Илья Ульянов - 1812. Русская пехота в бою
В параграфах 72 и 73 «Полевого Уложения» оговаривалось наказание офицера за грабеж — офицер, «поведший вверенную ему команду на добычу без особенного на то приказания», наказывался смертью. На удивление, подобный случай был отмечен в ходе кампании. «Отличился» прапорщик 6-го егерского полка, который в конце сентября с командой из 2 унтер-офицеров и 16 рядовых, будучи послан на фуражировку, «вышел на большую дорогу». Он грабил и убивал жителей, а когда была послана партия для его поимки, оказал сопротивление, как и 11 человек из его шайки. Сам прапорщик в перестрелке убил 3 и ранил 2 солдат, но был схвачен и по приговору суда расстрелян. Унтер-офицеры и 9 егерей были разжалованы, лишены знаков и прогнаны через тысячу человек 3 раза.
Помимо расстрела, допускались следующие наказания: лишение чинов, разжалование в рядовые, заточение, ссылка, денежное взыскание и, наконец, прогнание сквозь строй.
При последней экзекуции указывалось количество ударов: осужденного могли несколько раз прогонять через 500, 1000 человек или через «комплектный батальон». Назначенное для осуществления наказания подразделение выстраивалось в две шеренги, образуя коридор. Солдаты ставили ружья к левой ноге, а профос раздавал каждому столько прутьев, сколько «человека гонять надлежит»; одним прутом разрешалось ударить только один раз. Под бой барабанов осужденный бежал по коридору, а солдаты под надзором унтер-офицеров и офицеров били его шпицрутенами. «Прогнание» через 500 человек, как нетрудно понять, было самым щадящим способом, так как давало время для отдыха перед каждым пробегом.
Целый вал судебных приговоров и наказаний последовал в сентябре, когда дисциплина в армии серьезным образом пошатнулась. Генерал Н.Н. Раевский, несколько склонный к преувеличениям, в письме отмечал: «…Войска в упадке духа, укомплектованы ратниками с пиками, хлебом в своей земле нуждаемся, раненых всех бросили, бродяг половина армии, капитаны командуют полками» [135, с. 218]. Преступления в этот период были самыми разнообразными. Так, за «осуждение поступков начальства» в сентябре был разжалован в рядовые и дважды прогнан через строй из 500 человек унтер-офицер Московского пехотного полка [44, с. 458, 459]. 26 сентября военный суд при 5-м корпусе осудил рядовых Тульского полка Ивана Прохорова и Могилевского полка Ивана Федорова, которые, попав в плен в 1806 г., служили у французов, причем Федоров участвовал в сражениях при Смоленске и Можайске. Провинившихся «выключили из воинского звания», дали по 50 ударов кнутом и сослали «в работы»; нужно отметить, что наказание кнутом осуществлялось не при полках, а в городах. В этом же приказе содержалась и следующая информация: «36-го Егерского полка рядовой Швец, сужденный при 6-м корпусе военным судом за дерзкий поступок против своего унтер-офицера, коего в сердцах ранил штыком в ляжку; за что конфирмацией Его Светлости Главнокомандующего Армиями определено: наказать сего рядового шпицрутенами через тысячу человек четыре раза, а унтер-офицера, оказавшегося по сему делу виновным в неприличном наказании рядовых, ибо он бил означенного рядового Швеца и другого солдата по лицу кулаками, чем вынудил подсудимого и к дерзости против себя, то к воздержанию впредь от неприличных наказаний подчиненных, разжаловать его в рядовые на полгода» [44, с. 462].
Расстрел офицера-дезертира. Рисунок из дневника офицера лейб-гвардии Семеновского полка А.В. Чичерина. Декабрь 1812 г.В ряде случаев налагались коллективные наказания. Так, для подразделения, уличенного в трусости, было изобретено довольно остроумное наказание: на следующий день после преступления у виновного подразделения отбирали знамена, офицерские шпаги и ружья, после чего оно дефилировало перед строем других частей, неся вместо знамени белую доску с надписью «трусы»; затем нижние чины переводились в разные полки, а офицеров изгоняли из армии. Своеобразному наказанию подвергся 18-й егерский полк. В приказе по 1-й армии от 27 июля говорилось: «18-й Егерский полк, отойдя вчера 5-ть верст от лагеря при Смоленске, имел так много отсталых, что другие полки на самый ночлег пришедшие, столько не оставили. Главнокомандующий, относя сие на счет недостатка внимания на сбережение людей командующего полком, замечает, что оное должно быть давно пренебреженно, а между усталыми остающиеся здоровые люди доказывают, сколько мало усердия в полку, когда прочие все горят нетерпением сразиться с неприятелем; почему полк сей как незаслуживающий быть в авангарде впредь обращен будет на сохранение обозов» [44, с. 445, 446].
Не менее оригинально был наказан Копорский пехотный полк. В конце июня полк был неоднократно замечен в пренебрежении к службе. Так, в приказе по 1-й армии от 14 июня указывалось: «Главнокомандующий с прискорбием заметил сего числа, что в таком войске, каково Российское, привыкшем всегда к трудам и походам, нашел он в пехотных полках неожидаемый беспорядок; особенно в Копорском пехотном полку, который на привале был совершенно разбросан, ружья имел в куче и без надлежащих караулов, за что начальник оного
полка арестуется на двое суток, а впредь со всевозможной строгостью взыщется; почему сим подтверждается, дабы в биваках сохранять такой же порядок и устройство, как и в лагере…» [44, с. 419, 420]. Командир полка не сделал должных выводов, и уже 24 июня на походе было замечено множество отставших копорцев. Наконец, 25 июля приказом по армии «3-й дивизии Копорский пехотный полк» переводился в 23-ю дивизию, а Селенгинский пехотный полк — на его место в образцово-показательную 3-ю дивизию [44, с. 444].
Особенности боевого применения
ПЕХОТА ПРОТИВ ПЕХОТЫ
Именно противостояние пехоты противоборствующих армий, как правило, решало судьбу больших сражений наполеоновской эпохи. Особенную драматичность этому противостоянию придавал тот факт, что на поле боя встречались войска, обученные по схожим наставлениям и имеющие практически одинаковое вооружение. Таким образом, на первый план выходили особенности национальных характеров и моральных установок противников.
Своего апогея противоборство сторон достигало во время штыковых схваток, в которых превосходство русских признавалось многими очевидцами. Особенно интересным нам кажется мнение русского унтер-офицера Тихонова, сражавшегося в 1812 г.: «Француз храбр. Под ядрами стоит хорошо, на картечь и ядра идет смело, против кавалерии держится браво, а в стрелках ему равного не сыщешь. А на штыки, нет, не горазд. И колет он зря, не по-нашему: тычет тебя в руку или в ногу, а то бросит ружье и норовит с тобою вручную схватиться. Храбр он, да уж очень нежен» [136, с. 118].
В несколько излишне патетическом рассказе русского офицера-артиллериста рисуется гиперболизированная картина рукопашной схватки пехоты слева от деревни Семеновская в день Бородинского сражения: «Мы сделали последний прощальный залп из целой батареи. Французы совершенно смешались, но опять строились почти пред батареей; тут Рязанский и Брестский полки грянули ура! и бросились на штыки. Здесь нет средств передать всего ожесточения, с которым наши солдаты бросались; это бой свирепых тигров, а не людей, и так как обе стороны решились лечь на месте, изломанные ружья не останавливали, бились прикладами, тесаками; рукопашный бой ужасен, убийство продолжалось с полчаса. Обе колонны ни с места, они возвышались, громоздились на мертвых телах. Малый последний резерв наш, с громовым ура! бросился к терзающимся колоннам, более никого уже не оставалось — и мрачная убийственная колонна французских гренадер опрокинута, рассеяна и истреблена; мало возвратилось и наших. Единоборство колонн похоже было на бойню» [98, с. 49]. Преувеличение масштабов боя становится очевидным, если учитывать, что за весь день 26 августа Рязанский полк потерял 187 человек, а Брестский — 336 [39, с. 339], но некоторые интересные особенности редко встречавшейся встречной схватки пехотных строев прослеживаются довольно хорошо.
Залп сводно-гренадерского батальона. Реконструкция.Гораздо чаще решительная атака одной из сторон заставляла противника отступать, не доводя дело до рукопашной. Так, при Бородине командир Ширванского пехотного полка майор Теплов «при штурме на Кургане батареи нашей с отменною храбростью, ободряя своих подчиненных, ударил с полком в штыки на наступающего неприятеля и тем обратил их в бегство, где и получил сильную контузию в ляшку» [39, с. 257,258].
Очень важным условием для успеха атаки была готовность выдержать последний близкий залп обороняющихся, так же как и для обороняющейся стороны очень важно было выбрать нужный момент для такого залпа. В качестве подтверждения этого тезиса очень показателен случай, описанный майором 14-го егерского полка Я.О. Отрощенко: «…В полночь 1-го ноября, пошли к Новосвержину Мне предоставлена была честь идти вперед с батальоном, имея только двенадцать заряженных ружей для того, чтобы пришедши в местечко не заниматься перестрелкой, но решительно ударить в штыки и тотчас захватить за местечком мост. Я пошел вперед тихо, но по замерзшей земле далеко отдавался гул. Прочие войска шли издали за мной вслед…
