Олег Смыслов - Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях
Теперь, надеюсь, понятно, каким образом Андрей Андреевич «руководил» армией. Есть и другие свидетельства.
Именно за Волоколамскую операцию Л.М. Сандалову было присвоено звание «генерал-майора». Всю Клин-Солнечногорскую операцию, все телефонные переговоры с Жуковым, Шапошниковым и В.В. Курасовым (направлением Генштаба) вел только Сандалов!
И еще. Леонид Михайлович Сандалов, в отличие от Власова, был образованным и опытным генералом, блестящим штабистом. В 1920 году он окончил Ивано-Вознесенские пехотные курсы. Командовал взводом, был адъютантом батальона (начальником штаба. — Прим. автора) на Туркестанском и Южном фронтах. С 1921 года — командир роты. В 1926-м окончил двухгодичную Киевскую объединенную школу командиров им. С.С. Каменева.
Три года службы — и вновь учеба, но только теперь в Военной академии им. М.В. Фрунзе. По окончании ее в 1934 году Сандалов служил в штабе Киевского округа, а в 1936 году по рекомендации Н.Э. Якира поступил в академию Генерального штаба. С сентября 1937 года — он начальник оперативного отдела штаба Белорусского военного округа, с 1940 года — начальник штаба 4-й армии ЗОВО. С 30 июня по 23 июля — врид командующего 4-й армией Западного фронта. В августе — ноябре 1941 года — начальник штаба Центрального и Брянского фронтов.
Знания, приобретенные во время учебы, опыт службы, глубокий аналитический ум позволили Л.М. Сандалову выработать широкий оперативный кругозор, редкое умение точно обобщать военные события и подчас принимать смелые решения.
13 декабря 1941 года газета «Известия» поместила портреты девяти военачальников Западного фронта, чьи армии отличились в сражении на подступах к столице. Среди них — фотография Власова. Сообщение «В последний час» рассказывало о «провале немецкого плана окружения и взятия Москвы». Так Андрей Андреевич стал «сталинским полководцем»! Спросите: почему? Потому что был официальным командующим.
«Этот человек умеет сражаться не только с решимостью, не только с мужеством, но и со страстью», — писала французская журналистка Ив Кюри. Что ж, генерал Власов умел пустить пыль в глаза…
2 января 1942 года Власова награждают орденом Красного Знамени (в учетной карточке награжденного стоит штамп «За бои с германским фашизмом». — Прим. автора), по итогам всего контрнаступления, а 24 января присваивают воинское звание «генерал-лейтенант».
11 февраля 1942 года Власова вызывает на прием Сталин. Наедине они находились целый час и 10 минут, с 22.15 до 23.25. Вторая встреча будет 8 марта.
Вступая в полемику с писателем В. Богомоловым, писатель Г. Владимов (автор книги «Генерал и его армия») сообщал: «В Германии Власов рассказывал, как в ноябре 1941-го Сталин вызвал его к себе, дал ему из своего резерва 15 танков и направил заместителем к командующему, который заново формировал 20-ю армию (расформированную после выхода из окружения под Вязьмой). Власов застал командующего тяжело больным — действительно с конца ноября, числа с 25-го, — и принял от него командование. Имени своего предшественника он не называл — либо из деликатности, либо из-за малой известности генерала Н.И. Кирюхина».
Но все было совершенно не так. Генерал-майор Николай Иванович Кирюхин действительно командовал 20-й армией. С октября 1942 года армия вела наступление на Сычевском направлении, но не имела успеха, за что Н.И. Кирюхин был отстранен от должности и в декабре 1942 года назначен заместителем командующего 29-й армией. В общем, Власов и тут, как обычно, мягко говоря, приврал. Не мог же он рассказать, что не формировал армию и не командовал ей аж до самого освобождения Волоколамска. Да и встреча со Сталиным, как известно, произошла в феврале.
«За воспаление среднего уха орденов не давали и в газетах бы про него не напечатали», — замечает Г. Владимов. Да, орден Власову дали за успехи армии, которой он командовал теоретически. Представление подавали списком. А Сандалов, хоть и командовал армией практически, тем не менее занимал должность начальника штаба.
Кстати сказать, в Центральном архиве Министерства обороны наградных листов ни на Власова, ни на некоторых других генералов нет. То есть их действительно представляли списком по указанию вождя.
В.О. Богомолов провел немало времени в Центральном архиве Министерства обороны. О его кропотливой работе мне рассказывали старожилы. Он очень скрупулезно разбирался с вопросом назначения Власова командующим 20-й армией.
«Назначенный командующим 20-й армией 30 ноября 1941 года Власов с конца этого месяца и до 21 декабря болел тяжелейшим гнойным воспалением среднего уха, от которого чуть не умер, и позднее страдал упадком слуха, а в первой половине декабря — вестибулярным нарушением. Болезнь Власова и его отсутствие в течение трех недель на командном пункте, в штабе и в войсках зафиксированы в переговорах начальника Генерального штаба маршала Б.М. Шапошникова и начальника штаба фронта генерала В.Д. Соколовского с начальником штаба 20-й армии Л.М. Сандаловым; отсутствие Власова зафиксировано в десятках боевых приказов и других документов, вплоть до 21 декабря подписываемых за командующего Л.М. Сандаловым и начальником оперативного отдела штаба армии комбригом Б.С. Антроповым».
И еще: «В сообщениях Совинформбюро в декабре 1941 года как “наиболее отличившиеся” в боях под Москвой армия К.К. Рокоссовского упоминалась четырежды, Д.Д. Лелюшенко — трижды, И.В. Болдина — дважды, Л.А. Говорова — один раз, армия же А.А. Власова, также как и армия Ф.И. Голикова и В.И. Кузнецова, не упоминалась ни разу. И награждены за бои под Москвой они были соответственно: Рокоссовский, Лелюшенко, Болдин и Говоров — орденами Ленина, а Власов, Голиков и Кузнецов — по второму разряду, т.е. орденами Красного Знамени (В. Богомолов «Срам имут и живые, и мертвые, и Россия»)». А это значит, что не нужно было описывать личные подвиги и заслуги каждого. Так Власову просто повезло. В истории Советской армии таких примеров было немало.
А по поводу газет — все еще проще. Власов оказался привлекательным благодаря своему росту, голосу, лицу. Но самое главное, благодаря умению производить впечатление своими простонародными речами. Не обошлось здесь и без теплых слов маршала Тимошенко. Ведь в карьере, как известно, многое зависит от того, как тебя преподнесут.
В конце февраля 42-го главный редактор «Красной Звезды» Давид Ортенберг вместе с писателем Александром Кривицким тоже направился к Власову в 20-ю. Десятилетия спустя он напишет: «За Волоколамском, у Лудиной горы, нашли командный пункт армии. Командовал ею человек, чье имя называешь с отвращением. Может быть, об этой встрече и не стоило бы писать, но нельзя уходить от всего, что тогда было — не только благородное и хорошее, но и плохое, даже мерзкое.
В штабном блиндаже нас встретил мужчина высокого роста, худощавый, в очках с темной оправой на морщинистом лице. Это и был Власов. Посидели с ним два часа. На истрепанной карте с синими и красными пометками овалами и стрелами он показал путь, который прошла армия от знаменитой Красной Поляны, чуть ли не окраины Москвы, откуда немцы могли уже обстреливать из тяжелых пушек центр города. Рывок большой, быстрый совершила армия. Но сейчас наступление приостановлено.
Втроем на крестьянских санях через оголенный, расщепленный и казавшийся мертвым лес поехали в дивизию, оттуда в полк. Здесь идут бои местного значения: то берут какую-то безымянную высотку, то отдают, ночью ее снова будут атаковать. Очевидно, на многое рассчитывать не приходится.
Видели мы Власова в общении с бойцами на “передке” и в тылу, с прибывшим пополнением. Говорил он много, грубовато острил, сыпал прибаутками. При всем том часто оглядывался на нас, проверяя, какое производит впечатление. “Артист!” — подумал я. Ну что же, пришли мы к выводу: каждый ведет себя в соответствии с натурой, грех не самый большой.
Возвратились мы на КП армии вечером. Власов завел нас в свою избу. До позднего вечера мы беседовали с ним, потом, оставив Кривицкого здесь ночевать, ушли в штабной блиндаж. Ночью немцы открыли такой сильный артиллерийский огонь, что хаты ходуном ходили. И вот Власов звонит к себе в избу, будит Кривицкого и спрашивает:
— Вы что делаете?
— Сплю, — отвечает тот.
— Спите! И не беспокойтесь, я сейчас прикажу открыть контрбатарейную стрельбу…
Вот, подумали мы, какое внимание нашему брату-газетчику!..
Вспоминаю, что Власов то и дело употреблял имя Суворова к месту и не к месту. От этого тоже веяло театром, позерством.
Кстати, это заметили не только мы. Но могли ли мы подумать о худшем?»
Через неделю в 20-ю армию поехал писатель Илья Эренбург. Пробыл там двое суток. Встречался с Власовым. Впечатления совпали.
Еще один штрих к портрету Власова — это его письма, которые были изъяты чекистами.
«Поражает поразительная для офицера высокого ранга неграмотность, Власов писал со множеством грамматических и орфографических ошибок», — замечает Леонид Млечин.
