Алексей Олейников - Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой
Русский фронтовик так вспоминал о боях на фронте 23-го армейского корпуса 13-й армии: «Наши три батареи… не могут помочь нашей пехоте: только на большие дистанции мы можем стрелять отсюда. Это моя вина, моя недопустимая грубая ошибка: я недостаточно рекогносцировал правый участок, не учел всех появившихся возможностей. Пушки упираются в лес, переставить их некуда — всюду лес. Артиллерийская поддержка, откуда-то справа, очень слаба.
2-й полк сам отражает атаки германцев своим ружейным огнем. Полк весь в дыму от снарядов противника. Первые две волны германской атакующей пехоты не выдержали огня 2-го полка и залегли. 2-й полк несет крупные потери, но стойко держится. Свежие толпы озверелых германцев проносятся через залегших, поднимают их и, все вместе, врываются в наши окопы. Наши резервы опоздали… С искаженными лицами, опьяненные льющейся кровью, затуманив ею рассудок, люди режут друг друга, трещат черепа под ударами ружейных прикладов.
В старом дубовом лесу идет штыковой бой.
2-й полк, под напором потока германцев, отходит назад, заливая кровью своей и чужой торчащие корни дубов и покрытую старыми сухими листьями землю. Бой приближается. Положение наших трех батарей, стоящих у леса, становится критическим.
— Трубка на картечь!.. Передки на батареи!..
Батареи уходят за Буг к деревне Коритнице и здесь останавливаются.
Подоспевшие свежие резервы изменили положение: германцы отступают. На штыках выносит их из леса наша пехота. Дошли до дороги, разделяющей лес пополам. Здесь, у самой дороги, противник уже успел окопаться. Наша пехота, под градом посыпавшихся на нее пуль, с быстротою кротов тоже стала зарываться в землю, по другую сторону дороги.
Штыковой бой прекратился. Старые дубы тихо шелестят своими листьями, грустно внимая стону живых еще человеческих тел, истекающих кровью. Помочь этим людям никто не может: недобитые, они умирают в страшных мучениях, без капли воды с запекшимися, окрашенными кровью, губами»{319}.
В боях у Сокаля все атаки соединений австрийской 1-й армии были отбиты — более того, 15 июля у Сокаля и Каменки русские войска захватили до 1,5 тыс. пленных — и еще 1 тыс. на следующий день.
Благодаря активности большей части войск Южной группы армий Северо-западного фронта (левый фланг 4-й армии, 3-я армия и правый фланг 13-й армии) удар противника на первом этапе Люблин-Холмского сражения был в значительной мере смягчен.
Но прорыв германских войск на фронте 2-го Сибирского армейского корпуса 16 июля имел большее оперативно-тактическое значение. Он повлиял не только на боевой участок соединения, но и на фронт всей армии.
Ударная группа германцев, прорвав фронт 3-й армии, перерезала стратегически важную железную дорогу Люблин — Холм.
Тем не менее русский Гвардейский корпус действовал более чем успешно.
Так, лейб-гвардии Преображенский Его Величества полк 17–18 июля выдержал бой со 2-й гвардейской дивизией германского Гвардейского корпуса. 17 июля, занимая позиции вдоль железной дороги Ивангород — Холм (западнее высоты 233 — севернее дер. Рыбье), он отразил 3 энергичных атаки противника. Один русский полк отбил атаки 4 полков противника: 1-го гвардейского гренадерского императора Александра I, 2-го гвардейского гренадерского императора Франца, 3-го гвардейского гренадерского королевы Елизаветы и 4-го гвардейского гренадерского королевы Августы. «Понеся потери, полки вернулись», — отмечает история германского 4-го гвардейского артиллерийского полка.
Русские офицеры вспоминали: «Немцы повели одновременно атаку на участке Преображенского и на левый фланг Семеновского полков… атаки были отбиты, и немцы вернулись в исходное положение… Ввиду недостатка патронов и снарядов, огонь с наших позиций был открыт лишь после того, как неприятельские цепи подошли к ним на 300 шагов. Действие его было тем более решающим, что обнадеженные нашим молчанием германцы наступали густыми массами, не останавливаясь и не окапываясь. Потери их были соответственно велики, и, не доходя шагов 300 до наших позиций, неприятельские цепи отхлынули назад. Только в центре, против стыка III и IV батальонов, пользуясь мертвым пространством за железнодорожной насыпью, противник, силою до двух батальонов, продолжал наступление. Перевалив насыпь густыми волнами, немцы пошли в атаку на наши окопы, но были встречены таким огнем, что передние линии их смешались и остановились. Между тем из-за насыпи шли все новые волны, и в несколько минут вся лощина была забита неприятельскими пехотинцами. Потери их от нашего огня с трех сторон были столь велики, что скоро вся эта масса обратилась в бегство обратно к железной дороге. Здесь, вдоль насыпи, отступавших косил огонь пулеметов, поставленных на пересечении железной дороги и наших окопов, а беглый огонь наших батарей довершил их уничтожение. Едва ли 10% прорвавшихся за насыпь германцев уцелели. Лощина была покрыта телами убитых и раненых и представляла из себя ужасное зрелище»{320}.
18 июля преображенцы отбили атаку 3-го гвардейского гренадерского полка противника.
Германские источники отмечают тяжелые потери кайзеровской гвардии в боях у Рейовца — Холма.
Бои последующих дней — попытка русских войск сдержать наступающего противника и обеспечить планомерный отход на следующую линию обороны.
На фронте 13-й армии 18 июля соединения германского Бескидского корпуса продвинулись до Мазьярны, а усиленный 24-й резервный корпус вышел к северо-западу от Корчевники — Бусно и овладел мест. Стрельцы, высотами и опушкой леса к востоку от местечка.
Фактически был осуществлен прорыв фронта и русской 13-й армии. Армия была вынуждена отойти правым флангом севернее железной дороги Холм — Ковель.
Ведя арьергардные бои, части 3-й и 13-й армий не просто отступали — они наносили противнику серьезные потери. Так, в этом отношении показателен арьергардный бой лейб-гвардии Финляндского полка 20 июля 1915 г. у дер. Кулик. Контратака бойцов 4-го батальона решила успех боя, и, как вспоминал комбат: «…передовые цепи… уже вбегали по… склону к лесу, и немцы, вскакивая, отстреливаясь и мечась между деревьями, убегали в лес… Потерь… было немало, и на всем склоне, то тут, то там лежали убитые и раненые. Зато опушка леса была почти вся завалена трупами и тяжело раненными немцами — прусскими гвардейцами!»{321}
В этой ситуации отличились части 2-й Сводной казачьей дивизии, спасшей отходящую пехоту 14-го армейского корпуса. И.Ф. Рубец писал: «Конная атака 2-й сотни есаула Негодкова и 6-й сотни хорунжего Кулеша 1-го Волгского казачьего полка у посада Савин и с. Чулчицы на австрийскую пехоту для спасения нашей пехоты. Наступление задержано, но сотни понесли большие потери. Убит хорунжий Кулеш»{322}.
В час ночи 22 июля германская пехота у дер. Чулчице прорвалась на стыке двух дивизий 14-го армейского корпуса — между частями 71-го пехотного Белевского полка 18-й пехотной дивизии и 279-го пехотного Лохвицкого полка 70-й пехотной дивизии. 71-й полк отступил к дер. Сайгаце — в прорыв устремилась германская пехота. 279-й полк также готовился отходить, что ставило в тяжелое положение штаб, батареи и тылы корпуса.
Командующий 2-й Сводной казачьей дивизией для парирования прорыва противника выдвинул 2 резервные сотни 1-го Волгского казачьего полка.
П.Н. Краснов вспоминал: «2-я и 6-я сотни этого полка ночью на 22 июля 1915 года у посада Савин атаковали в конном строю наступавшую на нас и уже прорвавшую фронт нашей пехоты германскую пехоту, навели на нее панику и порубили батальон германцев. Пали смертью храбрых офицер и казаки.
Помню лунный сумрак, зарево горящей деревни и круглый холм вдали, ярко озаренный огнями пожаров, на котором, как иглы, появились силуэты германцев. Помню противное ощущение свиста и щелканья пуль, которые били по нас спереди и слева. Помню стройную фигуру командира Лохвицкого пехотного полка, подошедшего с полным трагического значения докладом: “Полк дольше держаться не может, мы отходим”.
Я вызвал две сотни Волгцев и 1-й Линейный казачий полк. Через пять минут появились темные фигуры казаков. Они на рыси снимали папахи, крестились, скидывали из-за спины винтовки, готовясь соскочить для пешего боя.
— Одеть винтовки! — крикнул я. — Атака в конном строю… Ко мне подъехал командир сотни.
— Кого атаковать? — спросил он.
— Строй лаву, — скомандовал я, — 2-я сотня в первую линию, 6-я за нею на триста шагов. Направление на круглый холм…
Сотня поскакала, выстраивая лаву. Замелькали казаки с развевающимися за плечами башлыками… За 2-й сотней стала разворачиваться и 6-я… Вспыхивали впереди огоньки ружейных выстрелов, влево, звеня котелками, с глухим гомоном, шла отступающая пехота. Когда они подошли к неприятелю на полверсты, неприятель увидел их и открыл страшный огонь из винтовок и пулеметов. Короткий, страшный гик, трескотня ружей и томительная тишина… Я проехал еще вперед и понял, что победа наша»{323}.
