Денис Козлов - «Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года)
Что же касается застигнутых в Новороссийске коммерческих судов, то только одно из них — груженый пароход «Батум» — до истечения срока ультиматума успело покинуть порт. Выходя около 09.00 в море, «Батум» салютовал флагом турецкому минному крейсеру, который, к удивлению, ответил на салют и не препятствовал движению судна.
Около половины десятого каботажный пароход «Отважный», следовавший в Новороссийск из Геленджика с 60 пассажирами на борту, разошелся у Геледжикского мыса с «Батумом» (с последнего, как ни странно, не последовало никаких предупреждений), а на траверзе Пенайского маяка был обогнан четырехтрубным крейсером, принятым было за русский. Отвечая на салют, «Бреслау» поднял турецкий флаг, после чего капитан «Отважного» Д.П. Данилов счел за благо выброситься на песчаную отмель у поселка Кабардинка (в 25 верстах от города) и высадить пассажиров на берег.
Остальные бывшие в Новороссийске суда, несмотря на энергичные требования агентов пароходств, выйти из порта не успели. Капитан парохода РОПиТ «Николай» С.А. Артифексов смог лишь перетянуть судно на мелкое место и отправить пассажиров на железнодорожный вокзал. Капитан парохода «Чатырдаг» И. Тарланов посчитал нужным затопить машинное и котельное отделения открытием кингстонов, с тем чтобы судно не попало в руки турок. Остальные суда спешно оканчивали погрузку и были застигнуты неприятельским обстрелом у причалов.
Голландское судно «Адмирал де Рюйтер», застигнутое обстрелом германо-турецких кораблей в НовороссийскеВо время бомбардировки в Восточном порту затонул пароход «Федор Феофани» и получили повреждения, но остались на плаву «Панагий Вальяно» и моторная шхуна «Русь» (последняя, как докладывал генерал-губернатору начальник Новороссийского торгового порта, «выгорела наполовину»). У пристани Русского Общества Пароходства и Торговли сгорел посаженный своим капитаном на грунт пароход «Чатырдаг», груз которого состоял из муки в трюмах и бочек с маслом и дегтем на палубе. Команда ошвартованного к 1-й пристани Владикавказской железной дороги английского парохода «Фредерик», принявшая начало бомбардировки за салют, высыпала на палубу. Только когда в надстройку начали попадать осколки, капитан судна О. Пигвнай дал приказ экипажу сойти на берег. «Фредерик» пострадал от пожара и получил дифферент на нос, начался пожар и в носовой части русского транспортного судна «Петр Регир», стоявшего у 2-й пристани. Больше досталось находившемуся у 5-й пристани пароходу РОПиТ «Николай» (1085 брт), который «выгорел… и лег боком на грунт». У Каботажного мола получил попадание снаряда, хотя и остался на плаву, пароход «Труд» и был потоплен 630-тонный парусник «Дооб». Впрочем, М. Гирш, в скором времени обследовавший состояние пострадавших судов, нашел безнадежными только «Федора Феофани» и «Николая», положение же остальных признал «сравнительно благоприятным для производства в будущем работ по их подъему»{258}. Стоимость ремонта поврежденных судов портовый техник Астафьев оценил суммой от 5 тыс. до 35 тыс. рублей. Невредимыми остались английский грузовой пароход «Волверторн» и голландский «Адмирал де-Рюйтер»; не пострадал и «Отважный», который на следующее утро самостоятельно снялся с мели и пришел в Новороссийск.
Схема наружного вида турецкого минного крейсера «Пейк-И Шевкет»К двум часам пополудни неприятельские корабли скрылись из видимости берега. Около этого времени находившийся на железнодорожном вокзале начальник Новороссийского гарнизона был извещен о том, что «неприятельские суда, приблизившись к берегу у Широкой балки (это, считая по берегу, от Суджукской косы 8 верст), спустили лодки и начинают высадку войск на берег». Генерал-майор Соколовский тотчас направил туда казачью сотню подъесаула Крыжановского, которую намеревался вскоре, собрав все резервы, поддержать всем отрядом и сбросить дерзкого врага в море. Однако наступление на Широкую балку было отставлено, когда «прибыло донесение от сотни, что неприятельские два судна действительно подходили к берегу Широкой балки, спускали шлюпки, делали что-то вроде промеров и затем удалились в море»{259}.
Недостаток угля на «Берке» заставил П. Кеттнера отправить минный крейсер в Босфор, сам же «Бреслау» в соответствии с планом двинулся к Синопу. Во второй половине дня 17 (30) октября крейсер получил распоряжение следовать в Зунгулдак, где принять уголь с парохода германской Левантийской линии «Родосто» — того самого, который спустя два года станет крупнейшим трофеем подводников русского Черноморского флота[55]. В течение следующего дня П. Кеттнер разыскивал судно в указанном районе, однако не преуспел — как выяснилось, транспорт вообще не выходил из пролива. По предположению германских историков «у капитана «Родосто», очевидно, не было необходимого патриотического воодушевления»{260}. После обеда 19 октября (1 ноября) «Мидилли» последним из участвовавших в операции кораблей вернулся в Босфор.
Что же касается минного крейсера «Пейк-И Шевкет», которому, напомним, было предписано 18 (31) октября у болгарского побережья перерезать кабель Варна — Севастополь, то он стал единственным кораблем, не решившим поставленной задачи. Старший механик, обнаружив биение линии вала правого борта из-за неисправности опорного подшипника, отказался выходить в море и был поддержан в этом своим турецким командиром. Протесты обер-лейтенанта цур зее М. Билера действия не возымели, и германский офицер вынужден был доложить об этом командующему флотом. Направленный последним инженер счел поломку несущественной, но время было упущено. Заняться порчей кабеля было приказано еще находившемуся в море «Бреслау», но его попытки успехом не увенчались.
Командующий флотом был немало возмущен саботажем офицеров «Пейка»; турецкому командиру и его стармеху было сообщено, что при следующей подобной эскападе оба будут уволены в отставку без пенсии. До этого, однако, дело не дошло, и албай Ибрахим Севат командовал кораблем до 24 июля (6 августа) 1915г., когда «Пейк» был торпедирован в Мраморном море английской подводной лодкой «Е11» лейтенант-коммандера М. Нэсмита{261}.
Итоги и последствия
Итак, нападение германо-турецких морских сил на российские порты принесло впечатляющие результаты: Черноморский флот потерял заградитель «Прут» и канонерскую лодку «Донец» (последняя, впрочем, вскоре будет поднята средствами Одесского порта, капитально отремонтирована адмиралтейством РОПиТ ив 1916 г. возвращена в строй); эсминец «Лейтенант Пущин» получил повреждения, потребовавшие 20-дневного ремонта{262}. Людские потери флота и Севастопольской крепости исчислялись 85 убитыми, 40 ранеными и 76 попавшими в турецкий плен. Кроме того, неприятелем были потоплены восемь коммерческих судов суммарной грузовместимостью более 7 тыс. брт и угольная баржа, еще один пароход (1708 брт) достался османам в качестве приза. Имелись жертвы среди моряков коммерческого флота и гражданского населения в Одессе, Новороссийске{263} и, вероятно, в Севастополе.
Контр-адмирал В. Сушон, бесспорно, добился эффектного успеха, однако, как справедливо заметил М.А. Петров, «это выступление не имело больших стратегических последствий, кроме энергичного заявления о готовности и желании воевать»{264}.
Некоторые специалисты склонны полагать, что командующий германо-турецким флотом имел все возможности тут же развить первоначальный успех и нанести русским значительно более чувствительные потери (напомним, что в ходе бомбардировки Севастополя ни один из кораблей русской эскадры не получил даже повреждений). Н.А. Монастырев, например, недоумевал, почему В. Сушон не довел до конца верное дело против дивизиона князя В.В. Трубецкого, а затем «не остался ждать выхода нашей эскадры, с которой он мог свободно вступить в бой, да еще в таких выгодных условиях для него»{265}.
Мотивы этих решений германского адмирала, на наш взгляд, очевидны: результаты чисто военного свойства не являлись для В. Сушона главными, тем более что определенная им цель операции — уничтожение русского Черноморского флота — была явно недостижимой для оттоманских морских сил. Основной интерес командира Средиземноморской дивизии лежал в плоскости политической: вероломным нападением на российские порты В. Сушон намеревался спровоцировать войну между Османской империей и Россией вопреки воле значительной части турецкого политического истеблишмента. Как известно, воинственных планов Энвер-паши и его ближайших единомышленников отнюдь не разделяли многие ключевые фигуры османской правящей верхушки: министр финансов Джавид-бей, министр почт Бастанчи-эфенди, министр общественного строительства Махмуд-паша, маршал Ахмет Изет-паша и даже морской министр Джемаль-паша, который вообще был в известной мере франкофилом. Не демонстрировал явного намерения сломя голову ввязываться в войну и сам великий визирь (садразам) — глава Высокой Порты — и по совместительству министр иностранных дел египетский принц Сайд Халим-паша.
