Александр Некрич - 1941 22 июня (Первое издание)
На рассвете 22 июня фашистская Германия, вероломно нарушив заключенные ею с Советским Союзом договоры «О ненападении» и «О границе и дружбе», обрушила мощный удар своими заблаговременно отмобилизованными и сосредоточенными вблизи советских рубежей вооруженными силами на войска наших западных приграничных военных округов. Еще не успели заглохнуть гремевшие многие годы по всей стране лозунги: «Ни пяди своей земли не отдадим!» «На удар ответим двойным и тройным ударом!» «Воевать – на чужой территории!» «Воевать – малой кровью!» – а на дорогах нашей Родины уже слышался грохот кованых сапог и лязг гусениц вражеских танков, ревели, завывали фашистские самолеты, бомбы штурмуя авиацию на аэродромах, войска, морской флот, города и села нашей страны.
Это был удар неимоверной силы. Но что было еще страшней, так это – моральное потрясение. Советские люди, чтобы сделать оборону своей страны неприступной, многие годы урезали свои потребности, отказывая себе даже в самом необходимом, и верили, что возможному нападению врага создана несокрушимая преграда,
«Нерушимой стеной, обороной стальной / Разгромим, уничтожим врага», – пели мы и верили, что так и будет. Но вот началась война, и с первых же ее часов мы увидели, что вся наша вера была миражом, что на самом деле перед лицом вооруженного до зубов врага, мы оказались совершенно беззащитны.
Кто об этом забыл или этого не знает, тот никогда не поймет величия подвига нашего народа, сумевшего перешагнуть через страшный моральный надлом и, меньше, чем за полгода, остановить и парализовать самую могущественную в мире военную машину. Тот же, кто знает все это, но хочет это скрыть от новых поколений наших граждан, тот – предатель своего народа и враг нашей действительной обороноспособности.
Те, кто не пережил страшных событий первых месяцев войны, пусть знают, что преодолевать моральный надлом не легче, чем идти с противопехотной гранатой и бутылкой с горючей смесью на танк врага. Первыми успехами гитлеровцы обязаны не только, а, может быть, и не столько внезапности своего нападения, сколько крушению в нашей армии и в нашем народе иллюзии о, будто бы, высокой обороноспособности страны. Но об этом мы получили возможность говорить лишь много лет спустя. А в то время развивалось стремительное и для большинства необъяснимое наступление фашистских войск.
Группа гитлеровских армий «Центр», действовавшая на направлении главного удара, за первые два дня продвинулась больше, чем на 200 км. Это она двигалась как раз там, где, по мнению «критиков», войскам противника было оказано «серьезное сопротивление». Кстати, за эти же два дня была окружена Белостокская группировка наших войск, в состав которой входило более половины всех войск Западного особого военного округа (ЗОВО). На пятый день головные части группы армий «Центр» вышли к Минску, а на восьмой – в районе этого roрода было завершено еще одно окружение крупной группировки войск ЗОВО.
К исходу третьей недели фашистские армии на этом направлении стояли у ворот Смоленска, завершив еще одно окружение значительных наших сил. Типпельскирх сообщает, что только на этом направлении в период с 22 июня по 1 августа 1941 года гитлеровцами взято в плен около 755 тысяч человек, захвачено свыше 6.000 танков и более 5.000 орудий. (К. Типпельскирх. История второй мировой войны. М. 1956, стр. 178, 184, 185).
Соответствующих сведений по данным советского командования наша печать не публиковала. Имеется лишь сообщение маршала Советского Союза А.А. Гречко о том, что на всем советско-германском фронте «противнику удалось за три недели вывести из строя 28 наших дивизий, свыше 70 дивизий потеряли от 50% и более своего состава в людях и боевой технике» (Военно-исторический журнал № 6, за 1966 г.).
Даже если признать, что Типпельскирх преувеличивает, это скорее всего так и есть, то и в этом случае не может возникнуть никакого сомнения (что и есть), налицо сокрушительный разгром всей нашей армии прикрытия (на 170 дивизий свыше 100 за три недели войны либо разгромлены, либо понесли потери, приведшие их в небоеспособное состояние). Такой решающий для оценки начального периода войны факт, почтенные «критики» вообще обходят, хотя о значении фактов для исторического исследования наговорили в своей статье немало прекраснодушных слов. Вот уж, воистину, «слова – для прикрытия неблаговидных мыслей и дел».
За 24 суток (до 16 июля – дня занятия гитлеровцами Смоленска) фашистские войска прошли свыше 700 километров, считая по прямой, а не по дорогам. При этом они разгромили войска ЗОВО и подходившие им на помощь резервы и заняли очень выгодное для дальнейших действий стратегическое положение.
Наш Юго-Западный фронт (бывший Киевский особый военный округ), войска которого, удовлетворительно управляемые командованием и штабом фронта, проявили подлинные чудеса героизма и, серьезно затормозив наступление группы фашистских армий «Юг», вели в это время бои далеко к западу от Днепра, – в результате выхода противника в район Смоленска, оказались под угрозой удара во фланг и тыл с севера. Именно с этого времени над Юго-Западным фронтом начала все более грозно нависать опасность той трагедии, которую с полным основанием можно признать самой крупной катастрофой Великой Отечественной войны – КИЕВСКОГО ОКРУЖЕНИЯ наших войск.
Вопрос об этом окружении выходит за рамки данного, по необходимости несколько разросшегося, письма в редакцию, но я не могу не сказать о том, что с 16 июля, когда угроза самого страшного достаточно отчетливо потребовала эффективных мер, до начала развязки под Киевом прошло 38 дней, но за это время не было сделано ничего реального. Хуже того, все делалось, как нарочно, на руку противнику.
Командование и штаб Юго-Западного фронта понимали, что над руководимыми ими войсками нависает грозная опасность и пытались ей противодействовать … все разумные фронтовые мероприятия отменялись, и войска фронта, в конечном счете, были поставлены в условия полной невозможности оказать врагу эффективное сопротивление. В результате, за месяц с небольшим наш Юго-Западный фронт был полностью разгромлен.
Командующий фронтом генерал-полковник Кирпонос, молодой талантливый генерал – начальник штаба фронта Тупиков, очень способный разведчик – начальник Разведотдела фронта полковник Бондарев и многие прекрасные штабные офицеры, после героического, но безуспешного сопротивления напавшим на командный пункт фронта танкам противника, ввиду явной угрозы плена покончили с собой. А те, кто не погиб в бою и не успел, либо не смог застрелиться, сложили свои головы в фашистской неволе или, пройдя через годы тяжелейших мучений фашистского плена, пережили еще и горечь обвинений в «измене Родине» и муки сталинско-бериевских застенков. Уцелела лишь часть тех офицеров фронта, кто во время нападения на командный пункт вражеских танков находились в войсках, выполняя задания командования фронтом. Таким образом уцелел, в частности, начальник оперативного отдела штаба фронта полковник (ныне маршал Советского Союза) И. X. Баграмян.
Таковы факты, независимо от того нравятся они кому-либо или нет. Очевидно, что в свете этих фактов вопрос о том, было ли оказано серьезное сопротивление гитлеровцам на границе или нет, не может даже стоять. Вопрос можно поставить только так: почему наша страна, ДЛИТЕЛЬНО И НАПРЯЖЕННО готовившаяся к отражению вероятного нападения соединенных сил МИРОВОГО ИМПЕРИАЛИЗМА, в действительности в течение почти полугода НЕ МОГЛА сколько-нибудь эффективно ПРОТИВОДЕЙСТВОВАТЬ удару ОДНОЙ германской фашистской армии, поддержанной лишь частью сил трех стран-саттелитов? И что же: такой ход событий закономерен или, наоборот, были совершены ошибки, которые привели к столь плачевным результатам?
4. Были ли совершены ошибки при подготовке страны к войне?Попробуем и на этот вопрос ответить, не прибегая ни к книге Некрича, ни к невнятному, избегающему конкретных фактов словотворчеству ее «критиков». Возьмем в основу свидетельство того, чья компетентность в данном случае не может вызвать ни у кого сомнения. Я имею в виду Сталина. Так вот, – вопреки «критикам» вашего журнала, даже он понимал, что нельзя оказанное в первые дни войны нашими войсками сопротивление считать серьезным. По этой как раз причине он в течение всей войны (и даже после ее окончания!) придумывал более или менее удовлетворительные версии для объяснения, почему такового не было. Удовлетворительной, разумеется, он считал только такую версию, которая не ставила под сомнение его, Сталина, мудрость.
Об этом щекотливом обстоятельстве он был вынужден говорить уже в речи от 3 июля. Тогда он попытался объяснить наши поражения тем, что, во-первых, «…войска Германии были уже целиком отмобилизованы, и… находились в состоянии полной готовности, ожидая сигнала наступления, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам….» и, во-вторых, «…фашистская Германия вероломно и неожиданно нарушила пакт о ненападении…» Все, как видим, просто! ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ ФАШИСТЫ, и нечего об этом больше разговаривать. Надо бить фашистов и дело с концом!
