Олег Смыслов - Расстрелять перед строем…
Среда иных преступлений Прокурор СССР особо подчеркнул «факты самочинных и ничем не вызванных расправ над подчиненными под видом борьбы с трусами, паникерами и изменниками»: «Несмотря на требование приказа Наркома Обороны (о недопустимости подмены воспитательной работы репрессиями) и осуждение значительного количества лиц начсостава за самочинные расправы, количество преступлений этого рода довольно большое. Только за декабрь 1941 г., но далеко не полным данным, органами военной прокуратуры зафиксировано 28 случаев самочинных и ничем не вызывавшихся расстрелов подчиненных со стороны командиров. Часть этих преступлений совершена на почве пьянства».
В заключение Бочков поведал о действии отсрочки исполнения приговора до окончания военных действий, того самого примечания 2 к статье 28, благодаря которому можно было сохранить обвиняемых для фронта и Победы:
«…из числа осужденных к расстрелу Военной Коллегией Верховного Суда СССР и Комиссией по судебным делам приговоры к высшей мере наказания заменены лишением свободы в отношении 7057 чел., из них к 4502 применена отсрочка исполнения приговора до окончания военных действий. Таким образом, общее количество осужденных военнослужащих, возвращенных в армию с отсроченными приговорами, составляет 41 980 чел. Наблюдение за осужденными в частях показало, что практика отсрочки исполнения приговора в целом себя оправдывает. Значительное количество лиц, направленных после осуждения на фронт, отлично вели себя в боевой обстановке, многие из них отличились в боях против фашистских оккупантов, а некоторые даже были удостоены правительственных наград.
Следует, однако, отметить, что командование и политорганы не вели учета осужденных с направлением на фронт, не осуществляли должного наблюдения за ними и не принимали своевременно мер к освобождению от наказания тех, кто честно несет службу. По представлению Военной Прокуратуры начальником Главного Политуправления Красной Армии соответствующие указания политорганам даны».
Как пишет Е. Жирнов, через два месяца Прокурора СССР в применении отсрочки исполнения приговора до окончания военных действий поддержали нарком юстиции Н. Рычков и председатель Верховного суда СССР И. Голяков.
«Предложение поддержал заместитель председателя ГКО Вячеслав Молотов, а вслед за тем на докладе Рычкова и Голякова появилась пометка “Решено ГКО”. Казалось бы, после принятия такого решения эра расстрелов и непропорционально суровых наказаний для бойцов и командиров РККА должна была завершиться. Но то, что сочли приемлемым после победы под Москвой, показалось непригодным в дни летних поражений 1942 года. И в знаменитом приказе наркома обороны № 227 от 28 июля 1942 года вновь говорилось: “Паникеры и трусы должны истребляться на месте”.
Собственно, ничего странного в этом не было. Как обычно, целесообразность ставилась гораздо выше законности», — констатирует Е. Жирнов.
Из книги «История военных судов России» Н.А. Петухова можно узнать, что применение смертной казни неуклонно сокращалось во время войны. Как он угочняет, «в общей сложности в 16 раз». Далее автор приводит такие цифры:
«Во втором полугодии 1941 г. — 33,8%;
в первом полугодии 1942 года — 21%;
во втором полугодии 1942 г. — 18, 3%;
в 1943—1944 гг. — 7—8%;
в первом полугодии 1945 г. — 5,1%».
Более ясная картина деятельности военных трибуналов в годы войны показана в статье М.Р. Чарыева «Деятельность Военных трибуналов во время Великой Отечественной войны. 1941—1945 гг.».
Например, но его данным, в 1941 году были всего осуждены — 216 142 человека, в т.ч. за контрреволюционные преступления — 28 732, за воинские преступления — 117 425, за общеуголовные преступления — 69 985.
В 1942 г. всего — 685 562, в т.ч. за контрреволюционные преступления — 112973, за воинские преступления — 299 254; за общеуголовные преступления — 274 335.
В 1943 г. всего — 727 207, в т.ч. за контрреволюционные преступления — 95 802, за воинские преступления — 218 022, за общеуголовные преступления 413 383.
В 1944 г. всего — 543 745, в т.ч. за контрреволюционные преступления — 99 425, за воинские преступления — 88 432, за общеуголовные преступления — 355 888.
В 1945 г. всего — 357007, в т.ч. за контрреволюционные преступления — 135 056, за воинские преступления — 69 059, за общеуголовные преступления —152 892.
Л всего за годы войны — 2 530 663, в т.ч. за контрреволюционные преступления — 471 988, за воинские преступления — 792 192, за общеуголовные преступления — 1 266 483.
То есть за контрреволюционные преступления были репрессированы 18,6%, за воинские нрестунления — 31,4% и 50% за общеуголовные преступления.
К этим страшным цифрам М.Р. Чарыев добавляет еще две: «за четыре года войны к высшей мере наказания было приговорено 8,9% от числа осужденных» и «в 1941—1945 гг. каждый пятый человек был осужден по контрреволюционной статье».
Но самая страшная цифра прозвучала из уст президента Международного фонда «Демократия» академика Л. Яковлева в 2005 году:
«В годы Великой Отечественной войны 954 тысячи советских военнослужащих были расстреляны своими по обвинению в трусости и за различные проступки» (Интерфакс, 4 мая 2005 г.).
Сам Яковлев в своем рассказе привел такие примеры:
«Конечно, там были и какие-то преступления, но даже за них в иностранной армии не расстреливали…
Немцы наступали, мы их ждали, а когда наступают, страшновато становится. И вот парнишка лет восемнадцати вскочил и побежал. Его можно было просто остановить, повалить на землю, и через 5 минут он бы очухался, ведь он не отдавал себе отчета, он не помнил себя. Но командир роты ему тут же нулю в спину.
Я приехал на фронт, а там комиссар батальона инструктирует: когда вы говорите “в атаку”, а они не встают — стрельни сам в первого попавшегося, застрели — и тут же поднимутся».
В. Звягинцев в книге «Война на весах Фемиды» несколько уточняет вышеприведенные цифры, которые если и отличаются, то незначительно. Например, всего за годы войны военными трибуналами были осуждены 2 530 686 человек. Из них — 994 300 человек были военнослужащими. Остальные, осужденные военными трибуналами были гражданскими лицами. К высшей мере наказания были приговорены 217 080 человек. Из 217 тысяч казненных 135 тысяч (10 дивизий) — это военнослужащие, а 82 тысячи — гражданские лица (главным образом по 58-й статье УК РСФСР).
Что тут скажешь, и впрямь жестокое время, жестокие люди…
3
Б. Соколов в своей книге о Г.К. Жукове приводит один, как он сам называет, колоритный случай, который ему рассказал известный историк Корнелий Федорович Шацилло:
«В войну Корнелий Федорович служил офицером на флоте, был ранен и в госпитале познакомился с одним офицером штаба армии. Этот офицер рассказал Шацилло сцену, которую сам наблюдал: начальник штаба армии, генерал-лейтенант, стоял навытяжку, руки по швам, а маршал Жуков охаживал его по физиономии кожаными перчатками. Таким способом Георгий Константинович частенько “воспитывал” подчиненных, в том числе и в генеральских чинах. За что впоследствии удостоился многих нелестных эпитетов».
Дальше, развивая тему рукоприкладства, Б. Соколов перечисляет самые разные примеры, собранные по крупицам свидетелями и очевидцами:
«Например, генерал-полковник авиации Георгий Филиппович Байдуков, вместе с Чкаловым и Беляковым совершивший легендарный перелет через Северный полюс, в 1985 году на советско-американской конференции, вспоминая фронтовой опыт, наградил своего тезку Георгия Константиновича Жукова кратким, но весьма выразительным определением — ”зверюга”. Впрочем, о Коневе, с которым тоже довелось вместе служить, Байдуков отзывался не лучше: “Он расстреливал меня дважды в день”. В том же духе Главный маршал авиации А.Е. Голованов в беседах с поэтом Феликсом Чуевым отмечал, что Георгий Константинович “старался унизить, раздавить человека”. Следует, однако, подчеркнуть, что мордобой в Красной Армии был повсеместным явлением и превратился в специфическое “средство рукоприкладства”. Тот же Голованов рассказывал Чуеву и о Коневе вещи малоприятные: “Конев иной раз бил палкой провинившихся. Когда я ему сказал об этом, он ответил: “Да я лучше морду ему набью, чем под трибунал отдавать, а там расстреляют!” Жуков, к несчастью, подобной широтой натуры не отличался. Он мог и морду набить, и под трибунал отдать, и приказать расстрелять провинившегося на месте.
Бывший комендант Большого театра майор госбезопасности А.Т. Рыбин в своей книге “Сталин и Жуков” приводит рассказ Н. Казьмина, офицера госбезопасности, состоявшего в войну при Жукове для особых поручений: “Однажды Жуков приехал к Сталину в особняк на Кировской. Была объявлена воздушная тревога. Подходя к метро “Кировская”, он увидел в одном из домов незамаскированное окно. Жуков повернулся ко мне и показал рукой на окно: “Ликвидируйте”, Я взял автомат на прицел и разрядил очередь по окну. Освещение мгновенно погасло”. Другие генералы и маршалы вовсю лупили подчиненных кулаками и палками, расстреливали за действительные и мнимые провинности, но вот стрелять по окнам нерадивых обывателей своей охране как будто не приказывали. Георгий Константинович и здесь был “первым среди равных”».
