Евгений Кринко - Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения
Всего за период оккупации в Майкопе оккупанты уничтожили 3 тыс. чел., в Кошехабльском районе – 400 чел., в Адыгейской автономной области в целом – свыше 4 тыс. чел.774 В Карачаевской автономной области, по предварительным подсчетам, произведенным к 9 июня 1943 г., было уничтожено 4,5 тыс. чел.775 Согласно уточненным данным, приведенным в телеграмме Ставропольского крайкома ВКП(б) и крайисполкома Карачаевскому обкому партии 26 июня 1943 г., оккупанты замучили и убили 6 тыс. «карачаевцев, абазинов, русских, осетин – лучших и преданных Советской Родине людей»776. В Черкесской автономной области захватчики расстреляли более 3 тыс. чел.777 В Кабардино-Балкарии было убито, замучено, казнено более 2 тыс. мирных граждан778. В Северной Осетии в концлагере на берегу реки Дур-Дур в Дигорском районе оккупанты уничтожили 2 тыс. чел. Кроме того, было расстреляно 128 мирных жителей, 1323 чел. погибло от воздушных налетов и артиллерийских обстрелов, 781 чел. ранен779.
Таким образом, оккупанты использовали в захваченных районах Северного Кавказа широкий круг средств и методов управления. Важнейшее место среди них занимала пропаганда. На пропаганду возлагались задачи обеспечить лояльность населения, создать социальную опору режиму. Осуществлению пропаганды предшествовала серьезная и длительная подготовка. Она включала создание специальных пропагандистских органов, разработку программ пропагандистских мероприятий. К пропагандистской работе среди населения захваченных областей привлекались практически все кадры оккупационной администрации.
На оккупированной территории Северного Кавказа использовались различные пропагандистские средства, но решающее значение имели печатные, особенно пресса, выполнявшая, наряду с приказами и объявлениями, роль главного источника официальной информации.
Анализ оккупационной прессы показал, что в основе пропаганды лежала критика советского режима, особое внимание уделялось трагическим событиям советской истории. Политике советской власти противопоставлялись действия германских руководителей. Население призывалось к сотрудничеству с оккупантами для успешного развития региона.
Изучение источников свидетельствует о том, что пропаганда оккупантов на Северном Кавказе имела дифференцированный характер, была активна, решительна, даже агрессивна, многие выдвигаемые лозунги – понятны и доступны населению. Стремясь обеспечить поддержку различных социальных слоев, оккупационные власти использовали различные средства и приемы: поощряли развитие национальных и религиозных чувств, возрождали старые порядки и уничтожали советскую символику, обещали ликвидировать колхозы и создать условия для свободного развития региона.
В то же время развитие нацистской пропаганды на Северном Кавказе столкнулось с рядом трудностей. Сообщения о взятии Москвы и Сталинграда опровергались листовками партизан и подпольщиков. Пропагандистские органы испытывали недостаток в оборудовании, кадрах, хорошо владевших языками народов Северного Кавказа. Но главной причиной невысокой результативности нацистской пропаганды оказался сам характер германской политики в захваченных областях. В донесении начальника полиции и СД о положении дел на Северном Кавказе осенью 1942 г. указывалось, что на настроение местных жителей особенно отрицательно действовала разница между пропагандистскими лозунгами и действительностью. Кроме того, в результате действий партизан население чувствовало «угрозу своей жизни, имуществу, безопасности, теряло уверенность в отношениях с немецкими войсками». Свою роль играли и противоположные распоряжения различных служебных инстанций, а также «неумное поведение неподготовленных в национальной политике немецких персон», которое омрачало или разрушало «созданные отношения доверия»780.
Широкий размах на Северном Кавказе, как и в других советских областях, получил террор. Эскалация насилия на оккупированной территории Северного Кавказа не являлась случайным явлением. Репрессии порождались целями и характером войны, произвол был заложен в самой системе управления захваченной территорией. Расширению масштабов репрессий способствовали факторы идеологического порядка, а также действия партизан. В итоге различные средства и методы управления, призванные дополнять друг друга, пришли в очевидное противоречие.
3
Социально-экономическая политика оккупантов и ее итоги
Надеясь на «блицкриг», руководство Германии первоначально не рассчитывало использовать экономику оккупированных советских территорий во время войны. Предполагалось лишь захватить готовую продукцию и сырье, взять на учет предприятия, обеспечив их охрану до прекращения боевых действий. Срыв планов «молниеносной войны» поставил перед немецким командованием целый ряд новых вопросов, связанных с необходимостью ремонта техники, снабжения частей вермахта топливом, а солдат и офицеров – продовольствием и предметами первой необходимости. Дополнительных ресурсов требовало развитие экономики Германии, испытывавшей с самого начала войны серьезные трудности в снабжении топливом и некоторыми видами сырья. Рассматривая оккупированные территории в качестве главного источника любых видов ресурсов, германское руководство было вынуждено внести соответствующие коррективы в свои экономические программы. Через месяц после начала войны, 28 июля 1941 г., Геринг утверждал, что «не нужно чинить никаких препятствий солдатам, если они по собственной инициативе снабжают себя». Но уже в сентябре 1941 г. он осудил «дополнительные реквизиции» в тыловых районах, призвав воспитывать войска «в духе бережливости и порядка»781.
Немало споров вызывали перспективы хозяйственного развития оккупированных советских областей. В самой Германии производство и потребление как промышленной, так и сельскохозяйственной продукции контролировалось государством при сохранении частнособственнических отношений. Однако многие руководители страны и крупные предприниматели говорили о необходимости преобразовать советскую государственную экономику в частную. На этом, в частности, настаивала хозяйственная группа «Металлургическая промышленность». «Большевистские хозяйственные формы противоречат национал-социалистическим принципам, гласящим, что высшее достижение народного хозяйства создается только при широкой личной ответственности хозяйничающих людей и на почве частной собственности», – говорилось в «Коричневой папке»782. Геринг заявил, что он в принципе отвергает «все, относившееся к большевистской системе», в том числе и колхозы. Однако время для соответствующих преобразований еще не пришло783.
Декларируя принципы свободы рыночных отношений и частной инициативы, германские руководители осознавали, что немедленное восстановление частной земельной собственности в оккупированных советских областях грозило срывом планов продовольственного снабжения за их счет. Поэтому еще в «Зеленой папке» обосновывалась необходимость сохранения большей части крупных сельскохозяйственных предприятий на советской территории ввиду «отсутствия инструментов и машин для восстановления мелких крестьянских хозяйств»784.
Осуществлявшаяся на оккупированных советских территориях аграрная политика претерпела серьезную эволюцию. На первом этапе колхозы и совхозы сохранялись на захваченной территории под контролем немецких властей. Но урожай 1941 г. не мог удовлетворить оккупантов. Поэтому в феврале 1942 г. Розенберг утвердил «Закон о новом аграрном порядке» для оккупированных областей, согласно которому колхозы преобразовывались в «общинные хозяйства» как переходную форму от коллективного землепользования к единоличному.
В «общинных хозяйствах» предполагалась совместная обработка земли всеми трудоспособными членами. Частной собственностью крестьян объявлялись приусадебные участки, которые следовало использовать для разведения овощей, фруктов, корнеплодов и особенно для развития животноводства. При наделении приусадебными участками преимущества получали «старожилы селения», показавшие себя хорошими работниками и располагавшие рабочей силой для обработки земли, а также раскулаченные. Руководитель «общинного хозяйства» нес ответственность за выполнение поставок перед оккупационными властями.
Имущество совхозов и МТС переходило в собственность Германии. Совхозы преобразовывались в государственные (земские) хозяйства или имения, а МТС – в сельскохозяйственные базы. Технически оснащенным хозяйствам, выполнявшим обязательства по поставкам, оккупационные власти обещали переход к единоличному землепользованию. При этом земля делилась на полосы в каждом поле севооборота с последующим образованием земледельческого товарищества. Тягловый скот и сельскохозяйственные орудия подлежали разделу, машины и трактора оставались в собственности МТС или товарищества. Пахота и посев производились совместно, затем межи восстанавливались, и крестьяне обрабатывали наделы самостоятельно. К наделению землей не допускались «политически неблагонадежные», не выполнявшие поставки и неспособные к ведению единоличного хозяйства крестьяне. Самовольный раздел земли воспрещался. «Способным и трудолюбивым крестьянам, доказавшим свою хозяйственность», разрешалось предоставление земли в единоличное пользование с образованием хуторов или отрубов785.
