Андрей Иванов - Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта
Французской флотилией командовал опытнейший моряк — 56-летний адмирал Луи-Рене Меделин Левассор де Латуш-Тревилль. Он подготовился к атаке гораздо лучше, чем Брюэйс при Абукире. По его приказу французские моряки протянули сети от верхней оснастки кораблей к их боковым частям и соединили суда цепями. Якоря на крепких канатах были опущены на морское дно.
15 августа, в день рождения первого консула, Латуш-Тревилль наблюдал за приготовлениями англичан. Следующей ночью штурмовые команды на шлюпках в полной тишине направились к берегу. Первые две лодки проперло водоворотом мимо вражеских судов, третью шлюпку французы потопили, попав в нее пушечным ядром.
Четвертая команда пыталась вскарабкаться на борт французской «Этны». Младший офицер, участвовавший в этой атаке, вспоминал:
«Очень прочные сети, подвязанные к нижним реям, расстроили все наши попытки, и незамедлительный огонь пушек и ружей двухсот солдат... поразил меня, мистера Кирби, штурмана "Медузы", мистера Гора, гардемарина, и две трети членов команды... были убиты либо ранены».
Тех, кто прорвался сквозь сети, французы встречали на палубе, и пули разили нападавших наповал. Одно судно все же было захвачено. Офицер, который добился этого временного успеха, позже доложил Нельсону:
«Я не смог утащить судно за собой, поскольку оно было привязано цепью, и ввиду интенсивного огня с берега — из мушкетов и крупной картечи, огня трех люггеров[10] и брига, находившихся на расстоянии в половину длины пистолетного выстрела, — я был вынужден оставить его...»
В четыре часа утра шлюпки вернулись. Англичане не добились ни малейшего успеха, потеряв сорок четыре человека убитыми и сто тридцать ранеными.
Нельсон стоял на палубе фрегата, вблизи французского берега. Он видел провал своей авантюры, которая мало чем отличалась от попытки штурма города на острове Тенерифе. Тогда он сам полез на берег и потерял руку, теперь уже не годился для подобных подвигов, и это приводило его в состояние глубокого отчаяния. В середине дня он увел свой флот в Дил.
Французы потеряли десять человек убитыми и тридцать четыре ранеными. Фиаско врага стало темой комических куплетов: Нельсон и англичане хотели глотнуть горячительных напитков, но вместо вина испили морской водицы.
Нельсон был безутешен:
«С сожалением сообщаю тебе, что мне не удалось ни захватить, ни уничтожить вражескую флотилию... Многие наши офицеры и матросы проявили потрясающую храбрость».
Следом он впал в глубокую меланхолию и написал секретарю Адмиралтейства:
«Дьявольский дух все еще работает. Все средства, включая развешивание бумаг на улицах Дила, были использованы для того, чтобы настроить моряков против меня: якобы лорд Нельсон собирается послать их на убой. И то же самое в Маргетс, везде, где экипажи судов сходили на берег... Даже к этому можно привыкнуть, но предмет вовсю обсуждался в офицерских кают-компаниях, в помещениях, где спят гардемарины, и т.д.».
Герой чувствовал, что офицеры и матросы уже не любят его так, как раньше. И он попросил освободить его от занимаемой должности.
Нельсон написал Сент-Винсенту:
«Я больше не разрешу никаких атак, если сам в них не участвую; мои душевные муки гораздо больше тех страданий, которые я мог испытать, если бы мне оторвало ногу в этом последнем деле».
Он рыдал на похоронах двух юных гардемарин, убитых во время атаки, и словно обезумел, когда его молодой протеже, капитан Эдвард Паркер, скончался от ран.
Сам он нуждался в том, чтобы поправить здоровье, — со времен кампании в Балтийском море его мучили сильные спазмы в желудке.
Нельсон приобрел поместье Мертон Плейс в графстве Сюррей, где планировал жить вместе с Эммой Хэмилтон. Его отец пастор Нельсон, человек твердых принципов, осуждал внебрачную связь сына и возмущался тем, что он унижает свою законную жену.
Горацио Нельсон пытался оправдаться:
«Мой дорогой отец, я получил твое письмо, которое, как ты понимаешь, мне не могло понравиться; если ты думаешь указать мне, что я не прав, то неудивительно, что так же будут считать те, которые не знают меня и моего нрава. Нельсон парит над ними всеми, и время вынесет приговор моей частной жизни... Я дал ей [Фанни], при всей ее лживости... 2000 фунтов стерлингов в год и еще 4000 фунтов, и это она называет бедным содержанием... Я могу сказать гораздо больше, однако из уважения к тебе не буду этого делать, мой дорогой отец, но ты знаешь ее, поэтому я заканчиваю».
В декабре 1801 года Фанни письменно умоляла Нельсона:
«Мой дорогой муж, станем жить вместе. Я не буду счастлива, пока это не произойдет. Я снова уверяю тебя, что у меня есть одно желание в этом мире — радовать тебя. Пусть все будет предано забвению и уйдет, как мечта. Я теперь могу лишь умолять тебя поверить. Очень искренне, очень нежно — твоя жена Френсис X. Нельсон».
Нельсон получил письмо и приказал секретарю отправить его назад со словами: «Вскрыто по ошибке лордом Нельсоном, но не прочитано».
Он обвинял жену в том, что она настроила отца против сына. Вскоре он получил письмо от доктора, который сообщил ему, что отец находится при смерти. Нельсон ответил:
«У меня нет надежд на его выздоровление. Да исполнится воля Божья. Если мой отец захочет меня видеть, нездорового, я полечу в Бат[11], но думаю, что будет слишком поздно; однако если все обстоит по-другому и он хочет меня видеть, ничто не задержит меня даже на минуту».
Отец умер в тот же день. Нельсон не был на его похоронах.
Расстроились и отношения Нельсона с Томасом Троубриджем, который сражался вместе с ним у мыса Сент-Винсент, на Тенерифе, при Абукире и выполнял приказы Нельсона в Неаполе и на Сицилии. Когда Нельсон и Эмма Хэмилтон в 1799 году покинули Неаполь, Троубридж осмелился критиковать королеву Марию-Каролину и короля Фердинанда:
«У меня не очень чувствительное сердце, но нужда здесь [на острове Сицилия] даже большая, чем в Неаполе... В этот день я спас 30 000 человек от голодной смерти, но мои возможности этим и ограничились. Если король Неаполя или королева и ее партия склонна морить нас голодом, то я не вижу иного выхода, кроме как оставить этих несчастных людей голодать и не видеть их нужду. Я проклинаю день, когда стал служить королю Неаполя... У нас есть характер, милорд, и нам есть что терять; эти люди — не личности. Не позволим, чтобы их позорное поведение обесчестило и нас».
Троубридж критиковал и Нельсона за то, что он поехал с Эммой в Легхорн. Нельсон был взбешен и выразил свое негодование в письме Троубриджу. Тот ответил:
«Это в самом деле так расстроило меня, что я пришел в уныние и плачу. Я бы скорее хотел лишиться жизни, всего, что у меня есть, чем выглядеть неблагодарным в отношении офицера и друга, которому я обязан столь многим... Я [умоляю] вас, лорд, вы не должны хоть сколько-нибудь подозревать, что я уже не тот Троубридж, которого вы знаете».
Неуживчивый нрав Нельсона становился причиной того, что он лишался поддержки друзей и сослуживцев, — и это могло повредить его карьере. Произошло неожиданное для Нельсона событие — Томас Троубридж был выбран в члены правления Адмиралтейства, которое теперь возглавлял Сент-Винсент.
Тон писем Нельсона изменился — он снова использовал доверительные интонации и называл Троубриджа «старым верным другом». Но на этом его разочарования не закончились. Нельсон начал подозревать Троубриджа в том, что бывший капитан «Каллодена» приложил руку к его нежелательному назначению главнокомандующим Флотом Пролива. Смысл этого торопливого решения, считал Нельсон, был несомненным — держать его подальше от Эммы.
Адмирал пришел в ярость, когда Сент-Винсент сравнил «магию» Томаса Троубриджа с мастерством самого Нельсона. Он жаловался на «зверей» в Адмиралтействе, которые держат его в море.
Неблагодарный Троубридж больше не друг:
«На следующей неделе все закончится, и я не скажу "спасибо" сэру Томасу. Я полагаю, что он полностью в ответе за неудачу, и он должен вспомнить, что обязан мне орденом за Нил. Кто поддерживал его, когда он страдал от печали и унижения? Кто обеспечил ему такое положение в королевстве Неаполя, что он получал мои публичные письма, титулы, звание полковника морской пехоты, бриллиантовые шкатулки от короля Неаполя [и т.д.]? Кто обеспечил ему 500 фунтов стерлингов в год от короля Неаполя? ... Кто способствовал тому, что на него обратили внимание? Почитайте мои публичные письма. Нельсон, тот самый Нельсон, которым он теперь командует. Премного благодарен. Я прощаю его, но, именем Бога, я никогда этого не забуду. Он наслаждается властью надо мной. Не беда, хотя это сократит мои дни...»
Картину взаимного разочарования дописал сэр Уильям Хэмилтон, долготерпение которого закончилось. Он протестовал в характерной для него крайне выдержанной манере:
«Я провел последние сорок лет моей жизни в суете и спешке, которые с необходимостью сопутствуют публичному человеку. Я достиг возраста, в котором нужна некоторая передышка, и я обещал себе тихий домашний уют. Я понимал, будучи женатым, что буду уволен по старости, когда моя молодая супруга достигнет совершенной красоты. Это время пришло, и мы должны найти лучшее и наиболее удобное для обеих сторон решение.
