Олег Пленков - Гибель вермахта
После безрезультатного для немцев Курского сражения Сталин сделал то, что Манштейн советовал Гитлеру — ударил в тот момент, когда противник растратил свои силы. Когда 12 июля Курская битва достигла кульминации, советское командование ударило севернее выступа в тылы армии Моделя, который моментально прекратил наступление. Собственно, в этот момент Гитлер окончательно упустил последний шанс… В результате положение на Восточном фронте для немцев стало хуже, чем до стабилизации весной 1943 г. На орловском направлении Модель увяз в неразрешимых проблемах; 2-я танковая армия оставила Орел, чтобы избежать риска окружения. В честь освобождения Белгорода и Орла Сталин впервые приказал произвести в Москве артиллерийский салют (5 августа 1943 г.). Празднования свидетельствовали о том, что Москва не боялась снова потерять эти города… Теперь перед советским фронтом стояла задача оттеснить группу армий «Юг» от Днепра в направлении Азовского моря и там ее уничтожить. Гитлер облегчил советской армии эту задачу, приказав удерживать Харьков любой ценой{293}.
К концу лета 1943 г. моральный дух вермахта начал претерпевать изменения. Его храбрость и дисциплина не ослабли. Но надежды были подкошены, и человечность — там, где еще остались ее следы, — угасала. Под треск пулеметов, сводивших последние счеты с местным населением, и грохот подрывных зарядов летом и осенью 1943 г. германская армия отступала по европейской части СССР, оставляя за собой дым пожарищ, брошенную технику и кое-как засыпанные могилы{294}.
Еще перед летней кампанией 1942 г. Гальдер предлагал перейти на Восточном фронте к стратегической обороне. Гитлер также обратился к этой мысли, но только после неудачи под Курском в 1943 г. При этом вставал вопрос: как стратегическую оборону организовать? В силу того, что Восточный фронт был слишком протяженным для наличных сил вермахта, и в силу очевидного перевеса Красной армии в живой силе и технике, в первую очередь фронт следовало максимально сократить. В 1943 г. в искусстве оперативного руководства войсками немецкие офицеры продолжали значительно превосходить советских. Но представления Гитлера о войне в обороне были почерпнуты из его окопного опыта в Первой мировой войне: он стремился вникать в мельчайшие детали и настаивал на том, чтобы не уступать противнику ни пяди земли; смысл всех его приказов в обороне сводился к одному: выстоять (ausharren). Немецкий историк из военно-исторического ведомства бундесвера Манфред Pay писал: «Иронией истории является то, что советские генералы — после того как в 1941 г. их концепция наступательной войны потерпела крах — стали усваивать и развивать искусство оперативного руководства войсками, получившее высокую оценку немецкой стороны, а сами немцы под давлением Гитлера перешли на советские позиции жесткой обороны «во что бы то ни стало»{295}.
В середине сентября 1943 г. начался масштабный отход немецких армий — примерно миллион солдат по шести днепровским мостам были отведены с фронта в тысячу километров и на другом берегу развернулись на фронте в 650 км. 14 сентября советские войска Воронежского фронта, двигаясь от Ахтырки, разгромили северный фланг группы армий «Юг» и двинулись в направлении Днепра{296}. Создалась угроза, что Красная армия захватит важнейшие переправы через Днепр в тылу немецких войск. Днепр имеет крутой и обрывистый западный берег, что представляет собой идеальную оборонительную позицию. Легко понять, почему летом 1943 г. эта река привлекла внимание немецкого командования. Здесь, за естественной преградой, можно было возвести мощную оборонительную позицию — «Восточный вал», о котором в ОКХ мечтали еще с момента поражения под Курском.
Для того чтобы сбалансировать неблагоприятное для вермахта соотношение сил на Восточном фронте, существовало три пути. Во-первых, можно было отвести немецкие войска от Ленинграда и с обеих сторон от озера Ильмень на более короткий фронт. Во-вторых, вывести 17-ю армию из Крыма — также на более короткий фронт. В-третьих, отступить в большую излучину Днепра южнее Киева с той же целью. Гитлер же ни о каких уступках территории и слышать не хотел{297}. Его стратегическое кредо требовало «держаться любой ценой», а отступление рассматривалось как смертельный грех. Гитлер говорил, что надежда на хорошо укрепленные позиции за ними будет побуждать генералов к отступлению. Только в середине августа, когда советские танковые клинья сметали все на своем пути к Днепру, он, скрепя сердце, дал разрешение на начало работ на «Восточном валу», вдоль Днепра и Десны.
Было совершенно очевидно, что судьба войны решается на Днепре: после форсирования Днепра Красная армия возьмет Украину, в пределах досягаемости окажется Румыния, Крым будет потерян. Поэтому для Сталина Днепр был самым значимым политическим и военным призом. Кроме продовольствия, за Днепром были и главные ценности индустриальной эпохи: в Кривом Роге добывали железную руду, в Запорожье и Никополе — марганец и цветные металлы, медь и никель. Из этих источников покрывалось более 30% потребностей Германии. Самым важным, однако, для Гитлера было то, что нефтяные скважины Румынии удовлетворяли половину потребностей Германии в нефти. С потерей Днепра эти источники нефти вскоре были бы утрачены. Днепр стал рекой, определявшей судьбу войны. В том случае, если немецкие силы смогут удержать его, руководство рейха сохранит свою военную и экономическую дееспособность.
21 июня 1943 г., когда Манштейн поставил перед ОКХ вопрос — удерживать ли Донецкий регион или дать русским истечь кровью на Днепре, ему ответили, что фюрер хочет и того и другого. Но получить и то и другое было просто невозможно{298}.
Сталин сосредоточил на южном фланге 40% стрелковых соединений и 84% танковых сил. Таким образом, советское руководство достигло гигантского сосредоточения сил: оно имело шестнадцатикратное преимущество над противником. 9 сентября в директиве всем фронтам и армиям Сталин обещал офицерам и солдатам самые высокие награды, если они проявят себя в боях за Днепр. Не случайно, что за форсирование Днепра советским солдатам давали звание Героя Советского Союза; это несколько девальвировало высшую воинскую награду. Военный аспект отступления к Днепру для немцев не был сложным, но существовал целый ряд проблем, которые усложняли задачу. Требовалось эвакуировать примерно 200 тысяч раненых вместе с госпиталями и персоналом немецкого, венгерского, румынского и словацкого отделений Красного Креста, а также огромное количество советского гражданского населения. Опыт отступления показывал, что на отвоеванных территориях Красная армия немедленно призывает в свои ряды всех здоровых мужчин с 16 до 60 лет и зачисляет их в боевые части. Эти новобранцы заполняют бреши на линии фронта, служа живым щитом{299}. В наступательных боях советская пехота несла огромные потери. Пополнять обескровленные части было некем, поэтому в армию призывали не только местных жителей, но и «хивис», которых не расстреливали, но переобмундировывали и уже в качестве советских солдат, под надзором офицеров и заградотрядов, гнали вперед, как бы заставляя кровью смыть позор измены. Их загоняли на минные поля с целью разминирования или в атаки для выяснения расположения огневых средств противника{300}.
В результате массовой эвакуации немецких тылов, за немецкими полками, украинскими полицейскими и вспомогательными частями, эскадронами добровольцев из кавказских народов, туркменскими легионами и колоннами рабочих к Днепру тащились бесконечные толпы гражданских лиц. Немцы стремились лишить Красную армию не только живой силы, но и материальных ценностей: 6 сентября Геринг предписал командующим армиям вывозить все запасы продовольствия и сырья, все поголовье скота, станки и сельскохозяйственные машины, а также транспортные средства. В полосе немецкой 6-й армии местному населению оставили 1/5 запасов зерна. В «боевом журнале» армии, однако, осталась запись, что эта мера, продиктованная гуманными соображениями, привела к военному ущербу: Красная армия это зерно немедленно конфисковала{301}.
Ги Сайер, рядовой дивизии вермахта «Великая Германия», вспоминал, что осенью 1943 г. при отступлении к Днепру вермахт лишился важнейшего источника своей мощи — подвижности. Солдаты группы армий «Центр» в условиях осенней распутицы тащились со скоростью не более пяти километров в час. Знаменитая немецкая мобильность стала воспоминанием. Вооружения Красной армии становились все более современными. Солдаты вермахта оказались лицом к лицу с чрезвычайно подвижными свежими моторизованными полками{302}.
27 сентября 1943 г. у города Лютеж (30 км севернее Киева) советские войска 38-й армии генерал-лейтенанта Н.Е. Чибисова смогли переправиться на другой берег Днепра и создать там плацдарм. К исходу сентября плацдарм был расширен до 50 км2. Созданная на Лютежском плацдарме группировка 1-го Украинского фронта сыграла главную роль в освобождении Киева{303}. Обходя Киев, танковая армия Рыбалко нацелилась на линии снабжения группы армий «Юг». Критическая для немцев ситуация возникла и в Запорожье: 15 октября генерал Хайнрици вынужден был отдать приказ о взрыве плотины и электростанции. После взятия Запорожья советская армия смогла выйти в низовья Днепра и на подходы к Крыму. Начальник оперативного отдела ОКХ Адольф Хойзингер уже 10 октября 1943 г. сравнивал в своем дневнике положение Германии с положением Пруссии в Семилетнюю войну, когда только чудо — смерть Елизаветы Петровны — спасло Фридриха Великого и Пруссию{304}. Нацистскую Германию также могло спасти только чудо. Как известно, к подобному сравнению прибегал и Геббельс — после смерти Рузвельта (12 апреля 1945 г.).
