Евгений Темежников - Виртуальный меч Сталина
В разведывательных подразделениях коня сменил мотоцикл.
«Каждая танковая дивизия должна была иметь по штату 380 мотоциклов. Однако в реальности картина была другой. 35, 40, 41 ТД вообще не имели мотоциклов, в 19 и 20 ТД их было по 10 машин, в 43 ТД — 18. Общий процент укомплектованности составлял всего 1,7 от штатного. Не лучше дело обстояло и в мотодивизиях — при штатном количестве 159 мотоциклов, 213, 215 МД их совсем не имели, в 131 МД имелось 17. Процент укомплектованности составлял 3,5. К тому же имевшиеся мотоциклы порядком послужили и находились в плохом техническом состоянии. Вот свидетельство командира 43‑го разведбатальона 43‑й ТД В. С. Архипова: «К началу июня 1941 г. 43‑й разведбатальон был почти полностью сформирован. Ждали только новые мотоциклы. В мотоциклетной роте машины были старые и разных марок, да и тех очень мало, так что большая часть бойцов перевозилась на грузовиках». Это создавало большие трудности при ведении разведки и организации связи» [4].
Так везде. Все части «почти полностью сформированы», но все ждали какой–нибудь малости. Мотоциклисты ждали только мотоциклы, танкисты только танки, летчики только самолеты. Что ждали и чего дождались моряки, будет разговор особый.
С тракторами вроде ясно. Их мало и они маломощные. Мощные существуют только на страницах «Техники молодежи». Притом, генерал не может знать, сколько же на самом деле его скорость. С мотоциклами вообще беда. Но главным все же был автомобиль. Как с ними? А вот как.
«Штатная численность автопарка танковых дивизий составляла 1360 автомашин. Но их тоже не хватало, поэтому количество автомобилей колебалось от 157 в 40‑й ТД до 682 в 41‑й ТД. Средняя укомплектованность танковых дивизий 9, 19, 22 мехкорпусов составляла 27 % от штатной, а мотодивизий 24 %… Большой проблемой для командиров дивизий была нехватка автотранспорта, особенно бензовозов. К примеру, в 11, 13, 17, 20 мехкорпусах автомашин имелось всего 8–26 % от штатного». [4].
В абсолютных цифрах это выглядит так: в танковой дивизии 27 % от 1694 составляет 458, а в моторизованной 24 % от 1138 — 273 автомобиля. Вряд ли укомплектованность стрелковых дивизий автотранспортом была выше, чем танковых и моторизованных. Хотя по штату военного времени стрелковой дивизии по штату военного времени полагалось иметь 558 автомобилей. По штату мирного (мирного!) времени № 4/100 (10-тысячные), по которому содержалось подавляющее большинство дивизий приграничных округов, полагалось 414 автомобилей, то есть 75 % от штата военного времени. Сколько в реальности? Об этом можно судить по директиве № 566565 от 10 января 1941 г. о порядке укомплектования частей автотранспортом.
«Автомашинами обеспечить в порядке очередности: армейские автотранспортные части, механизированные корпуса, моторизованные соединения, танковые бригады, авиацию, артиллерию на мехтяге и конницу, при этом не допускать распыления машин по мелким частям. В первую очередь тракторами обеспечить артиллерию на мехтяге, затем мехкорпуса, танковые бригады, авиацию и остальные части. [12, с.37].
Как мы видим, стрелковых дивизий даже в списках нет. А что у немцев? А у них пехотной (не танковой, и не моторизованной) дивизии полагалось иметь 1009 автомобиля и 527 мотоциклов, и они реально были. Когда смотришь хронику, кажется что весь Вермахт катит на мотоциклах, а советских мотоциклисты как–то в кадр не попали. То есть любая немецкая пехотная дивизия была гораздо мобильнее, чем советская танковая или моторизованная. А вспомнить, что и лошадей пехотной дивизии Вермахта полагалось иметь почти вдвое больше, чем в советской стрелковой дивизии: 6358 против 3039, то Красная Армия представится как некая малоподвижная инертная масса. Причем особенно это касалось именно моторизованных частей, поскольку у них в процессе переформирования в первую очередь забирались лошади. Часто этим все переформирование и завершалось.
Вот что говорит командир 9‑го мехкорпуса генерал К. К. Рокоссовский.
«А мотопехота обеих танковых дивизий! Положенных машин у нее не было, но поскольку значилась моторизованной, не имела ни повозки, ни коня…. Основная масса войск корпуса — по существу, пехота, лишенная конского тягла, совершила в первый день 50-километровый переход. Для меня это до сих пор — пример выносливости и самоотверженности советского солдата. Но люди совсем выбились из сил. Я видел их в конце марша. Пехота была вынуждена нести на себе помимо личного снаряжения ручные и станковые пулеметы, диски и ленты к ним, 50- и 82‑миллиметровые минометы и боеприпасы. И в такую жару…» [Рокоссовский, 11, с.14].
Правда, сколько–то машин все же было. Командир 20‑й танковой дивизии из этого мехкорпуса М. Е. Катуков писал:
«Мы собрали все имеющиеся машины и начали марш. К сожалению, было их немного, поэтому пришлось перебрасывать войска перекатом. Автомобилисты выбрасывали две–три роты километров на тридцать вперед, а дальше эти роты двигались в пешем строю. Грузовики же торопились назад, чтобы подтянуть другие подразделения. Так перекат за перекатом двигались мы навстречу противнику» [Катуков, 6, с.12–13].
Некоторые в ответ на цитату Рокоссовского говорили, что для немцев 50-километровые пешие переходы были нормой. Они, мол, совершали подобные марши во всех молниеносных кампаниях. Так может, они действительно были сверхчеловеками, не знающими усталости? Но тут надо учесть, что немцы совершали такие переходы налегке, с одной винтовкой на плече и флягой на поясе. Ящики с гранатами, пулеметы и минометы с минами везли лошади или автомобили. В. Суворов приводит пример фотографии с немецкими конями и телегами и смеется над Вермахтом: вот, мол, как они шли Россию завоевывать. Тогда ему следовало бы для контраста привести мотострелков Рокоссовского на марше, с «максимами» на горбу. И объяснить своим читателям: а вот так Красная Армия планировала к Ла — Маншу идти. Интересно, далеко бы Фриц ушел, если бы ему дать все, что тащил Иван? Ответ на этот вопрос имеется.
«В сентябре 1942 г. под давлением начавшегося кризиса под Сталинградом впервые были сформированы отдельные стационарные пехотные дивизии для береговой обороны на Западе. Этот тип дивизий, обладающих крайне ограниченной подвижностью, был создан потому, что такая дивизия требовала меньшего количества личного состава, небольшого количества автомашин, моторизованной артиллерии, войск связи и служб снабжения и т. д. по сравнению с нормальной пехотной дивизией. Сэкономленные при этом силы и средства были использованы для многочисленных новых формирований. Во всяком случае, стационарные пехотные дивизии имели тот недостаток, что они не могли быть сняты со своих участков обороны побережья для последующего их маневренного использования. К началу вторжения число стационарных пехотных дивизий возросло до двадцати трех. Поскольку вторжение должно было ограничиться прорывом лишь какой–то части общего фронта обороны побережья, то соседние стационарные пехотные дивизии, не могли быть переброшены к участку прорыва для отражения вторжения. Правда, приказом было предусмотрено создание из состава стационарных дивизий боевых групп, которые после начала вторжения должны были перебрасываться с неатакованных участков побережья на основной фронт вторжения. Однако эти группы обладали очень ограниченной подвижностью. Таким образом, эти стационарные дивизии, создаваемые исходя из принципа экономии сил, в конечном счете обернулись дорогостоящими издержками сил и средств из за неправильного организационного использования» [Мюллер-Г, 7, с.430–432].
Франция это не Россия, масштабы не те. Если проходить по 50 км в сутки, то уже через несколько суток к месту высадки стянулись бы все имеющиеся силы и союзников утопили бы в море. Но оказалось даже боевые группы, в которые надо думать, было отдано все, что могло ездить, не смогли этого сделать.
Объективности ради, следует сказать, что служил в стационарных дивизиях отнюдь не отборный личный состав. Вернее отборный, но по иным признакам. По каким, можно узнать у генерала Циммермана.
«… на Западном театре военных действий большинство немецких солдат слишком стары. Зачастую на службе находились офицеры с искусственными конечностями. Один батальон был сформирован из людей, страдавших болезнями уха. Позднее целая 70‑я дивизия была укомплектована солдатами, имевшими желудочными заболеваниями и нуждавшимися в специальной диете» [10, с.221].
Вот с такими солдатами воевали наши союзники. Все это так, но во–первых, перебрасывались не все дивизии, а группы, в которые, например, офицеров с искусственными нижними конечностями могли не брать (только с верхними), во–вторых, дороги во Франции отличаются от наших в лучшую сторону, в третьих немецкий MG.42 вдвое легче «максима», а в четвертых красноармейцы 1941 г. тоже не были богатырями. Вот что говорит по этому поводу командующий 6‑й армией генерал И. Н. Музыченко.
