Сергей Ченнык - Вторжение
Волынский пехотный полк бригады в октябре 1853 г. был перевезен кораблями Черноморского флота в Севастополь. С апреля по сентябрь волынцы с двумя артиллерийскими батареями занимали бухты Южной стороны (Камышовую, Стрелецкую и Казачью) с целью обороны побережья от возможной высадки неприятельского десанта. Там они находились до 3 сентября 1854 г., когда присоединились к войскам на Альминской позиции.{706}
Понимая, что оказался в той местности, где в ближайшем будущем придется вести боевые действия, командир полка полковник Хрущёв, по мнению главнокомандующего «лучший генерал из тех, каких я только знал при обороне Севастополя», принялся за изучение окрестностей. «На днях я сделал довольно большую прогулку верхом по всем окрестностям Севастополя, чтобы знать местность для движения с войском, и мне пришлось ездить по чрезвычайно крутым горам».{707}
Минский полк один батальон (4-й) выделил для прикрытия Феодосии, три других батальона были задействованы в охране побережья.
НАЧАЛО УСИЛЕНИЯ ВОЙСК ВЕСНОЙ 1854 г.
Весной 1854 г. Николай I потребовал произвести усиление обороны восточного Крыма. К этому подталкивала возросшая активность союзников в прибрежных районах Кавказа, в том числе атаки на прибрежные пункты. Во исполнение приказа самодержца с наступлением весны 1854 г. группировка русских войск в Крыму усилиями князя Меншикова начала последовательно увеличиваться.
Уже в марте 1854 г. командир Волынского пехотного полка Александр Петрович Хрущёв упоминает о прибытии в Крым новых воинских частей. 30 марта он пишет родным: «Войска, предназначенные для обороны Крыма, начинают приходить; вчера явились в Севастополь гусары — и весь город выбежал смотреть на них, потому что здесь кавалерии никогда не было. Около половины апреля ожидают пехотную бригаду и тогда, вероятно, мы станем лагерем».{708}
Но эта значительная сила не находилась в одном месте, а распределялась между тремя, предполагаемо наиболее уязвимыми пунктами Крымского полуострова: Севастополем, Феодосией и Керчью.
Постепенно прибыли значительные силы кавалерии, находившиеся до того в восточной и центральной частях полуострова.
«С весною усилилось прибытие войск в Севастополь. Когда гусарский полк герцога Лейхтенбергского вступал в город, светлейший выехал к нему навстречу. Командир полка Халецкий, увидев князя издалека, молодецки подобрав лошадь, лихо подскакал к князю. Он произвел на светлейшего приятное впечатление, и князь громко поздоровался с полком. Гусары грянули дружно, и с того времени он полюбил этот полк, хотя и неопытный, еще незакаленный, но хороший, полный рвения и готовности. В день встречи лейхтенбергцев князь ехал рядом с полком; Халецкий, рисуясь на борзом коне, представлял его светлости эскадронных командиров по одиночке. Светлейший был, видимо, доволен. После холодности моряков ему особенно отрадно было видеть сочувствие к себе этих войск».{709}
Меншиков и Панаев не понимали, что за холодностью моряков скрывалась их решительность и повседневная готовность к смерти, лучшим способом доказанная через месяцы в Севастополе. Кавалерия во время всей кампании как минимум не покрыла себя и свои штандарты славой. Сам Иван Альбертович Халецкий, «…магометанин из польских татар, лихой эскадронный командир, впоследствии командир Киевского гусарского полка, раненный в Крымскую кампанию под Инкерманом при отражении знаменитой атаки Кардигана после восстания Польши в 1863 году, будучи генерал-майором в отставке, бежал за границу и поступил на иждивение «жонда»[166], то есть, по сути, если называть вещи своими именами, кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (1849 г.) стал изменником{710}.[167]
В апреле к полуострову подтянулись тарутинские и бородинские егеря:
«В воскресенье пришел первый эшелон егерской бригады 17-й дивизии и на днях придет вся бригада. После стоянки в Москве и русских губерниях им не нравится жизнь в Севастополе, где надобно платить 11/2 руб. сер. за пуд сена».{711} Кстати, что касается экономики, то присутствие невиданного ранее и постоянно увеличивающегося числа войск привело к резкому росту цен.
«Здесь и прежде все было дорого, а теперь цена еще более повысилась, особенно на фураж и говядину. Вчера гусары покупали сено по рублю серебром за пуд; овес продают дороже пяти рублей четверть. Я посылаю за сеном за 50 верст; скоро нигде не будет сена. В прежние годы здесь в половине апреля косили траву, теперь же и признаков нет».{712}
22 апреля 1854 г. в Симферополь вошли 1-й и 2-й батальоны Тарутинского егерского полка, с воодушевлением встреченные горожанами. На пасху прошел полковой молебен у памятника Долгорукову-Крымскому перед собором. Все солдаты получили от городских властей и обывателей дополнительный хлеб, порцию говядины и вино, чему были несказанно рады.{713} 25 числа роты тарутинцев вошли в Бахчисарай, а на следующий день егерская бригада 17-й пехотной дивизии (Тарутинский и Бородинский егерские полки) вошли в Севастополь. Капитан Р.Ходасевич называет цифру чинов бригады, находившихся в строю в этот день, 5 500 чел.{714}
Бригаду встречала толпа обывателей. Восхищаться было кем — внешне егеря были лучшими в русской армии, собравшейся в Крыму.
«Действительно, в строю было чем полюбоваться: егеря, подобранные «на чистоту», могли быть украшением гвардейских полков».{715}
Прибывшие войска постепенно включались в работу. Минский пехотный полк продолжал обеспечение охраны побережья. Кроме этого, минчанам пришлось выполнять совсем неожиданную задачу. Его задействовали в мероприятиях по дезинформированию неприятельских шпионов: «Для наблюдения за татарским населением и для убеждения его в многочисленности войск были составлены две подвижные колонны, каждая из двух рот Минского пехотного полка, которые и посылались из Севастополя на военную прогулку. Одна колонна шла по южному берегу и обратно через горную часть Крыма, а другая навстречу первой, через горную часть и обратно южным берегом».{716}
57-й Донской казачий полк пришел под Евпаторию к 1 июня 1854 г. Князь Меншиков расположил его двумя линиями кордонов: на север до Перекопа и на юг до Севастополя для наблюдения за береговой линией.
В июне-июле Меншиков начинает торопить Петербург, прося ускорить переброску войск в Крым. 16-ю дивизию Меншиков получил после того, как отправил своего сына в главную квартиру Южной армии «для представления своей слабости» князю М.Д. Горчакову{717} Горчаков, в свою очередь, хлопотал об отправке в Крым дополнительных войск перед Николаем I. 1 (13) августа император самолично писал Меншикову:
«Вчера любезный Меншиков, прибывший курьер от князя Горчакова, между прочими донесениями, доставил известие, что около 30 000 англо-французов высажены v Кюстенджи, к которому от Варны сухим путем, береговой дорогой ожидались еще другие французские войска. Из сего, кажется, заключить можно, что 16-я дивизия должна поспеть вовремя и до решительного десанта в Крым. С приходом сей дивизии, думаю, что не только Севастополь нужно обеспечен от всякой попытки овладеть им с моря и с сухого пути, но и что пора будет возвратить генерала Хомутова с войсками собственно Черномории принадлежащими, т.е. линейными черноморскими батальонами, черноморскими казачьими батареями и с конно-батарейной Донской батареей, оставя покуда на Керченском полуострове бригаду 17-й дивизии с ее артиллерией и казачьим полком. Это тем желательнее, что весьма может быть, что союзники, известясь, что мы приняли сильные меры к укреплению Крыма, обратятся теперь к покушению на Новороссийск и Анапу…».{718}
Николай I считал, что отправка частей генерала Хомутова на Тамань не сильно ослабит крымскую группировку, вполне достаточную для обороны полуострова.
«…останется у тебя в Крыму вся 16-я дивизия — шестнадцать батальонов, а потом и все 16 батальонов 17-й дивизии, с их артиллерией, бригада 14-й дивизии с ее двумя батареями, резервная бригада 13-й дивизии, два резервных черноморских батальона, саперный и стрелковый — всего 52 батальона, 80 пеших орудий, 16 конных орудий и два казачьих полка …»,{719}
Выполняя предписание императора, князь Горчаков, который «…сочувствовал трудному положению князя Меншикова», начал принимать меры по скорейшей переброске в Крым назначенных для его обороны войск.
«Он уже отделил к нему первую бригаду 14-й дивизии, отправил 16-ю дивизию в Крым и медлил с движением к северо-востоку, чувствуя, что таким образом войска неминуемо отдалятся от того места, где может угрожать нам опасность. Но авторитет Паскевича, уже негодовавшего на него за усиление Крымской армии, им исполненное, вопреки высшим распоряжениям не дозволял ему высказываться решительно и попасть с войсками своими в более центральное положение, из которого было бы добно двинуться с ними к тому пункту, где действительно оказалась бы в них надобность».{720} На полуостров прибыла 1-я бригада 17-й пехотной дивизии (Московский и Бутырский пехотные полки). По согласованию с наказным атаманом войска Донского Хомутовым[168] князь Меншиков расположил наличные войска следующим образом: в Керчи 3 батальона, казачий полк, батарея. В Феодосии — 3 14 батальона, казачий полк, батарея. В Арчине (в резерве) — 4 батальона (Московский пехотный полк), казачий полк, Донская батарея. Всего в районе Керчи было 101/2 батальона пехоты. 3 казачьих полка, 3 артиллерийские батареи. Гусарский полк перемещался в Kapacv-Базар. Общее командование в регионе переходило в руки атамана Хомутова.{721}
