Райнхольд Браун - Шрамы войны. Одиссея пленного солдата вермахта. 1945
Рассказ не слишком последовательный, но убедительный. Не рискну утверждать, что этот добрый человек нам безоговорочно поверил. Он обернулся к жандармам и что-то им сказал. Офицер внезапно задал вопрос. Резкий, холодный, как лед, и острый, как сталь. Сообразительный переводчик, наш союзник, что-то рассудительно ему ответил. Это было похоже на короткий фехтовальный поединок.
Свободны! Свободны?
— Идите за мной, — сказал мадьяр, только что отвоевавший нашу свободу.
Стояла теплая ночь. С неба что-то тихо пели звезды. Это правда! Это правда! — шептали бившие нас по голеням стебельки. Шелест. Это невероятно, этого просто не может быть. Хочется танцевать. Это просто волшебство. Всякое бывало, но такого еще никогда не было. Мы свободны! До родины осталось шестьсот километров, объяснил нам переводчик. Сначала мы пойдем к нему домой, где мы с Берндом выспимся на мешках с кукурузой. Нам просто фантастически повезло. Офицер ненавидит русских. Они изнасиловали его жену и дочь, убили его сына. То, что нас взяли в темноте, ночью, тоже было необыкновенным везением. О нашем задержании знали всего несколько человек. Жандармы не выдадут своего командира, все были за то, чтобы нас отпустить. Все это переводчик рассказывал, пока мы с Берндом укладывались на ночлег в его подвале. Но тайну надо сохранить во что бы то ни стало. Последнее условие: с рассветом мы должны покинуть этот район. Он обещал это жандармам и просит нас не подвести его.
Я заснул. Когда лежишь на мешках с кукурузой, можешь только спать.
Мы уже довольно далеко ушли к тому моменту, когда возвестил о себе наступающий день, когда в поле зачирикали воробьи, а в норках зашуршали полевки. Мы сдержали свое обещание. Радость настолько переполняла нас, что мы летели, как на крыльях. Мы летели по стране, казалось, до самого горизонта заросшей сплошной кукурузой. Ее стебли были высотой в человеческий рост, а между стеблями бушевала трава. Над этой плодородной равниной медленно вставало солнце. Бог благословил эту землю, но русские ее беспощадно ограбят, практически ничего не оставив крестьянам. Жестокая солдатня поставит их на колени и оставит ровно столько, чтобы хватило на следующий посев.
Мы шли по полевой тропинке и предавались размышлениям.
По Венгрии нам предстоит пройти шестьсот километров. Шестьсот километров по стране, где нас на каждом шагу будут подстерегать опасности. Каждая просьба поделиться хлебом, любой едой, предоставить ночлег могла закончиться задержанием. Шестьсот километров по незнакомой чужой стране — это было страшно тяжело и невероятно рискованно. Каждый день мы могли попасть в беду, в ситуацию, справиться с которой будет превыше наших сил. Мы привыкли к горам и румынским крестьянам. Несчастья начались на равнине. Что нас здесь ждет? Вдруг мне пришла в голову великолепная идея. Посмотрим, что скажет на это Бернд.
— Мы поедем на поезде, слышишь?
Бернд не отвечает. Видимо, он решил придержать резкость при себе. Я продолжаю:
— Мы сегодня сможем проехать пару сотен километров. Мы переедем через канал, через Кереш, может быть, даже через Тису. Мы шутя преодолеем все препятствия. Чухчух-чух. Посмотришь, как далеко мы продвинемся. Бернд упорно молчит. Решил, что я сошел с ума? Что я лишился рассудка? Интересно, о чем он сейчас думает? Я продолжаю гнуть свое:
— Давай хотя бы поищем железную дорогу. Она должна быть где-то слева и не очень далеко.
Мы поворачиваем налево. Не проходит и часа, как мы натыкаемся на железнодорожную колею. Наши мнения давно совпали. Мы идем вдоль пути. Рядом с рельсами растут плевелы, мышиный ячмень, овсяница и трясунка. Тут же колышется на ветру полба и какие-то метелки. Ну же, ну! — казалось, кричали они нам. Езжайте, счастливого вам пути! Вздрагивая, листья и стебли время от времени сбрасывали нам на ноги пыль и кричали нам браво!
Вскоре показалась маленькая станция. Укрытием нам послужило большое, расположенное рядом со станцией кукурузное поле. Мы залегли и принялись ждать. С неба припекало солнце. Стебли кукурузы, словно стрелы, нацеливались в синеву. Где-то в вышине заливался жаворонок. На небе — ни облачка. Впереди узкая и низкая платформа. Чего мы сможем достигнуть? Мы сможем оказаться намного ближе к Германии, больше ничего. И мы сделаем это сегодня, именно сегодня. Мы приняли решение, тетива натянута. Мы, как стрелы, полетим в цель. Долго ли мы ждали? Долго. Притоптанная нами трава успела снова выпрямиться, а мы продолжали ждать. Мы лежали словно в гнезде, заглянуть в которое можно было только сверху. Так обычно прячутся в траве куропатки. Полдень еще не наступил, было, наверное, без пяти двенадцать, когда к шелесту кукурузы примешался какой-то слабый пыхтящий звук. Мы вскочили на ноги: наконец-то! Поезд шел в нужном нам направлении. Но остановится ли он на этом полустанке? Конечно остановится. У полотна стояло множество крестьян. Они уже взялись за свои тюки, подняли с земли корзины, начали что-то кричать друг другу. Было ясно, что они все хотят попасть на этот поезд. Пыхтение стало громче, вскоре мы увидели стальную грудь паровоза. Даже издали мы ощутили невероятную мощь приближавшейся машины, ту силу, которая бушевала в его топке и котле. Ту-ту! Вот это свисток! Пронзительный, резкий, мощный! Места мне, места! Раздайтесь, расступитесь передо мной. Я еду! Но вот гигант замедлил бег, раздался лязг железа о железо, тормоза сдавили оси колес, и колосс с тяжким скрежетом остановился, с фырканьем выпуская пар.
Мы выбежали из укрытия.
Теперь, дорогой читатель, я расскажу тебе то, чего ты наверняка не знаешь. Имеешь ли ты представление о том, как в той стране ездят по железным дорогам? Нет, ты не можешь этого знать! Ездили там так: поезд, который мы с Берндом взяли штурмом, перевозил преимущественно, да что там, исключительно людей. Это был пассажирский поезд, поезд малой скорости, который подобрал всех, кто ждал его на том жалком полустанке. Все купе были набиты битком, гул голосов, крики, смех, визг. Из окон высовывались круглые любопытные лица. Этих лиц было великое множество — они теснились рядом, висели друг над другом. Все эти люди с жадным любопытством смотрели, кто входит, а кто выходит. На крыше, на крыше вагонов была настоящая ярмарка! На крыше сидели и лежали все, кому не хватило мест внутри вагонов, кто не смог втиснуться в двери. Женщины и мужчины с узлами и корзинами, городские физиономии, подростки. Попадались здесь и русские солдаты. Гомон, крики. Люди говорили, смеялись и кричали, переговариваясь друг с другом. В свертках квохтали куры, гуси вытягивали шеи. Птицы не могли ни бегать, ни летать; они, связанные, лежали у ног перевозивших их селян. Невероятный шум, красочный, пестрый балаган! Да, да, именно так, я говорю чистую правду! Мы забрались в самую гущу, растворились, потерялись в ней! Ту-у, поехали! Подул ветер, и мы, схватившись за шляпы, надвинули их на уши, чтобы их не унесло. Колеса вертелись все быстрее и быстрее. Это было настоящее, захватившее нас приключение — мы едем. Интересно, где мы окажемся в конце этого бесшабашного пути? Нагнув голову, мы сидели на крыше, внимательно присматриваясь к ближайшим соседям. Кажется, все было в порядке. Никто не обращал на нас ни малейшего внимания. У-ууу! Как же быстро несемся мы! Мимо пролетают поля и скудные перелески. Тата-та! Крепкие нервы надо иметь для таких путешествий! Но и наши нервы не подкачали! Да, да! Слава богу, мы не оказались изнеженными слабаками! Русские солдаты, веселясь, пробирались между пассажирами и перепрыгивали с вагона на вагон. Иногда возникала небольшая суматоха, когда что-нибудь скатывалось с крыши. На все это мы смотрели, прищурив глаза и сохраняя полную внешнюю бесстрастность. Сидевшая рядом со мной крестьянка крепко прижимала к себе корзину с яйцами. Ее голая мясистая рука была толстой, как бедро. Груди лежали на корзине, как две горы.
Внезапно на крыше появился контролер. Ему показывали билеты, совали какие-то бумажки, платили деньги. Но мы отступили, в конце вагона по поручням спустились на землю и пробежали мимо вагона к следующей двери. Из окон на нас показывали пальцами и громко смеялись: цыгане! Цыгане! Мы повисли на задней подножке. Загудели рельсы, земля понеслась под ногами. Мы вылезли на крышу. Контролера уже не было. Женщина с огромными грудями и корзиной бесцеремонно оглядела нас с головы до ног. Но мы упрямо сели рядом с ней. В конце концов, это были наши законные места. Женщина переставила корзину подальше от нас. Ага! Я не отрываясь смотрел на ее поставленную на крышу руку, которая была явно толще моего бедра. Поезд остановился, и ярмарка снова пришла в движение. На освободившиеся места усаживались новые пассажиры. Мы спустились на подножку, потом, пройдя вагон, снова влезли на крышу. Так мы и ехали, довольные собой и всем миром. Все было просто прекрасно. Если бы у нас был план, мы могли бы сказать, что все идет по плану.
