Геннадий Лукьянов - Накануне 22 июня. Был ли готов Советский Союз к войне?
Война тут же выявила дефицит самого необходимого как результат конформизма, а значит, искаженной оценки объективной действительности, безответственности и бездарного планирования (но не по вине генерала Павлова). Речь идет даже не о борьбе с воздушными целями, не о противотанковых средствах, которые в виде бутылок с горючей смесью пришлось буквально выдумывать с началом боевых действий, производить кустарным способом, а не серийно на предприятиях. Как отмечает в своих воспоминаниях Анастас Микоян [4], через месяц после начала войны выяснилось, что в войсках не хватает винтовок[29]. Исключительно остро проблема со стрелковым оружием проявилась в ходе подготовки контрнаступления под Москвой в декабре 1941 года. Например, войска Западного фронта, на который возлагалась основная тяжесть предстоящей операции, были обеспечены винтовками лишь на 60% к штатной потребности, то есть по большому счету одна винтовка на двоих, как и утверждают ветераны Великой Отечественной войны. Поэтому командование вынуждено было изымать оружие в частях, которые в том момент не привлекались к боевым действиям, и передавать его соединениям, направляемым на фронт [38].
Воинскую часть без оружия можно своевременно привести в (полную) боевую готовность, но что она будет делать с вооруженным до зубов противником, с его танками и бронетехникой? Неужели Сталин, Ворошилов, Жуков и Тимошенко рассчитывали от немцев кулаками отбиваться? Проблема со стрелковым оружием возникла не на «ровном месте», а стала результатом общесистемных ошибок и просчетов в планировании и организации подготовки вооруженных сил страны к предстоящей войне. Эти ошибки и просчеты наглядно видны из доклада наркома обороны от 22 августа 1939 года. Так, согласно данным, представленным Климентом Ворошиловым [44], потребность войск в винтовках в ту пору составляла 625 тысяч, из которых на довольствии в Наркомате обороны состояло 297 тысяч, то есть около половины необходимого количества. За счет неприкосновенного запаса (или НЗ), хранимого на складах, можно было «покрыть» еще 327 тысяч единиц. То есть уже здесь мы видим нехватку в одну тысячу винтовок, а ведь для грядущей войны требовалось несколько миллионов единиц стрелкового оружия. Из этого же доклада легко видеть, что в графе «За счет заказов (промышленности) на 1940 г.» стоит прочерк, и становится совершенно ясно, что нехватку винтовок в 1941 году Сталин и его друг Ворошилов запланировали еще в 1939 году.
Но нехватка винтовок покажется еще «цветочками» на фоне дефицита самого простого и дешевого, но самого необходимого в повседневной жизни пехоты, а именно шанцевого инструмента. Эта немыслимая, не поддающаяся никакому объяснению проблема «проявилась» даже в 1943 году, то есть уже через два года после начала войны, и к тому же в ходе создания оборонительных рубежей на Курской дуге, то есть при подготовке ключевого сражения Великой Отечественной войны [46]:
«Ощущалась нехватка инструмента: лопат, кирок, пил и топоров, не велся должный контроль со стороны штабов за правильностью выбора командирами тактического звена позиций для своих подразделений и размещения важных инженерных заграждений. До середины апреля стало ясно, что, если ситуацию коренным образом не изменить, запланированную систему рубежей создать не удастся».
Как такое могло случиться в «самом передовом в мире обществе» под руководством всевидящего, всезнающего и всемогущего «вождя народов», верного последователя дела Ленина? Ведь любому генералу, если, конечно, это звание он получил не с рождением, а тем более генералиссимусу, очень хорошо известно, какую роль играет шанцевый инструмент в современной войне (в том числе и в XXI веке). Даже у хорошо вооруженного и готового к бою солдата очень мало шансов остаться в живых, а значит, иметь возможность сражаться и выполнять поставленные задачи, если он не сможет своевременно окопаться, оборудовать земляное заграждение для своей огневой точки (пулемета, противотанкового ружья), замаскировать ветвями деревьев важный объект, например пушку. Чтобы развеять малейшие сомнения по поводу роли в боевых действиях даже самых примитивных земляных защитных сооружений, типа окоп, достаточно привести рассказ о ситуации вокруг 1-го батальона 64-й морской стрелковой бригады, сложившейся 22 декабря 1941 года в районе Волоколамска у села Ивановское [38]:
«Немцы, готовя очередную контратаку, усилили огонь по боевым порядкам батальона и под его прикрытием устремились на моряков. В тяжелом положении оказались тихоокеанцы: не имея окопов и других оборонительных сооружений, они были очень чувствительны к огню врага. Их ряды таяли. От разрыва вражеского снаряда погиб и (командир батальона) Токарев».
К этому рассказу для убедительности хочется еще добавить свидетельские показания Валентина Алексеевича Цветкова, который в августе 1943 года принимал участие в боях за Харьков и ситуацию видел на поле боя как солдат [75]:
«Перед тем как прямо в курсантской форме[30] мы 28 августа 1943 года в первый бой под Хорьковым вступили — всем нам, во время одного из привалов, уже недалеко от линии фронта выдали винтовки-трехлинейки и карабины. У меня была винтовка без штыка и четыре обоймы по пять патронов. У некоторых были винтовки со штыками. Потом-то я понял, что надолго наше пополнение растягивать не собирались, потому что даже саперных лопат не выдали. А солдат в пехоте, что окопаться не может — это уже почти покойник. Каски тоже никому не выдавали. Так в пилотках набекрень и пошли в первую атаку…
Вот тогда-то и стало страшно, когда на своих парней раненых насмотрелся, на поле с трупами впереди».
Итак, Сталин отправил своих солдат в бой хоть и с винтовками, но без касок, без саперных лопат и только с двадцатью патронами — он даже не рассчитывал, что кто-то из них выживет.
Любое углубление в тему мобилизационной подготовки вызывает исключительно отрицательные эмоции. Так, в августе 1939 года нарком обороны докладывал, что для обеспечения армии требуется дополнительно 14 тысяч грузовых автомобилей [44]. Действительно, нет необходимости подробно объяснять потребность в таком количестве грузовиков. Например, один боеприпас к пушке калибра 100 мм весит почти 21 кг, а значит, вес боекомплекта на одно орудие в 100 снарядов вместе с тарой и упаковкой превысит три тонны. Для транспортировки такого груза необходимо как минимум два грузовых автомобиля грузоподъемностью в 1,5 тонны. Еще один автомобиль необходим для транспортировки самой пушки, расчета и снаряжения. Таким образом, только на одну пушку для ее эффективного применения по противнику требуется три грузовика. Хотелось бы обратить внимание читателя на тот факт, что согласно докладу наркома обороны при такой огромной потребности в транспортных средствах поставки грузовых автомобилей за счет полного выполнения заказа 1939 года составят только 342 единицы. Сколько же лет должна была работать советская промышленность, чтобы «покрыть» нехватку в 14 тысяч машин? О какой боеготовности можно вести речь, если войска, орудия и снаряжение нечем своевременно доставить в район боевых действий или перебросить на угрожаемый участок.
Совершенно очевидно, что ситуация с грузовыми автомобилями к июню 1941 года изменилась незначительно, и по этой в том числе причине на складах западных военных округов остались нетронутыми около девяти миллионов снарядов.
Еще один пример полного отсутствия у сталинских соратников понимания характера предстоящей войны, результатом чего стали глубокие диспропорции в мобилизационном планировании, связан с вынужденным применением советскими войсками зенитных пушек для борьбы с танками противника. Безусловно, зенитные пушки крайне были нужны по их прямому назначению, однако чудовищное давление немецких механизированных и танковых соединений на нашу оборону вынуждало «изымать» их из системы ПВО для борьбы с немецкими танками. Наиболее массово и эффективно советские командиры применяли зенитные пушки, как среднего, так и малого калибра для борьбы с немецкими танками в сражении под Сталинградом[31]. Покончить с этой практикой удалось только к середине 1943 года, то есть на третий год войны, когда фронт наконец получил достаточное количество сугубо противотанковой артиллерии.
Предметное изучение этого фрагмента в истории Великой Отечественной войны позволяет вскрыть более глубокую, общесистемную проблему экономического характера, которой советские руководители, командиры и инженеры того времени просто не занимались и, скорее всего, даже не понимали ее сути. Так, средний расход боеприпасов на один сбитый самолет зенитной артиллерией среднего калибра (85 мм) составлял 700 снарядов [15], то есть на два порядка больше, чем для уничтожения одного танка. И тогда встает вопрос: а где такие пушки нужны больше и в каком качестве они дают больший эффект — в системе ПВО или в истребительно-противотанковых частях и подразделениях? Приведенные впечатляющие показатели вынуждают поставить закономерный вопрос: что важнее было в ту пору — сбить один самолет зенитной установкой калибра 85 мм или при том же расходе снарядов уничтожить несколько десятков танков противника? Этот вопрос тем более уместен, что средний расход боеприпасов на один сбитый самолет зенитной артиллерией малого калибра (37 мм) составлял 525 снарядов, то есть на 25% меньше, чем для зенитных орудий среднего калибра. А ведь главной ударной силой немецких ВВС был пресловутый пикирующий штурмовик «Юнкерс-87», который при выполнении боевых заданий выше одной тысячи метров вообще не поднимался, — то есть именно этот самолет был наиболее подходящей целью для зенитной артиллерии малого калибра.
