Сергей Ченнык - Противостояние
И все-таки попаданий им удалось добиться едва ли не после первых выстрелов, правда, это был, говоря современной военной терминологией, типичный «дружественный огонь».
Натаниель Стивенс вспоминал, как снаряды с моря (он, правда, «грешит» на «Агамемнон») не давали им поднять голову.{591}
Моряки не сразу разобрались, где стоят мортирки Маркова. В результате, пока артиллерия английского сухопутного корпуса обстреливала крепость и заодно английский флот, английский флот обстреливал крепость, а заодно английский сухопутный корпус, к их счастью все это было без особого успеха. Неразбериха продолжалась пока не закончились заряды у защитников крепости,{592} которые в 14.30 выпустили последний заряд.
Только после этого Манто принял решение на сдачу гарнизона. К этому времени из Балаклавы массово начали уходить жители. Вереницу женщин и детей, нагруженных тюками с семейным скарбом, хорошо видели с борта флагманского корабля адмирала Лайонса. В толпе заметили нескольких мужчин, у которых были по одному или даже по два ружья, но преследовать уходивших огнем не стали.
Сам бой за крепость, где засели греки, вел 77-й полк. Подполковник Егертон радовался такой возможности. В армии помнили, как его ирландцы едва не бежали на Альме. Возможность первыми войти в город означала реабилитацию полка, тем более входившего в элитную Легкую дивизию. Английские пехотинцы от горы Кефаловариси устремились укреплению и быстро заняли его.{593}
Если верить истории 77-го полка, артиллеристы Маркова держали англичан под огнем 25 минут. Затем выстрелы прекратились и над стеной появился белый флаг. 77-й выслал вперед развернутую в цепь легкую роту, которая осторожно от укрытия к укрытию подошла к древней стене, сложенной из камня. Никто не стрелял и Егертон провел своих солдат в укрепление. Там их встретила группа русских офицеров и солдат. Один из них (Егертон назвал его «губернатор») отдал командиру полка свою саблю. Особенно счастлив был Грем Егертон, по мнению, военного журналиста, корреспондента лондонской газеты «Таймс» Вильяма Рассела, «…один из самых блестящих солдат британской армии, которых он когда-либо видел». Лорд Раглан, кстати, отзывался о нем как о самом лучшем офицере в армии. К его радости, взятые 4 мортиры без снарядов были по решению главнокомандующего отданы 77-му полку как военный трофей.{594} Кроме мортир Маркова англичанам достались еще примерно 80 военнопленных.{595}
Кептен Коупер Пипс Кулес. В 1854 г. лейтенант Королевского военно-морского флота.Остальная британская армия лишь наблюдала за развитием событий, с трудом представляя, что там происходит, и почему дивизия Брауна никак не может войти в городок. Шотландская бригада, шедшая следом за Легкой дивизией, тоже не заметила сильного сражения. В 79-м полку услышали треск ружейных выстрелов, грохот орудий и вскоре узнали, что засевшие в развалинах генуэзской крепости русские через 15 минут сдались.{596} Колдстримские гвардейцы в книге о своих днях в Крыму вообще не говорят о каком-либо бое.{597}
Ворвавшись в город, англичане быстро зачистили дома, не брезгуя ничем, что казалось им полезным и нужным. Некоторым везло — они находили в домах немного медных денег, в том числе спрятанных в постельном белье.{598}
Во время боя всех удивила жена одного из сержантов 95-го Дербиширского полка некая госпожа Гринджл. Мало того, что она «контрабандой» пробралась в Крым, так и в бою за Балаклаву умудрилась оказаться в боевых порядках полка. Правда для нее участие в событии у Балаклавы было скорее номинальным: 2-я дивизия была во второй линии.{599}
О женщинах в английской армии мы уже говорили, теперь лишь дополним, что эта храбрая дама была не единственной. Вместе с полком в Балаклаву прибыли еще три ее подруги (госпожи Поли, Батлер, Онтинджл). Всего с 95-м в Крым прибыли 21 женщина, но остальные предпочли трудностям марша быт на борту морского транспорта и сошли на берег позже.{600}
КАК СПАСЛИ ЗНАМЯ БАЛАКЛАВСКОГО БАТАЛЬОНА, НО ПОТЕРЯЛИ КАЗНУ
Одна из самых странных и таинственных историй, связанных с историей обороны Балаклавы, имеет отношение к судьбе батальонного знамени Балаклавского Греческого пехотного батальона. В Российском государственном военно-историческом архиве в фонде Департамента военных поселений среди документов описи Отделения иррегулярных войск сохранились материалы, свидетельствующие о роли в этих событиях рядового Балаклавского Греческого пехотного батальона Капо и его жены Елизаветы Капо.
14 сентября 1854 г. когда шел бой за Балаклаву командир батальона принял решение закопать для сохранения знамена Балаклавского батальона и казну в две ямы в саду одного из унтер-офицеров. В 1855 г. после отхода англичан из Балаклавы и окрестностей, на месте ничего не оказалось.
Согласно Докладу по Департаменту военных поселений от 23 марта 1857 г. Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором генерал-адъютантом графом А.Г. Строгановым было назначено следствие, которое по его поручению проводил его же адъютант. Как показала жена рядового Капо, через некоторое время после вступления неприятельских войск в Балаклаву и окрестности, ее муж, «возвратясь домой поздно вечером, принес с собой на груди скрученные знамена, спрятал под сундук и строго приказал ей никому о том не говорить».
Он, якобы, наблюдал закапывание и, опасаясь, что неприятель может найти имущество батальона, вырыл знамена. Судьба же денег осталась неизвестной.
В начале ноября 1854 г. Капо вместе с другими военнопленными был отправлен во Францию, где умер. Прощаясь с женой, он просил ее сохранить то, что спрятано. Елизавета Капо до ноября 1855 г. на территории занятой противником в деревни Карань, боясь обыска со стороны неприятельских властей, хранила знамена в подушке, которая все время находилась в люльке с ее ребенком.
Когда англичане и французы стали высылать семейства чинов батальона в Феодосию, Елизавете, не смотря на ее бедность, удалось нанять повозку и доставить знамя батальона и 6 значков в Главную квартиру русской армии.
За спасение знамени по ходатайству Новороссийского и Бессарабского генерал- губернатора генерал-адъютанта графа А.Г. Строганова от 7 марта 1857 г. Елизавете Капо была пожалована по высочайшему повелению серебряная медаль для ношения на груди с надписью «За усердие».
Из Канцелярии Капитула Российских императорских и царских орденов медаль была отправлена в Департамент военных поселений, оттуда поступила в дежурство Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора графа А.Г. Строганова, и как он 17 мая 1857 г. уведомлял Департамент военных поселений, в «Управлении моем получена и отослана по принадлежности».[12]
Судьба денег осталась неизвестной. Что поделаешь — война.
Фельдмаршал Генри Эвелин Вуд. В 1854 г. мичман Королевского военно-морского флота.ПОТЕРИ
История 46-го пехотного полка совсем обыденно говорит, что Балаклаву взяли «без кровопролития».{601} Понятно, русским было обидно, что уже второй город в Крыму пал. Потому бою стремились придать характер ожесточенного, а потери союзники сделать большими, что скорее свидетельствует о подмене действительного желаемым. У Дубровина есть упоминание о том, как англичане во время атаки от городского шлагбаума попали под огонь и оставили на земле после разрыва одной (!) гранаты до 30 убитых и раненых.{602} Это уже фантазия: такие потери картечью в сомкнутый строй нанести сложно, а тут граната полупудовой мортиры.
Аничков приводит не менее странные цифры: почти 100 убитых и 100 раненых{603} (что само собой по процентному соотношению нелепо, должно было хотя бы 100/400 или еще вероятнее 100/500), то это, пожалуй, снова выдается желаемое за действительное. Если же мы эти цифры признаем, то тогда это должна быть почти вторая Альма! Не шучу. Вспомним, что за несколько часов сумасшедшего боя за альминский берег британцы потеряли убитыми более 300 чел. А там был картечный огонь десятков орудий и выстрелы сотен стрелков, то есть с боем за Балаклаву ситуация не сравнимая. Четыре мортирки плюс меньше сотни ружейных стволов при всем желании и максимальной доблести просто не могли стать серьезным препятствием на пути британцев. Потому груды павших неприятелей, это скорее желаемое, нежели действительное. Увы, но даже если бы греки держались в Балаклаве, как красноармейцы в Сталинграде и судьба каждого дома решалась исключительно после жесточайшей рукопашной, такого соотношения никак не могло быть.
Единственный, кто пишет о потерях из британцев, это Натаниель Стивенс. Тот, которому пришлось со своими солдатами лежать почти под стенами Генуэзской крепости, укрываясь от огня с моря. Один из снарядов с моря почти попал в их цепь, ранив нескольких человек.{604}
