Илья Деревянко - «Белые пятна» Русско-японской войны
от 19 декабря 1905 г.
(Получено 28-го декабря 1905 г.)
Похлопочите, пожалуйста, чтобы выпустили португальца (Guedes) из варшавской тюрьмы, где он, будто бы, задержан по настоянию генерала Надарова. Здешние португальские агенты очень хлопочут за этого мошенника, который, по-моему, уже достаточно наказан. Передают, что здоровье [Гидиса] внушает опасение.
Подписал: Н.Л. (Н. Лаптев) 19-го декабря 1905 г.
Сообщено генералу Орановскому
28-го декабря 1905 г.
* * *Секретно — Срочно
ЧИНОВНИК
по дипломатической части при Главнокомандующем{366}
НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ТЫЛА
В декабре прошлого года, по указанию консула нашего в Тяньцзине, был арестован в Мукдене, для содержания под строгим надзором, португальский подданный Гайдне (Guedes).
Иностранец этот, служивший негласным агентом военному агенту полковнику Огородникову и консулу коллежскому советнику Лаптеву, был заподозрен ими в целом ряде недобросовестных действий, в присвоении доверенных ему сумм и в тайных сношениях с японцами.
Согласно предписанию начальника этапов 1-й армии, комендант Мукденского этапа отправил Гайдиса коменданту г. Харбин, при надписи от 7-го января за № 273.
Вследствие поступившего ныне ходатайства г-на Лаптева о содействии возвращению Гайдиса в Тяньцзинь, ввиду того, что отец Гайдиса и португальский консул в Шанхае обещают покрыть присвоенные Гайдисом деньги, имею честь просить Вашего Превосходительства не отказать уведомить меня: 1) где содержится в настоящее время Гайдне, 2) чьим распоряжением он может быть освобожден и 3) куда можно его выслать; наиболее удобным было бы доставить его в распоряжение нашего пограничного комиссара в Кяхте.
По получении Вашего уведомления я снесусь немедленно по телеграфу с г-м Лаптевым и о последующем не премину сообщить Вашему Превосходительству.
Подписал: Чиновник по дипломатической части А. Грушецкий Верно: Генерального штаба подполковник Березин * * *М. В.
В штаб войск Дальнего Востока{367}
Главное Управление Генерального Штаба,
Управление генерал-квартирмейстера
Часть 3-го обер-квартирмейстера
19 мая 1906 г.
№ 278
В декабре 1904 г. по указанию российского консула в Тяньцзине и по соглашению с нашим 1-м военным агентом в Китае полковником Огородниковым из Тяньцзиня был выслан английский подданный Иосиф Годдес, выдававший себя за португальца Хозе Гайдиса. В Мукдене Годдес был арестован русскими военными властями, затем отправлен в харбинскую тюрьму, а оттуда этапным порядком выслан в Варшаву.
Вследствие запроса великобританского посольства Министерство иностранных дел обратилось в Главное управление Генерального штаба за выяснением обстоятельств дела. На запрос начальника Генерального штаба получены были прилагаемые при сем в копиях телеграммы: 1) полковника Огородникова от 3 ноября 1905 г. № 1450 и 2) начальника штаба тыла Маньчжурских армий генерал-майора Глинского от 7 декабря № 8061. Содержание этих ответов было Министерством иностранных дел сообщено великобританскому посольству.
Тем не менее Британское правительство ныне вновь обратилось в министерство иностранных дел по тому же вопросу, настаивая на компенсации Годдеса значительной суммою (до 100 000 руб.) и прося о производстве нового тщательного расследования.
Препровождая при сем перевод с заявления г-на Годдеса, сообщающего новые данные по обстоятельствам дела, Главное управление Генерального штаба просит о производстве дополнительного расследования.
Соответственное отношение одновременно с сим отправлено и в канцелярию иркутского генерал-губернатора.
Приложение: телеграммы №№ 1450 и 8061, заявление г-на Годдеса.
За генерал-квартирмейстера генерал-майор (неразборчиво]
За обер-квартирмейетера подполковник князь Волконский
* * *Перевод
ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ЗАЯВЛЕНИЯ ИОСИФА ГЕДДЕСА В АНГЛИЙСКОЕ МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ{368}
Лондон, 23 декабря 1905 г.
«Приблизительно в конце октября 1904 г. генерал Огородников просил меня купить небольшой корабль <…> Через несколько дней я купил.
10 декабря 1904 г. генерал Огородников просил меня отправиться в Мукден, чтобы показать в Главной Квартире план купленного корабля, а также потому, что штаб имеет купить нечто, что может принести мне хорошие комиссионные. Генерал Огородников дал мне тогда русский военный паспорт и другие документы для моей безопасности. 12 декабря 1904 г. я выехал из Тяньцзиня в Мукден. На пути между Тяньцзинем и Мукденом я познакомился с одним господином по имени доктор Персиц[116] (Persitz), который, как я потом узнал, был русским офицером. По приезде я был арестован капитаном Персицем и другим офицером, причем мои бумаги были отняты и разорваны капитаном в клочки.
Оба офицера приказали часовому держать меня в запертой комнате (в обществе японца, обвинявшегося в шпионстве) и осмотреть мою одежду.
На следующий день вечером комендант Мукдена вошел вместе с другим капитаном и расспросил меня обо мне и моих родителях, когда все было записано, мне объявили, что «на следующее утро в 6 часов я буду расстрелян». На вопрос, в чем его обвиняют, комендант ответил Геддесу: «Вы сами знаете лучше меня». Далее комендант сказал мне, что он очень жалеет (меня), и спросил, не хочу ли я написать письмо или завещание <…> Комендант приказал принести бумаги, и в его же присутствии я написал лишь 2 слова: «Прощай, отец» — и подписался. На следующее утро в 6 ч. никто не пришел, я попросил стражу пригласить коменданта, который и пришел часа через 2 <…> Я спросил его, почему же я не был расстрелян, как было приказано генералом Куропаткиным, ибо это ожидание крайне тяжко. Он ответил, что приказ еще не подписан. Вечером он опять пришел и сказал, что я буду расстрелян на следующее утро, но, как и накануне, никто не явился и так повторялось изо дня в день в течение 10 дней.
На третий день моего ареста пришел капитан Персиц и предложил мне подписать заявление, что я продал японцам план П.-Артура. Я ответил, что если бы я подписал такое заявление, то это было бы совершенною ложью, и отказал. Услыхав это, он приказал караульным обнажить и высечь меня. Двое из караульных дали мне несколько ударов по спине, а 4-й несколько раз меня ударил ногой. В то же время капитан сказал, что, пока я не подпишу документа, солдаты не перестанут меня сечь. Я ответил, что пусть меня засекут до смерти, я никогда документа не подпишу <…> После этого он объявил, что будет в отсутствии в течение 2–3 дней и что он оставляет мне бумагу для подписания в любое время и что, пока я не подпишу, мне не дадут есть. Два дня меня держали без пищи, на 3-й капитан Персиц пришел и сказал: «<…>Было бы гораздо лучше, если бы Вы подписали, я имею приказание генерала Куропаткина расстрелять Вас во всякое время, когда пожелаю». Я ответил, что он может расстрелять меня хоть сейчас <…> Но что я бумаги не подпишу. Тогда капитан ушел, и я его никогда больше не видал.
На 11-й день моего ареста пришел комендант и сообщил, что генерал Куропаткин простил меня и что меня не расстреляют <…> «Я очень благодарен за любезность генерала Куропаткина, но я не вижу, в чем я должен быть прощен». Затем он объявил мне, что я буду препровожден под конвоем в харбинскую военную тюрьму. По прибытии в (эту) тюрьму я был помещен в маленькую холодную комнату, иметь шерстяное одеяло или разводить огонь не разрешалось. Через несколько часов я попросил поручика чаю или горячей воды для питья. Он ответил, что получил определенное приказание не давать мне ни теплого питья, ни топлива. Скоро я заболел, мои руки и ноги и тело обмерзли и распухли. Холод был ужасен, лежать и в особенности ходить было для меня мученьем. Я попросил доктора, и через несколько дней пришел доктор, сказавший, что я должен немедленно отправиться в госпиталь, но никаких мер к моему передвижению принято не было. Каждые два дня ко мне приходил новый доктор и говорил то же самое, пока, наконец, после визита пятого доктора, меня не послали — не в госпиталь[117], а в уголовную тюрьму, где по прибытии я был помещен один в маленькую комнату.
Я прибыл в тюрьму 27-го января 1905 г. Меня стерегли двое караульных, и мне было воспрещено говорить, писать, петь и свистеть. 15 июня 1905 г. меня взяли из карцера и отправили вместе с 40 другими заключенными в Иркутск. В течение всего этого времени я ни разу не был опрошен, ни разу мне не сказали, за что меня посадили в тюрьму. Только перед самым отъездом в Иркутск я получил билет, указывающий, за что я был заточен <…>
26 июня я прибыл в Иркутск и был помещен в Центральную уголовную тюрьму, с этого дня до 27 сентября 1905 г. (т. е. до дня, когда, пройдя через все сибирские и другие тюрьмы (всего до 15 тюрем), я прибыл в Варшаву), я подвергался тому же режиму, как все уголовные, и выполнял все работы, которые в виде наказания выполняет преступник <…> Я перенес еще больший позор — я прошел 15 городов Сибири и Европейской России с цепями на руках. По прибытии в Варшаву я послал письмо британскому консулу <…> 3 ноября 1905 г. я был освобожден.
