Владислав Корякин - Война в Арктике. 1941—1945
Из судовою журнала «Ленина»: «В 02 ч. 40 мин. внезапным налетом от норда вражеских пикирующих бомбардировщиков в количестве 6 самолетов подверглись бомбежке и пулеметному обстрелу. Две бомбы из сброшенных самолетами взорвались в воде по левому борту в 2—3 кабельтовых… В 09 ч. 55 мин. снова воздушная тревога…
В 15 ч. 45 мин. в воздухе появились вражеские самолеты, по которым стреляют зенитные орудия. Дано несколько залпов из орудий ледокола. В 21 ч. 45 мин. переход на другую якорную стоянку.
23 / VII.41. На рейде СРЗ Роста. Кольский залив.
… В 00 ч. 35 мин. появились с юга 9 вражеских самолетов, по которым открыт огонь как с береговых батарей, так и с нашего корабля. В 01 ч. 05 мин. появился второй эшелон вражеских самолетов с юго-запада в составе 5 бомбардировщиков и 5 истребителей. По ним также открыт огонь…» (там же, с. 104) и т.д. и т.п. практически ежедневно на протяжении почти двух месяцев. Оставаться в Мурманске было крайне опасно, тем более что на трассе Севморпути без ледоколов было невозможно обойтись.
Для подготовки их к навигации один из видных руководителей Главсевморпути А.И. Минеев накануне войны с этой целью направился в Мурманск, где ему, однако, неожиданно пришлось решать совсем иные задачи. «По прибытии в Мурманск, — писал он впоследствии, — я получил от начальника ГУ СМП закрытый телеграфный приказ — выводить ледоколы в Арктику вдоль берега материка якобы под защитой береговых батарей. Решение было явно ошибочным. Однако, отменить его в Мурманске было некому. Пришлось обратиться по этому поводу к командованию Северного флота. Добрался до Полярного, где находилось командование Северного флота. Через некоторое время меня принял командующий контр-адмирал А.Г. Головко. У него уже находился начальник штаба С.Г. Кучеров. Докладываю о приказе Главсевморпути выводить суда под берегом Головко, пристально глядя на меня, спрашивает:
— А вы с этим согласны?
— Нет.
— В самом начале войны мы рискнули отправить в Архангельск несколько гражданских судов и ни одного не потеряли, теперь же под берегом все время шныряли корабли противника, и плавание здесь было по крайней мере рискованным. Что вы предлагаете?
— Самое главное, по-моему, выйти из залива и незаметно оторваться от берега. А в море, вдали от обычных путей, только случай может подвести, — сказал я.
— Правильно, — подтвердил командующий.
— Ну а дальше что? — спрашивает, не глядя на меня, Кучеров.
— Дальше суда последуют в направлении Земли Франца-Иосифа. Пройдя половину расстояния между Землей Франца-Иосифа и Новой Землей, свернут на восток и, миновав меридиан мыса Желания, направятся на Диксон.
Командующий пригласил начальника оперативного отдела флота капитана второго ранга Румянцева. Приказание было лаконичным:
— Приготовьте документы для вывода ледоколов. Минеев вам поможет. По готовности доложите.
Через час документы были готовы. Снова пришли к Головко. Румянцев разложил перед командующим документы и начал доклад. Но Головко движением руки остановил его и заметил:
— Основная задача — скрытно оторваться от берега и выйти из района действия вражеских воздушных разведчиков. Как вы думаете, Степан Григорьевич?
Кучеров успел просмотреть документы и сразу ответил:
— Все как надо, Арсений Григорьевич! Если у вас нет дополнительных соображений, я подписываю.
— Ну, кажется, все. Возвращайтесь на свой корабль. — Головко повернулся ко мне. Наберитесь терпения и ждите первого тумана. Как только придет туман, ваши корабли должны исчезнуть из Кольского залива.
Ожидание длилось… полтора месяца. Все время было безоблачно и солнце неутомимо ходило вокруг горизонта, то поднимаясь над ним, то опускаясь к самому морю. Над ледоколами летали фашистские разведчики. Чтобы не попасть под бомбовой удар, приходилось то и дело переходить с места на место.
Но всему в свое время приходит конец. Кончилась и ясная погода. В ночь на 16 августа залив и окружающие горы потонули в густом тумане. На борт ледокола прибыл командир конвоя. Проинструктировал нас, осведомился, нет ли на борту посторонних, и отбыл. Вслед за этим в клюзе зарокотала якорная цепь. Судно пришло в движение. На траверзе Ваенги к нам присоединились корабли конвоя.
В море туманило. Часов в пять начало светлеть, но горизонтальной видимости по-прежнему не было. Потом туман остался за кормой. В 30—35 милях от берега, посоветовавшись с капитаном ледокола П.А. Пономаревым, я разрешил конвою возвращаться в залив. Пожелали друг другу благополучного плавания и разошлись. Через пятеро суток ледоколы прибыли в порт Диксон. Это был первый урок военного времени» (Минеев, с 93—95).
Так полярникам пришлось осваивать основы военного дела в условиях, как показали события, несомненно рискованных, хотя стоянка в Мурманске была гораздо опасней, чем прорыв на просторы арктических морей и переход до Диксона, куда ледоколы пришли 21 августа, в самый разгар навигации. Отметим, что Головко еще раз рисковал, соглашаясь с предложением Минеева, действовавшего вопреки указаниям Папанина, который также не оставался со своими связями без дела.
В сентябре 1941 года две летающих лодки Главсевморпути с экипажами И.И. Черевичного (штурман В.И. Аккуратов) и В.Н. Задкова (штурман В.П. Падалка) доставили в США делегацию военпредов во главе с М.М. Громовым для переговоров о закупке американского вооружения. При этом в процессе подготовки полета Черевичный вопреки первоначальному варианту полета через Шпицберген и Англию, находившихся в зоне военный действий, предложил и, главное, осуществил вариант полета в противоположном направлении через мирные Чукотку и Аляску. Последствия этой сугубо полярной «самодеятельности» в изложении Папанина выглядели так: «Не успел я порадоваться успешно завершенному делу, как раздался телефонный звонок:
— На каком основании вы нарушили постановление и изменили маршрут? — услышал я сердитый голос председателя ГКО.
Я объяснил, почему мы предпочли полет над Советской Арктикой, и добавил:
— Задание выполнено успешно и в срок, что тот нас и требовалось…
— Это хорошо, но нельзя так своевольничать, — голос Сталина уже не был таким сердитым» (Папанин, с, 237).
Определенно, Папанин не терял времени даром, и в частности, он много сделал для защиты как самой трассы Северного морского пути, так и полярных станций, начиная с новоземельского рубежа, который первый директор Всесоюзного Арктического института Р.А. Самойлович (оказавшийся среди жертв Большого Террора) считал Гибралтаром Советской Арктики, чего пока не усвоили в должной мере наши военные.
Это недоразумение решил устранить будущий контр-адмирал с неполным церковно-школьным образованием начальник ГУ СМП И.Д. Папанин, напрямую обратившись к наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову.
«У меня есть одна к вам просьба, выделите несколько орудий и прикажите их установить на Новой Земле, на Диксоне и еще нескольких островах, я позднее скажу, каких именно. Нам надо заранее принять меры, фашистские надводные и подводные пираты могут напасть на арктические станции и корабли.
Кузнецов ответил:
— Пока, к сожалению, помочь ничем не могу» (Папанин, с 227).
Тогда упрямый Папанин отправился к другому военному деятелю — начальнику артиллерийского управления РККА Н.Д. Яковлеву со своими предложениями: «Вскоре полученные орудия были отправлены на мыс Желания и на Диксон. Почему мы выбрали эти пункты? Мыс Желания занимает самую северную оконечность Новой Земли, и пути кораблей, огибающих ее с севера, неизбежно проходят мимо. Там круглый год действовала полярная станция. Орудие там установлено и тщательно замаскировано.
Диксон также нуждался в крепкой обороне. Правда, он находился в далеком тылу, в устье Енисейского залива, но занимал важное стратегическое положение; здесь находился базовый морской порт, радиоцентр, авиапорт, полярная станция. Через Диксон шли суда к Игарке и Норильску» (Папанин, с 228). Вскоре Кузнецов передумал и расщедрился на два 130-мм орудия, отправленных на Диксон. Опять странная закономерность — каким образом внешне ограниченный, необразованный выходец из низов, хотя с опытом работы в ЧК, оказался прозорливей иных адмиралов? По мнению автора, по единственной причине: курируя операцию с походом «Комет», Папанин отчетливо представлял характер информации, полученной немцами, что недооценили военные моряки. Понадобился, однако, целый год, чтобы его предвидение оправдалось в полной мере.
Между тем выведенные на СМП ледоколы сразу приступили к работе, тем более что навигация началась без их участия, когда под прикрытием авиации в первой декаде июля несколько пароходов в сопровождении л/п «Сибиряков» и «Садко» через Югорский Шар ушли в Карское море с импортными грузами. Одновременно намечались морские грузоперевозки по Енисею с грузами для строившегося Норильского горно-металлургического комбината. Непростой задачей, осложненной военной обстановкой, оказались рейсы по снабжению полярных станций и обеспечению деятельности различных экспедиций. Война пока еще не пришла в Карское море, отчетливо смешав первоначальные планы. Одним из новых решений стал перевод штаба морских операций со «Сталина» на остров Диксон. Всего пять грузовых судов доставили необходимые грузы для НГМК, а затем были переведены на восток для внешнеторговых операций — все они через бухту Провидения затем отправились в США. Пока война не сказалась на объеме грузоперевозок, но тем не менее ледокольный флот понес в сентябре первую потерю — ледокольный пароход «Садко» (капитан Карельский).
