Лешек Подхородецкий - Вена, 1683
Между 14.00 и 15.00 польская пехота завладела лежавшими на ее пути всеми четырьмя горами, господствующими над долиной, прилегающей к предместью, куда они теперь оттеснили турок. Это открыло дорогу кавалерии — до турецкого лагеря были теперь только покатые склоны, дающие возможность для кавалерийской атаки. Призрак поражения все отчетливее стал вырисовываться перед всей армией Кара-Мустафы.
В этот момент стоявшие чуть правее польского правого крыла отряды татар несмело попытались атаковать находившуюся на горе Росскопф группу войск гетмана Яблоновского. Ордынцы подошли со стороны ручья Мауэрбах, однако при виде готовых к бою драгун и гусар без боя отошли. Джебеджи-Хасан-Эсири писал:
«Неожиданно (перед великим визирем) появился хан с двумя или тремя тысячами татар.
— Что же это все значит? Где твое войско? — спросил пресветлейший сердар, когда хан подошел к нему.
— Мой султан! — ответил тот. — Разве не говорили, что татары и другие воины много добра насобирали и пользы от них не будет, что гяуров нашла тьма и что разумнее всего было бы вытащить пушки из окопов и отъехать с честью? Дошло до того, что слова мои сбываются, а другие остались тоже (только) из-за своих трофеев!
— Хорошо! Не будем обсуждать это теперь, оставим это на потом! — ответил пресветлейший сердар на его слова. Сказал только: — Хорошо!
И ничего больше не говорил, а только занялся неприятелем»{78}.
Обмен мнениями, вероятно, имел более острый характер, чем это описал турецкий хронист, потому что вскоре вся татарская орда ретировалась с поля битвы и ушла в сторону Венгрии, оставив турок на произвол судьбы. Так конфликт между пытающимися вернуть независимость татарами и Портой, а также личный антагонизм между ханом и визирем привели к уходу татар с поля боя в самый решающий момент. Остался только султан Хаджи-Гирей с отрядом в 500—600 человек.
Татарский хронист Мехмед-Гирей объясняет уход татар тем, что после роспуска передовых татарских отрядов, действовавших вокруг Вены, они набрали столько трофеев, золота, серебра и других ценностей, сколько еще никогда не брали за всю историю Крыма. Поэтому «убогие обогатились и вола резали для кожи на один ремень», а «солдаты, наевшись досыта, становились похожими на беременных женщин» и думали только о возвращении домой с добычей, а не о сражении с врагом.
После ухода татар, когда пехота уже овладела выходами на равнину, польская кавалерия около 16.00 заняла исходные позиции для атаки на горах и возвышенностях от Галлицинберга до Шафберга.
Тем временем, после длительной паузы в сражении, «in circa (около) третьей началась сильная заварушка на левом крыле (фактически в центре. — Л.П.), там и сам его милость король был. Там перестреливались янычары с генерала Шульца полком, заняв долину, где было село' сгоревшее и костелик. Погибло немало немцев, и офицеров и солдат. Король, его милость, послал за нашими полками, чтобы шли прямо на турок. Так тогда Господь Бог помог, что две бригады, которые пошли влево, сразу же их вытолкнули из этой долины и тут же пошли в гору, откуда турки отступили, а мы на самом верху горы… заняли позицию»{79}. Таким образом, турецкая контратака на стоявшие в центре отряды немецких княжеств была благодаря польскому вмешательству отражена, а неприятель отброшен на исходные позиции.
Теперь снова в наступление перешло левое крыло союзнических войск. Австрийцы и саксонцы перешли поток Кротенбах и взяли населенный пункт Дёблинг, после чего продолжили атаку в направлении Веринга и Вайнхауза. Около 17.00 союзники развернули свои войска в широкий полукруг по всей равнине, прилегающей к Вене. Левое крыло растянулось от рукава Дуная до Вайнхауза. В центре на исходные позиции выходила сильная группа имперской и немецкой кавалерии. На правом крыле около населенного пункта Пёцлайнсдорф развернулась группа кавалерии Сенявского, дальше за нею, правее у Дорнбаха, — центральная группа с королем во главе, а на краю, на вершине Галлицинберг, — конница и драгуны гетмана Яблоновского.
«Гяуры дошли до деревянной крепости за горой (Нусберг) и оттуда выслали свое закованное в железо и сверкающее разными оттенками голубого, установленное в боевом порядке пешее и конное войско, которое (покрыло эту) возвышенность, словно черная туча. Одно их крыло заканчивалось у Дуная, напротив валахов и молдаван, а второе крыло покрывало горы и низину аж до последних татарских позиций. Вот в таком порядке, в виде рогов быка, сплывали они — будто черная смола, которая уничтожает и палит все, что встретит на своей дороге, с гнусным намерением окружить мусульманских гази», — писал о наступлении союзников Силахдар-Мехмед-ага.
Собеский намеревался нанести решающий удар лишь на второй день битвы, но изменил свое решение, когда увидел, что ситуация складывается чрезвычайно хорошо. У турецкого войска явно упал дух, а союзники, воодушевленные успехами, просто рвались в бой. Король начал опасаться, как бы Кара-Мустафа не перегруппировал ночью свои силы или отвел их за реку Вену, лишив союзников плодов их успеха. Поэтому он решил нанести удар еще в тот же день и сразу решить исход битвы. Атаку он намеревался провести не только польскими силами, но и специально для этой цели сформированной группой швабской конницы, стоявшей в центре. Герцог Лотарингский должен был в это время продолжать наступление вдоль рукава Дуная, чтобы пробиться к Вене и уничтожить отрезанную поляками турецкую армию. После недолгого совета с имперским главнокомандующим король отдал приказ к общей атаке.
Чтобы убедиться в возможности нанесения удара в незнакомой местности, он вначале поднял в атаку гусарскую хоругвь коронного стражника Михала Зброжка, а за ним несколько других хоругвей, гусарских и панцирных. Вот атака польских сил, увиденная глазами Джебеджи-Хасан-Эсири:
«Когда немного отдохнули, тогда из-за горы, из лесочка напротив левого крыла мусульманских сил, показались около трех тысяч панцирной польской конницы (в действительности только несколько сотен. — Л.П.) — все с красно-белыми флажками. Идя шагом, они заняли место перед всеми рядами. За ними появился такой же полк с бело-голубыми флажками, который встал в центре (их) строя, а потом показался еще такой же флажок черно-белый, который встал по другую сторону строя (черно-белые флажки принадлежали баварцам курфюрста Максимилиана II Эмануэля. — Л.П.). Тех и других разделяло расстояние примерно на мушкетный выстрел, и все были в панцирях. Кроме них начали из-за горы подтягиваться (еще другие) отряды конницы. Упоминаемые нами три полка закованной в железо и с (развевающимися) флажками польской конницы оставались чуть позади. Потом вся пехота вскочила на ноги, конница тоже заколыхалась, а когда заиграли в трубы и забили барабаны, когда развернули знамена, тогда с криками одни за другими двинулись вперед. Первый закованный в железо полк бросился на сайбан[52] пресветлейшего сердара. Против него двинулись и сошлись (в близком бою) левенды (отборные отряды) его милости благословенного сердара под командой серчешма[53], а также его дворцовые аги и придворные. Однако гяуры были все в железах, поэтому сабля там была непригодна, но опытные в боях герои от этого не растерялись. Каждый из них имел дубину или топор, поэтому они начали колотить гяуров по голове, лицу и рукам, а те, у кого не было такого оружия, своими саблями вспарывали животы их коней. Так милостью Аллаха вынудили их отступить, а большую часть положили потом или ранили»{80}.
Турки бросились в погоню за выходящими из атаки гусарами и панцрфной кавалерией, однако вскоре были остановлены немцами и поляками. Потери поляков действительно были значительными, они достигали четвертой части состава посланных для разведки хоругвей. Среди других погиб Станислав Потоцкий, галицкий староста. Однако смелое вторжение глубоко в боевые порядки турок, вплоть до места нахождения великого визиря, выполнило свою задачу. Оказалось, что характер местности годится для атаки, а неприятель не сможет оказать сопротивления этой начатой с горы массированной атаке кавалеристов.
Постепенно Кара-Мустафа собрал против поляков почти три четверти своей армии, оголив даже правое крыло, атакуемое австрийцами. Битва была уже практически выиграна союзниками, так как имперские войска, наступая вдоль рукава Дуная, должны были вытеснить врага за реку Вена и подойти к осажденной столице.
Собеский же не собирался останавливаться на этом успехе. Он хотел не только отбросить турок от Вены, но и окружить и уничтожить армию Кара-Мустафы. Великий визирь вовремя сориентировался в грозящей его силам опасности и старался любой ценой спасти по крайней мере часть своего войска. Осаждавшим Вену войскам он отдал приказ оставить свои позиции, и это в момент, когда уже все было готово к взрыву мин, подложенных под укрепления крепости. Однако неудача на поле битвы предрешила судьбу осады. Анатолийский, караманский и янованский бейлербеи со своими войсками и некоторые другие отряды оказывали сейчас в центре помощь визирю силами более десятка тысяч человек, прибывших на поле битвы из шанцев из-под Вены. Благодаря этому турецкая армия почти сравнялась с армией союзников по численности.
