Роман Светлов - Войны античного мира: Походы Пирра
Останься Александр в лагере, он наверняка был бы захвачен предателями. Однако вождь эпиротов приказал своему корпусу с боем пробиваться сквозь расположение противника. Нападение было неожиданным, и многие из его подразделений прорвались в тыл врага. Наибольший успех выпал на долю самого царя, отряд которого разбил личную дружину предводителя луканов и убил того в поединке.
В тылу лагеря италийцев находился речной поток. Александр продвигался вдоль него, собирая вокруг себя спасшихся воинов. Наконец он добрался до места, где когда-то находился мост, ныне снесенный паводком. Луканы и бруттии, которые уже пришли в себя после гибели вождя, преследовали беглецов.
Эпироты некоторое время мешкали, опасаясь бурных речных волн. Наконец один из солдат попытался перебраться на другой берег, но едва не утонул и, возвращаясь к Александру Эпирскому, в сердцах крикнул реке: «Недаром зовут тебя Ахеронтом!»
Если верить античным историкам, а о смерти Александра говорят и Ливии, и Страбон, и Юстин, еще в Элладе оракул велел эпирскому царю бояться «трехглавой Пандосии» и реки Ахеронт. Поскольку Пандосией называлось одно из мест в Эпире, а река Ахеронт, чьи истоки, по поверью, лежали в Аиде, текла по Молоссии, царь со спокойным сердцем отправился в Италию. Однако оракул настиг его и здесь. Видя, что другого пути нет, Александр бросился в реку. Его конь уже вынес царя на другой берег, но в этот момент один из луканских перебежчиков метнул дротик, который поразил Александра насмерть.
Италийцы долго издевались над трупом эпирского царя, пока наконец не вернули его эпиротам. Александра сожгли на погребальном костре в Козенце, а прах отправили в Эпир. На Балканы вернулись и остатки войска Александра.
Несмотря на то что предприятие брата Олимпиады завершилось печально, на некоторое время южноиталийские греки получили передышку от нападений сабелльских племен. Тарент установил свой протекторат над освобожденными эпиротами городами и ощущал себя настолько уверенно, что после знаменитой катастрофы римской армии в Кавдинском ущелье потребовал от римского и самнитского союзов прекратить войну (320 г.). В случае отказа тарентинцы угрожали вмешательством в военные действия.
Любопытно, что именно самниты согласились на посредничество греков, — а это означало мир последних с сабеллами, находившимися с самнитами в тесном союзе. Римляне же гордо отказались подчиниться тарентинцам.
Все это, казалось, вело к вооруженному конфликту, где римлянам пришлось бы столкнуться с полномасштабным наступлением со стороны моря за полстолетия до первой Пунической войны. Но тарентинцы ограничились бряцанием оружием. Мы неожиданно узнаем, что их значительно больше волнуют события в Сиракузах, где рвался к власти Агафокл, бывший командир наемного отряда на службе Тарента. Поддерживая при помощи своего флота и спартанских наемников его противников, Тарент упустил момент, когда мог своей мощью положить предел росту римской республики.
Тем не менее самниты все в большей степени стали склоняться к союзу с греческими городами южной Италии. В результате луканы переориентировались на союз с Римом, и в последнем десятилетии IV в. вновь началась малая война сабелльских племен с Тарентом
Тарентинцы решили еще раз прибегнуть к помощи наемных войск из Греции. На этот раз они пригласили Клеонима, спартанского царевича, который имел не самые лучшие шансы на получение трона, пробавлялся кондотьерством и привел в Италию 5000 наемников, набранных на Тенаре (304 г.).
Здесь он увеличил свою армию в несколько раз и одержал победу над луканами. В результате у последних сменилась власть: ее взяли в руки сторонники сближения с самнитами. Чтобы закрепить перемены и гарантировать греческие города от нападений южноиталийцев, Клеоним своей волей передал луканам Метапонт.
Следующим шагом должно было бы стать объединение с самнитскими армиями и поход на Рим. Однако отношения между Клеонимом и Тарентом накалились. Спартанец занял Метапонт, который по своей воле не собирался переходить под власть луканов. Казалось, это означало открытый вызов Таренту и отказ от обременительной кампании. Но вместо этого Клеоним совершил вылазку на Керкиру, которую и сделал своей базой.
В 303 г. он попытался отсюда разграбить союзные римлянам земли в Апулии, но был с большим уроном отбит, причем в отражении его нападения принимали участие регулярные римские подразделения. В том же году флот Клеонима произвел нападение на северное побережье Адриатики, близ устья Бренты, но и там спартанец потерпел полную неудачу. Вскоре Деметрий, высадившись на Керкире, ликвидировал разбойничье государство спартанского царевича, после чего тот на некоторое время исчезает со страниц истории.
Между тем самниты пошли на мирное соглашение с Римом[53], а затем и Тарент заключил с Римом мирный договор, самым знаменитым пунктом которого был запрет римским судам заходить далее Лацинского мыса, расположенного на юге Италии возле Кротона. Этот пункт означал, что тарентинцы уже не имели сил контролировать «носок» италийского сапога. Однако его «каблук», а также выходы к греческим берегам и в Адриатику они однозначно хотели оставить за собой.
Слабость Тарента выразилась и в том, что в 300–299 гг. он даже не пытался помешать Агафоклу Сиракузскому овладеть Кротоном и другими городами на побережье Брутгия, а после этого вступил в фактически вассальные отношения с владыкой Сицилии, которые по крайней мере, де-юре продолжались вплоть до смерти последнего.
В отличие от второстепенной политической роли, к которой все более склонялся Тарент, в экономическом отношении это был один из важнейших центров средиземноморской экономики. Если первоначально греков привлекали в Италии земельные угодья, то постепенно произошло настоящее «разделение труда». Тарентинцы, примерно с начала V в., ориентируются на ткачество и, соответственно, на разведение овец. Подвластные этому городу территории во времена Пирра были похожи на Англию эпохи «огораживаний»: тарентинские олигархи держали неисчислимые овечьи стада и стремились вытеснить не только аборигенов, но и греков-земледельцев с земель, пригодных для овцеводства.
Город наполняли мастерские, поставлявшие шерстяные ткани во все концы греческого мира. Именно шерстяные изделия составляли основу тарентинской торговли, впрочем, местные купцы контролировали значительную часть торговых операций в Ионическом и Адриатическом морях. Тарент был главным италийским рынком и для Греции.
В длившихся с V столетия войнах с местными племенами тарентинцы выработали особый вид конницы, который так и назывался: «тарентинцы». Судя по всему это были подвижные конные стрелки, сражавшиеся дротиками. Тарентинский способ боя стал настолько известен в Элладе, что во времена Александра Великого и диадохов многие армии имели в своем составе подразделения тарентинцев, причем, как мы уже отмечали, этих всадников называли тарентинцами именно из-за вооружения и тактической роли, а не из-за того, что они происходили с Апеннин.
С IV в. богатеющий Тарент избирает иную военную политику. Его граждане служат во флоте и в гарнизонах. Полевые армии оказывается проще покупать, чем воспитывать среди горожан.
Связано это было еще и с тем, что класс свободных крестьян — основа греческого полисного ополчения — в Таренте в то время был исчезающе мал, если вообще существовал. Ремесленники же, купцы, владельцы овечьих отар, а также значительная прослойка люмпен-пролетариев — необходимый атрибут любого процветающего античного города — предпочитали морскую службу сухопутной, что известно уже на примере Афин V в.
Политическая воля города, таким образом, определялась двумя силами: аристократически-олигархической верхушкой, достаточно мощной, обладавшей значительными финансовыми ресурсами и внешнеполитическими связями, а также демократическими низами, которые благодаря своему удельному весу, а также местному законодательству, оказывали серьезное влияние на политику, а следовательно, могли контролировать богатую городскую казну.
Общим местом стало утверждение, что войну с Римом вызвали тарентинские низы. Богатым людям для ведения торговли нужен был мир и открытые границы.
Справедливость этого суждения весьма относительна: любой из тарентинских богачей должен был понимать, что в случае отказа от сопротивления в зависимость от Рима попадет не только внешняя политика Тарента, но и торговая деятельность его горожан. А это означало явное снижение прибылей, появление прямых и косвенных налогов и т. д. История того же Родоса показывает, насколько важно торговому государству сохранять свой суверенитет до конца.
Да и противопоставление олигархов демосу далеко не всегда верно. Демокритические взрывы часто провоцировались каким-то из кланов финансовой верхушки греческих государств. Почти наверняка так и было во время первого открытого столкновения Тарента с Римом в 282 г., вызвавшего призвание в Италию Пирра.
