Максим Оськин - Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне
Кавалеристам генерала Новикова удалось выполнить эту задачу. С помощью подтягивавшихся на выручку частей пехоты, хотя и терпевшей поражения (например, отряд ген. П.А. Дельсаля), конница сумела немного сбить наступление 9-й германской армии. В итоге, когда передовые корпуса Гинденбурга вышли к Висле, комендант Ивангорода ген. А.В. Шварц уже получил пехотную поддержку. Все еще пытаясь переломить успех операции, Гинденбург бросил к Варшаве часть своих сил под командованием комкора-17 ген. А. фон Макензена, что заставило ген. А.В. Новикова разделить свой громадный корпус на две части. Три регулярные кавалерийские дивизии отступали к Ивангороду, а три казачьи дивизии — к Варшаве.
И вновь казаки сбивали темпы неприятельского порыва, позволив Ставке своевременно перебросить в столицу русской Польши Сибирские корпуса. Основное свойство кавалерии — подвижность в сочетании с маневром и широким применением кавалерийских масс. То есть «весь успех действий конницы поставлен в зависимость от уменья использовать элемент подвижности»[186]. Войска 4-й русской армии сдержали противника под Ивангородом, а 2-й армии — под Варшавой. Немцы не смогли переправиться через Вислу, а превосходство русских в живой силе стало причиной образования плацдармов и перехода русских армий в контрнаступление на левом берегу Вислы. Конница — представительница подвижности — имеет в маневренной войне все преимущества. Кавалерия перед фронтом наступающего противника вынуждает его развертываться в боевые порядки, что позволяет обороняющейся стороне выиграть время для переброски пехоты и артиллерии на угрожаемое направление. Как только противник подтягивал артиллерию, русская конница тотчас снималась с обороняемых позиций и отходила, занимая следующий рубеж — в паре десятков верст от предыдущего. И здесь все повторялось сначала.
Какого-то особенного ущерба австро-германцы, разумеется, не несли, так как огневая мощь кавалерийских дивизий довольно низка. Однако потеря времени перед каждым очередным импровизированным рубежом обороны, который занимала спешенная русская конница, предполагала выигрыш времени русскими для перегруппировки. Такой тактический прием — оборонительные действия кавалерии на широком фронте — получил наименование завесы: «Завеса является могучим органом в руках высшего командования, обеспечивающим наиболее беспрепятственное и скрытое сосредоточение войск в желаемом направлении, лишая противника возможности раскрыть наш маневр и встретить его соответствующим контрманевром»[187].
Поражение австро-германцев в ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции подразумевало организацию преследования. Правда, противник отходил в полном порядке, разрушая за собой инфраструктуру. Но в таком случае действия конницы на флангах тем более являлись безальтернативными, потому что для продвижения пехоты требовалось восстановить железнодорожную сеть, мосты, шоссе. К сожалению, как раз в преследовании русские кавалерийские начальники по ряду объективных и субъективных обстоятельств оказались подготовленными наиболее слабо. Участник войны писал: «Раз совместное действие конницы с другими родами войск на поле сражения почти невозможно, то кавалерия тогда окажется в состоянии принять участие в решении боевых операций, когда широко использует свою подвижность и силу огня. Сосредоточенная в больших массах на флангах, направляясь в обход этих флангов и в тыл, конница, отбросив встретившуюся кавалерию противника и широко используя свой огонь, должна отвлечь резервы последнего от участия в решительном бою»[188]. Сосредоточение на флангах конной массы было произведено. Но ни разу эта кавалерия не смогла добиться тех результатов своих действий, что вынудили бы противника приостановить свой отход. Тем более ни разу русская конница не смогла придержать отступавшего неприятеля на тот срок, что оказался бы достаточным для подхода к району сражения своей пехоты.
Таким образом, уже в Варшавско-Ивангородской операции отчетливо выявилось то противоречие, что было свойственно русской кавалерии в ходе всей войны. Во-первых, конница выше всяких похвал держалась в обороне, когда было необходимо прикрыть отступление армий, сбить темпы наступления противника, удержать какой-либо район до подхода общевойсковых соединений. Наиболее ярко такая сторона деятельности русской кавалерии сказалась в период Великого отступления 1915 года, когда на всем протяжении Восточного фронта в широких размерах применялась кавалерийская завеса, прикрывающая отход переутомленной тяжелыми многодневными боями пехоты. Небольшие конные отряды вполне могли придерживать движение значительных войсковых колонн противника, а также сдерживать конную разведку неприятеля. О сторожевом охранении в коннице Б.М. Шапошников пишет: «…Обычно это была застава силою в один взвод. Если учесть, что у взвода часть людей оставалась коноводами, то для отражения противника на заставе в лучшем случае было 15 — 16 винтовок. Таким образом, сторожевое охранение особой устойчивости не имело. Оно было скорее величиной морального порядка, нежели существенным огневым барьером. Однако через такое охранение все же не могли пробиться ни австрийские, ни немецкие разъезды. Объясняется это тоже чисто психологически. Если конный разъезд встречали ружейным огнем, то начальник разъезда в большинстве случаев решал, что он натолкнулся на пехоту, которая сильна огнем, и атаковать ее, в конном строю немыслимо. Так на это смотрели не только в австрийской и немецкой коннице, но и в русской»[189].
Характерно, что придание кавалерии задачи арьергарда в отступлении стало обыденным явлением в самом начале Великого отступления — во время Горлицкой оборонительной операции апреля — мая. Также в ходе этой операции конница прикрывала то и дело оголявшиеся стыки между корпусами, которые с большими потерями отступали под ударами австро-германцев. Например, командарм-3 ген. Р.Д. Радко-Дмитриев, чьи войска вынесли на себе всю тяжесть поражения, 3 мая сообщал главнокомандующему армий Юго-Западного фронта ген. Н.И. Иванову: «Все кавалерийские дивизии вверенной мне армии в настоящее время совместно с ослабленными продолжительными боями частями пехоты непрерывно участвуют в боевых действиях. И в случае дальнейшего вынужденного отхода армии эти дивизии послужат единственной гарантией твердого, вполне упорядоченного отхода, особенно имея в виду присутствие перед фронтом армии неприятельской конницы»[190].
Во-вторых, русская конница, как правило, не умела организовать преследование — то преследование, что должно было бы добивать надломленного поражением неприятеля. Иными словами, насколько хороша была русская кавалерия в обороне, настолько же малоприменима она оказалась в наступлении, и речь здесь идет, разумеется, об оперативных масштабах — действиях не менее дивизии. Кавалерия захватывает важные пункты и рубежи в тылу противника, чей оборонительный фронт рухнул под ударами общевойсковых армий. Разумеется, что захват местечек и железнодорожных узлов осуществляется в пешем строю. Прорыв кавалерии во вражеский тыл вынуждает противника вводить контратакующие соединения и резервы в бой по частям, по мере прибытия. Противник, следовательно, реагирует на наши действия, импровизирует, что вынуждает его делать ошибки уже при развертывании. Не зная дальнейшего направления действий нашей кавалерии при выходе ее на оперативный простор, инициатива принадлежит нам, и враг всегда реагирует на наши действия с некоторым запозданием.
Однако русские общевойсковые командиры привыкли, что кавалерия, участвующая в наступлении, должна быть подпираема с флангов наступающей рядом с ней пехотой. В итоге конница обращается в простой боевой участок общего фронта с пониженным боевым коэффициентом в силу слабости кавалерийской дивизии в простом фронтальном столкновении по сравнению с пехотным полком. А причина тому — в неумении использовать конницу в операции в качестве маневренной силы. Военачальники, ориентировавшиеся на довоенные маневры, привыкли, что конница в общевойсковом бою просто бросается в преследование уже в самом сражении. Не ударом через оголенный фланг в тыл, а просто, практически в лоб на пехотный и артиллерийский огонь пусть и потерпевшего поражение, но ведь еще не совершенно разгромленного противника. «Ошибочно возлагая на крупные соединения конницы преследование на поле сражения, русское командование и не видело такового от своих кавалерийских дивизий и корпусов. Не будучи в состоянии вследствие дальности и губительности современного огня располагаться за пехотными линиями для своевременного преследования противника, крупные соединения русской конницы опаздывали появиться на поле сражения… Крупные соединения конницы ведут оперативное преследование, наилучшее направление которого будет параллельное… Стараясь опередить отступающие колонны противника, конница должна остановить их и дать возможность уничтожить настигнувшей нашей пехоте»[191].
