Марк Гальперин - Прыжок кита
Ходили байки, что бывали случаи, когда Жуковского, прилетевшего куда-нибудь на Крайний Север, на Тихоокеанский или Черноморский флот, встречало аж три машины с военными номерами. Он тщательно проверял, что все машины в нормальном состоянии, и на следующий день благодарил всех людей, которые об этом позаботились. И не дай Бог, если хоть одна из пришедших машин казалась ему неготовой к работе, грязной, с плохо урчащим двигателем, лысой резиной или неопрятным моряком-водителем!..
Рассказ о прибытии в Лиепаю я прервал на выходе из аэропортовского автобуса. Три минуты, и ты уже в гостинице, где специальный сотрудник заботился о том, чтобы каждому был своевременно заказан номер, оформлены документы для проезда в закрытые части города, в дивизию подводных лодок и на саму лодку. Таким человеком была незабвенная Халида Исламова, всегда озабоченная, внимательная мама-хозяйка для всей беззаботной, вечно хохочущей орды бездельников, которые на самом деле были великолепными, просто незаменимыми работниками, но имели один недостаток, который проходил и лечился только со временем: они были молоды.
Это тоже надо было всегда учитывать. Эти люди умели и могли работать без отдыха много дней подряд, выходить в море, спать на лодке в ужасной тесноте, но и им нужно было обеспечить возможности отдыха, а порой и непременно заставить отдохнуть.
Гостиница «Лива» занимала современное по тем временам стандартное четырёхэтажное здание с одно- и двухместными номерами, несколькими номерами «люкс», собственным уютным рестораном. От всех подобных гостиниц, построенных во многих городах Союза, где мне приходилось бывать, «Лива» отличалась тем, что это была латышская, скажу больше, — прибалтийская гостиница.
Безукоризненная чистота, вежливые дежурные и горничные, полы, всегда аккуратно намазанные мастикой и излучающие ненавязчивый скипидарный запах, небольшие детали национального декора из керамики, цветы – ну просто замечательно!
Временами наша бригада в Лиепае по численности доходила до 100–120 человек. В неё входили не только наши работники, но и многочисленные офицеры, которые принимали систему, помогали проводить неизбежные изменения алгоритмов решения задач, многие контрагенты, проектировщики лодки, на которой проводились испытания, офицеры из центрального аппарата Военно-морского Флота. И не было случая, чтобы кто-нибудь остался без жилья, без крыши над головой. Иногда, когда мест не хватало, нас выручали администраторы, выдавая раскладушку на пару ночей, но разве это так уж плохо, особенно когда тебе ещё нет тридцати лет, а заснуть ты способен даже стоя, если нет другой возможности?
Признаюсь, что команда такого состава неизбежно является трудноуправляемым организмом, особенно в часы, свободные от работы, и доставляет много хлопот руководителям сдаточной бригады, а порой и работникам гостиницы. Ведь надо доспорить все споры, на которые не хватило рабочего времени, тем более что люди работали в три смены и порой только и могли встретиться «в нумерах». А обсудить спортивные новости, вместе поужинать, попеть под гитару, иногда до утра, а после этого всей ватагой посреди ночи отправиться побродить по паркам, пляжу! Иногда такие прогулки заканчивались прибытием наряда пограничников, отвечавших за сохранность контрольно-следовой полосы, а порой приходилось нашему второму адмиралу рано утром выручать ребят, которые, вдобавок ко всему, ещё попытались и искупаться ночью. Можно было порой устроить серьёзный разнос гулякам, но всегда оказывалось, что самые заводные люди одновременно являются ещё и самыми трудягами, без которых остаться совершенно невозможно. Приходится постоянно держать ухо востро. Сдерживать самых лихих, высмеивать самых неудачливых, а главное – заранее отбирать людей, которые и в домашних условиях не всегда могли удерживать себя в разумных рамках, и навсегда закрывать им возможность поехать работать в сдаточной бригаде, где бы она ни работала – в Москве, Кронштадте, Севастополе или Лиепае. Хоть и жалко порой, но зато другим неповадно будет!
Важно, чтобы люди понимали, что никогда придирок по мелочам не будет, разве что профилактические мероприятия, а какой-либо серьёзный инцидент вызовет немедленную отправку домой без права возврата. Это позволило уже в первые наши выезды отсеять людей, на которых нельзя положиться.
Мой опыт показывает, что никакой сухой закон реализовать в условиях работы сдаточной бригады невозможно. С другой стороны, многие годы сталкиваясь с проблемами людей, которые не знают меры и не умеют держать удар, я убедился, что никакие уговоры и лечебные мероприятия им не помогают, так что приходится выбирать между неумеренной гуманностью к неумеренно пьющим людям и необходимостью сохранить работоспособный коллектив на долгие годы. Особенно остро этот вопрос стоит в коллективах, где технология предусматривает выдачу спирта, а проверить, сколько его пошло на протирку контактов, а сколько – на вечернее застолье, практически невозможно.
Запомнился случай, как во время испытаний разработчики заявили, что необходимо безотлагательно провести внеплановую профилактику вычислительного комплекса. Времени катастрофически не хватало, и один из руководителей комиссии спросил дежурного представителя разработчика, сколько надо для профилактики. Речь, конечно, шла о необходимом времени, но разработчик, человек остроумный, тяжело вздохнул и с придыханием, полушёпотом доверительно ответил: «Стакан».
Ещё в гостиничном быту большое место занимала музыка.
Наименее доступной для широкой публики была гитара шефа, нашего Главного конструктора Филиппа Георгиевича Староса. Когда он приезжал более чем на пару дней, у него в руках был небольшой чемоданчик с вещами, ещё меньших размеров – с инструментом, без которого он вообще никогда не приезжал. Но сразу становилось ясно, что главным багажом является именно гитара. Даже водителю он никогда не доверял донести её до машины. Очень вежливо благодарил и, прижимая к себе, садился с гитарой в машину. Не знаю, почему, но его музицирования никто из многочисленных сослуживцев не слышал и не обсуждал. Я сам, проводя с шефом много времени, тоже никогда не слышал его игры. Народ даже подшучивал между собой, что возить с собой гитару и играть на ней – далеко не одно и то же. Я догадывался, что гитара в его руках обычно звучит для него самого и крайне редко – для передачи его настроения другим людям. В этом не было никакого обособления от окружающих, скорее, было проявление его душевной ранимости.
Вспоминаю лишь один вечер, когда он сам предложил послушать его и гитару, почему-то именно так запомнилось мне его приглашение в свой номер. Слушателей было четверо, все люди не случайные, со всеми он поддерживал доверительные отношения, все четверо его боготворили. Филипп Георгиевич устроил нам не просто маленький концерт, это был музыкальный спектакль. Всегда предельно аккуратный, в этот вечер он был просто удивительно хорош. Без пиджака, в ослепительно чистой и наглаженной рубашке со слегка подвёрнутыми рукавами, на брюках – идеальная складка, чёрные ботинки сверкают. Рассадив нас в своём маленьком номере с какой-то удивительной заботливостью, Филипп Георгиевич смущённо сказал, что сегодня он хочет немного сыграть и спеть для нас. Когда мы устроились и обменялись незначительными фразами, он достал гитару, на которой красовался бант, левую ногу в ботинке поставил на свою белоснежную кровать, прошёлся пальцами по струнам, а потом сказал, что постарается выбрать для нас песни, которые он особенно любит и которые ему чем-либо памятны. Прежде чем начать очередную песню, он брал в руки одну из двух толстых потрёпанных тетрадей, что положил рядом с собой, находил в ней песню, некоторое время шептал про себя её слова, вспоминая, как казалось, не столько слова, сколько настроение песни, и начинал петь. Я знал, что Старос свободно владеет практически всеми европейскими языками. И в самом деле, песни были и на английском, и на немецком языках, но большая часть их были греческими и латиноамериканскими. Пел он вполголоса. У меня осталось впечатление, что все песни были очень личными и немного грустными. При всём своём необычайном обаянии был он человеком очень замкнутым и очень одиноким.
Берг, так же как и Старос, с молодых лет серьёзно увлекался музыкой, но вкусы у них были различными. Для Староса ближе был джаз, шансон. Из всех моих знакомых он первым услышал и заметил тогда ещё совсем неизвестную группу мальчишек – «Битлз», и предсказал им всемирную славу и творческое долголетие.
Берг всерьёз увлекался классической музыкой, собирался стать профессиональным музыкантом, блестяще играл на фортепиано. Свои таланты он сумел передать по наследству всем своим детям, большинство из которых исполнили мечту отца и стали профессиональными музыкантами. Правда, исполнить ещё одну мечту – создать профессиональный семейный оркестр классической музыки – Берг так и не смог.
