Вячеслав Шацилло - Последняя война царской России
9 июня Гольцендорф уведомил канцлера о том, что после Ютландского боя многое прояснилось. Поэтому он попросит аудиенции у кайзера, с тем чтобы убедить того возобновить с 1 июля 1916 года в ограниченных формах подводную войну. Канцлер отнесся к этому известию негативно. Наступление русских войск в Галиции, опасность вступления в войну Румынии, отрицательное отношение к подводной войне со стороны нейтралов, прежде всего США, Нидерландов и Швеции, — все это могло в случае возобновления акций немецких субмарин привести к нежелательным для Германии последствиям.
В июне 1916 года крайним милитаристам так и не удалось столкнуть Германию в пропасть — было решено подождать окончания президентских выборов в США и вполне вероятного тогда начала американо-мексиканской войны. Именно эта грядущая война должна была, по замыслу немцев, отвлечь внимание Белого дома от европейских дел.
Но 29 августа в военной верхушке Германии произошли серьезные перестановки, что непосредственно сказалось и на отношении к подводной войне. Фалькенгайн на посту начальника Генштаба был заменен Гинденбургом в тесной связке с Людендорфом. Для последнего была специально создана должность первого генерал-квартирмейстера. Возникновение так называемого Третьего Верховного командования (3-е ОХЛ), решающее слово в котором все чаще принадлежало именно Людендорфу, означало, по сути, установление в Германии своего рода военно-диктаторского режима, сосредоточение в руках ОХЛ не только военных, но и политических, экономических и дипломатических рычагов и решений. Этот новый центр власти со временем решительно потеснил не только имперское правительство, но и самого Вильгельма II с его окружением.
С приходом тандема Гинденбурга и Людендорфа к руководству армией связывались надежды и «верхов», и значительной части германского общества на переход от «бухгалтерски расчетливого» стиля войны к «тотальной войне» (терминологическое нововведение Людендорфа). Оба военачальника являлись сторонниками победы любой ценой. И хотя они детально не разбирались в специфике военных действий на море, но активно поддерживали и здесь самые решительные действия[142]. Людендорф, например, полагал, что «неограниченная подводная война является последним средством закончить войну победоносно, не затягивая ее до бесконечности. Если подводная война в такой форме могла стать решающей, — а флот надеялся на это, — то она при нашем военном положении становилась долгом по отношению к германскому народу»[143].
Гинденбург и Людендорф дали толчок к возобновлению дискуссии о подводной войне, когда 31 августа на совещании в Плесе заявили о необходимости возврата к ней. И вновь их оппонентами стали те в правящих кругах Берлина, кто хотел добиться заключения мира при помощи сепаратных переговоров с Антантой при посредничестве США. Возобновление подводной войны ставило крест на всех попытках достижения сепаратного мира с Лондоном. Тем не менее в начале осени 1916 года в германском адмиралтействе и в командовании океанического флота началась интенсивная разработка новых планов возобновления беспощадной подводной войны. По существу, однако, ни Гольцендорф, ни командующий флотом адмирал Р. Шеер и его помощники не предложили никаких новых идей. При полном игнорировании опасности вступления в войну на стороне Антанты Соединенных Штатов они требовали скорейшего возобновления акций субмарин в самых жестких формах.
Тревожные сообщения из-за океана никоим образом не оказали влияния на мышление германских военных стратегов. Опьяненный успехами в Румынии, Гинденбург 8 декабря представил меморандум. В одном из его разделов говорилось, что немецкие войска в Румынии будут продвигаться лишь до реки Сирет, а затем перебросятся на Запад для ведения войны против Дании и Нидерландов. Одновременно с этим в январе 1917 года он обещал возобновить неограниченную подводную войну. Таким образом, впервые из уст военных прозвучала конкретная дата интенсификации войны на море.
Высокопоставленные германские военно-морские стратеги полагали, что внезапное объявление неограниченной подводной войны полностью прервет связи США с Европой, потому и угрозу вступления американцев в войну следовало воспринимать серьезно. 24 декабря Гинденбург полностью солидаризировался с точкой зрения шефа адмиралтейства. Канцлер же, как и прежде, возражал против требований генералов и адмиралов. Он сколько мог оттягивал этот роковой шаг и все еще искал выхода в дипломатической сфере, возлагая надежды прежде всего на Вильсона. Но аргументы Бетман-Гольвега в условиях категорического отказа Антанты пойти на какие-либо переговоры о мире с Берлином звучали все менее убедительно. Во многих кругах в Берлине восторжествовала другая точка зрения: войну можно выиграть только при коренном повороте в свою пользу, введя в дело все доступные средства. Не случайно вопрос о подводной войне столь остро встал после Брусиловского прорыва и боев за Верден, показавших, что и на Востоке, и на Западе Антанта имеет достаточные резервы для окончательного перелома хода военных действий в свою пользу. Указанная тенденция проявилась 29 декабря во время совещания в Плесе политического руководства и 3-го ОХЛ. Хотя там не прозвучало никаких официальных заявлений относительно способов ведения войны на море, по сути, оно знаменовало поворотный пункт в этой дискуссии.
Последний раз вопрос о подводной войне обсуждался на заседании коронного совета 9 января 1917 года. Рейхсканцлер капитулировал перед членами ОХЛ. Окончательно было одобрено роковое для Германии решение о начале с 1 февраля неограниченной беспощадной подводной войны. Берншторф в Вашингтоне безуспешно пытался убедить американское правительство понять ситуацию, которая вынудила Германию использовать «грубые методы войны» и не доводить дело до полного разрыва. 3 февраля Лансинг передал ему ноту о разрыве дипломатических отношений между двумя странами.
События, связанные с подводной войной, являются одним из наиболее ярких свидетельств недальновидности и порочности германской внешней политики, сделавшей ставку исключительно на силу. Краеугольным камнем этой политики была уверенность, что новый вид оружия может поставить Британию на колени за пять месяцев. Но эта решительность ни на чем не основывалась. Тирпиц явно кривил душой в декабре 1924 года, отвечая на упреки бывшего немецкого канцлера Бюлова в недостаточном внимании к подводному флоту Германии. Адмирал утверждал, что якобы «именно вопрос о подводных лодках был приведен нами с чрезвычайными усилиями в действие таким образом, что уже к началу войны, что касается подводных лодок, мы были сильнее, чем все флоты мира, вместе взятые»[144].
Год обманутых надежд
Антанта в предвкушении близкой победы — Митавская операция — Июньское наступление — Рижская операция — Апрельское наступление на Западном фронте — Операция у Камбре — Битва за Капоретто — На Салоникском фронте — Бои на Кавказе и Ближнем Востоке — Моонзундская операция
1917 год воюющие коалиции встретили с разным настроением. Особо унылым оно было в стане Центральных держав. Морская блокада привела к резкому спаду производства вооружения и предметов военного снабжения в Германии, до минимума сократились возможности подвоза продовольствия и стратегического сырья. Более того, в 1916 году страну постиг жестокий неурожай, в стране начался голод. Пытаясь хоть как-то справиться с тяжелой ситуацией, Германия первой из воюющих стран ввела карточную систему на продовольственные товары. По установленным нормам население могло получить в сутки: хлеба — 270 г, мяса — 35 г, жиров — 12,7 г, картофеля — 400 г. Зима 1916-1917 годов в народе получила название «брюквенной», потому что все основные продукты питания: молоко, масло, жиры, хлеб — были заменены брюквой. Это в некоторых городах привело к акциям протеста[145].
Полностью Берлин исчерпал и мобилизационные ресурсы, в войска были призваны все способные носить ружье. Это привело к падению морального духа среди солдат и офицеров рейхсвера. Сам Людендорф с болью в сердце признавал, что положение страны к началу 1917 года было «почти безысходным».
Еще хуже ситуация обстояла в Австро-Венгрии, которая практически находилась в состоянии полураспада, а порядок в армии держался только на германских штыках. В стране было полностью исчерпано сырье, людские ресурсы, все слои населения многонациональной империи охватило тупое отчаяние. Аналогичная ситуация складывалась и в других двух странах Четверного союза — Болгарии и Турции. Было ясно, что противник находится в смертельной агонии.
Стремясь в последней попытке собрать всю свою волю и силу в кулак, осенью 1916 года немцы приняли «программу Гинденбурга», согласно которой военное производство в Германии должно было увеличиться в 2, а по некоторым видам вооружения в 3-3,5 раза, была проведена всеобщая обязательная трудовая повинность для всех граждан в возрасте от 16 до 60 лет. Но, несмотря на все предпринятые меры, достичь уровня, в полной мере удовлетворявшего потребности германской армии, так и не удалось.
