАЖДЕННОМ ПОРТ-АРТУРЕ И ПОПЫТКИ ИХ ПРЕОДОЛЕНИЯ
Попытки разрешить проблему несогласованности действий флота и армии выразились в созыве двух совещаний командного состава. Причем обсуждали планы совместных боевых операций генералы и другие сухопутные начальники отдельно от флагманов эскадры и командиров кораблей{109}. Военно-морские офицеры собрались только после того, как состоялось совещание сухопутных высших и старших офицеров. А на имя старшего флагмана поступили многочисленные официальные запросы от генерала А.М. Стесселя, содержавшие настоятельные просьбы о незамедлительном выходе флота из гавани и начале каких-нибудь активных действий{110}. Генерал А.М. Стессель считал, что активные действия флота должны были выражаться в постоянных атаках морских коммуникаций неприятеля для воспрепятствования высадке и подвозу запасов, а при подходе основных русских сил, по его мнению, — в содействии движению армии генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина к Порт-Артуру, чтобы облегчить ему подход и операцию по снятию осады крепости через обстрел Цзиньчжоуской позиции с моря{111}. Генерал К.Н. Смирнов полагал необходимым послать эскадру во Владивосток на соединение с крейсерским отрядом, чтобы затем перейти к решительным действиям{112}. Генерал-майор А.В. Фок высказался за выход флота для действий в Желтом море, причем указывал на значение, которые имели для флота горы Угловая и Высокая, с которых противник мог, по его мнению, потопить небронированные суда, а с бронированных сбить все трубы. Ремарка генерала А.В. Фока о том, что с бронированных судов неприятель мог сбить все трубы, отражала непонимание сухопутными генералами, в частности в лице генерала А.В. Фока, технической стороны вопроса. Ведь броневой пояс кораблей рассчитывался для ведения боевых действий на море, а не для противоборства с тяжелыми осадными орудиями японской сухопутной армии. При совместных и согласованных действиях, считал А.В. Фок, можно было продержаться до октября, то есть до прихода 2-й Тихоокеанской эскадры{113}. Генерал Р.И. Кондратенко полагал, что ввиду направления главного удара японских войск на Порт-Артур для сохранения крепости необходима была самая энергичная активная деятельность флота, дабы задержать высадку неприятельских войск и облегчить трудную задачу генералу А.Н. Куропаткину{114}. Генерал-лейтенант В.Н. Никитин указывал на окончание починок флота, заставляющих эскадру находиться на внутреннем рейде и, хотя оказывающих содействие сухопутным войскам, но, по мнению В.Н. Никитина, только пассивным образом — под видом установок прожекторов, боевых фонарей, телефонов, частичной передачи орудий. В целом генерал В.Н. Никитин считал необходимым перейти эскадре к активному образу действий{115}. Генерал-майор В.Ф. Белый, командовавший Квантунской крепостной артиллерией, придавал большое значение той помощи, которую оказывала крепости перекидная стрельба судов из орудий большого калибра{116}. Начальник штаба укрепленного района полковник В.А. Рейс полагал, что 1-я Тихоокеанская эскадра, оставаясь в гавани, могла принести пользу обороне Порт-Артура. Но эта польза, по его мнению, не соответствовала бы ценности флота и могла бы лишь несколько увеличить продолжительность сопротивления крепости, а выход эскадры в море позволил бы действовать на сообщениях высадившейся на Ляодунском полуострове японской армии{117}. В свою очередь, флагманы и командиры кораблей на заседании 4 июля 1904 г. на борту эскадренного броненосца «Цесаревич» в гавани Порт-Артура пришли к единому заключению, что, оставаясь в Порт-Артуре, флот усиливал оборону крепости и давал возможность ей выдержать осаду. Пройти во Владивосток без боя эскадра, по мнению моряков, не могла, обладая меньшим ходом, чем неприятель{118}. В протоколе собрания подписи контр-адмиралов князя П.П. Ухтомского, М.Ф. Лощинского, И.К. Григоровича, Н.А. Матусевича и командиров кораблей капитанов 1 ранга Н.К. Рейценштейна, Э.Н. Щенсовича, В.М. Задаренного, В.А. Бойсмана, Н.М. Иванова, В.С. Сарнавского, И.П. Успенского, К.А. Грамматчикова, И.О. Эссена, Р.Н. Вирена, капитанов 2 ранга: князя А.А. Ливена, М.Ф. Шульца, лейтенантов: В.Л. Кузьмина-Караваева, А.С. Максимова{119}. Таким образом, писал контр-адмирал В.К. Витгефт в своем рапорте, крепость требовала от флота защиты и его активных действий в море{120}. Но моряки считали гавань Порт-Артура защитой и убежищем от эскадры японского адмирала Того. Как видно из вышеизложенного, сухопутные и военно-морские начальники занимали принципиально противоположные позиции по вопросу совместных боевых действий сухопутных соединений Квантунского укрепленного района и 1-й Тихоокеанской эскадры. И, по мнению очевидцев: «Вражда эта росла с каждой неделей осады»{121}. В продолжение артурской драмы диаметрально противоположные представления о задачах флота и роли гарнизона способствовали развитию личной неприязни во взаимоотношениях среди высших начальников. Безусловно, создавалась парадоксальная ситуация, когда просьба, исходящая от сухопутного генерала, воспринималась не в контексте действий по обороне Порт-Артура, а как личная просьба генерала N. В своих воспоминаниях генерал A.M. Стессель возмущался, что, будучи в полной блокаде, его вполне законная просьба, адресованная контр-адмиралу В.К. Витгефту, разгласить сведения о продовольственных запасах, артиллерийских снарядах и строительных материалах, находившихся в порту и на судах 1-й Тихоокеанской эскадры, осталась без ответа{122}. Поэтому, чтобы усилить сухопутный участок обороны крепости Порт-Артур артиллерийскими орудиями с поврежденных судов, которые уже не могли выйти в море, A.M. Стесселю приходилось обращаться к наместнику на Дальнем Востоке генерал-адъютанту адмиралу Е.И. Алексееву за помощью. Тот, рассмотрев просьбу, должен был издать особый приказ на имя командующего эскадрой адмирала В.К. Витгефта{123}. А наместник как моряк был более восприимчив к рапортам, исходящим от командиров Тихоокеанской эскадры, чем от аналогичных отношений, прошений и прочих бумаг и документов, исходивших от сухопутного командования.
Генерал-лейтенант А.М. Стессель считал, что «роковым образом влияло на успешность обороны, так это полное бездействие флота и отсутствие дисциплины в высших флотских начальниках»{124}. У сухопутных генералов были все основания для подобного рода оценок. Не секрет, что японцы высадились мирно в районе Бицзыво, практически на глазах 1-й Тихоокеанской эскадры, которая и не пыталась препятствовать десантированию армии противника. Или, к примеру, бои 12-13 мая, происходившие на подступах к Порт-Артуру, когда 5-й Восточно-Сибирский полк отступил с позиции на Цзиньчжоуском перешейке только после того, как японские миноносцы и канонерские лодки стали безнаказанно уничтожать целые стрелковые роты на левом фланге. Условия самой позиции и имевшиеся в резерве сухопутные стрелковые части при поддержке их флотом могли надолго отсрочить полную блокаду крепости. Генерал-лейтенант А.М. Стессель в своих воспоминаниях свидетельствовал, что если бы адмирал М.Ф. Лощинский исполнил свой долг более добросовестно и не ограничился бы высылкой в залив Талиенвань только одной канонерской лодки «Бобр» и двух миноносцев, то японцы надолго бы задержались на подступах к крепости{125}. Фланги позиции не укреплялись, так как сухопутные начальники считали, что флот сможет их поддержать высылкой отряда миноносцев и канонерок. Планы сухопутного и морского командования согласовывались на предмет совместных действий, но в нужную минуту адмирал отказал в высылке судов. Адмирал В.К. Витгефт отмечал в рапорте наместнику, что до войны он указывал сухопутному начальству на вероятную опасность для флангов Цзиньчжоуской позиции быть обстрелянными канонерками соперника{126}. В.К. Витгефт считал, что сухопутное начальство должно было в мирное время устроить на Цзиньчжоуской позиции долговременную батарею с орудиями крупного калибра и таким образом обезопасить фланги позиции{127}. Военно-историческая комиссия выяснила, что в 5 ч 40 мин из штаба 4-й дивизии послано было приказание: канонерке «Бобр» немедленно идти из Дальнего к Талиенваню. Однако «Бобр» вошел в бухту Хунуэза и открыл огонь только около 10 ч{128}. Около 11 ч, когда начался отлив, «Бобр» уже прекратил стрельбу и ушел обратно в г. Дальний. Таким образом, русская канонерка стреляла немногим более часа, выпустив за это время всего 171 снаряд{129}. Как по продолжительности стрельбы, так и по числу выпущенных снарядов видно, что «Бобр» оказал сравнительно небольшую поддержку защитникам позиции{130}. Согласно же рапорту командира канонерской лодки «Бобр» на имя командующего эскадрой Тихого океана контр-адмирала В.К. Витгефта лодка прекратила огонь и, «исполнив задачу»{131}, отправилась в Дальний за дальнейшими инструкциями. Потерь русские моряки во время боя у Цзиньчжоу не понесли, а последующее развитие событий в рапорте командира «Бобра» выглядит как уже знакомое нам по историческим трудам описание оставления позиций генералом Фоком{132}. Японцы в своей опубликованной официальной хронике событий признавали, что 3-я дивизия, наступавшая на левый фланг позиций 5-го полка, после появления двух русских миноносцев и канонерской лодки, открывших «огонь по нашему левому флангу и в тыл», «очутилась в очень опасном положении»{133}. Японский флот поддержал атаку сухопутных соединений на Цзиньчжоуском перешейке. Канонерские лодки «Акачи», «Чиокай» и миноносцы спешили на выручку атакующим войскам по непротраленному фарватеру (то есть неочищенному от мин. — А. Г.){134}. Причем, находясь в огневом контакте с русской полевой артиллерией, японский военный флот, согласно описанию японского генерального штаба, понес ощутимые потери; так, на канонерской лодке «Чиокай» убыль составила половину офицерского состава{135}. В свою очередь, нераспорядительность командования русского флота и расстрел флангов 5-го полка японскими канонерками вынудили генерала А.В. Фока, командира 4-й дивизии, в которую входил полк, оборонявший Цзиньчжоу, согласовав свои действия с комендантом Порт-Артура, не высылать резервы и отойти в крепость. Позиция, которую считали неприступной, была взята японцами благодаря своевременной поддержке сухопутных японских отрядов судами эскадры адмирала Того. При этом сам адмирал В.К. Витгефт искренне считал, что русский флот выполнил все, что мог, в бою за Цзиньчжоу. В рапорте наместнику на Дальнем Востоке Е.И. Алексееву он сообщил о том, как 31 мая ездил «благодарить команды “Бобра”, “Бурного” и “Бойкого” за поход в Талиенвань и их успех»{136}. В рапорте от 21 июня 1904 г. на имя наместника адмирал В.К. Витгефт пояснял невозможность выйти для поддержки атакованных русских флангов при Цзиньчжоу тем, «что канонерки не дойдут, их не допустят крейсирующие в виду японские крейсера и броненосцы», а наши крейсера и броненосцы не могли выйти, по его мнению, из-за «непротраленного прохода, рейда и неполной воды»{137}.
