Сергей Ченнык - Вторжение
Мы не будем подробно останавливаться на подробностях административной толчеи по поводу того, строить или не строить сухопутные укрепления города, начавшейся в 1837 г. и продолжавшейся вплоть до высадки союзников в сентябре 1854 г. Обидно, что все это происходило в то время, когда союзное командование едва ли не открыто готовило кампанию в Крыму. В феврале 1854 г. о ее планировании было известно не только военному командованию союзников.
Лорд Раглан недаром ненавидел прессу вообще и журналистов, в частности, открыто называя их шпионами в своем лагере.{217} Лондонскую «Таймс» называли лучшим союзником Горчакова. Конечно, источниками были не только информация из газет, которая уже по определению может быть сомнительной, но и донесения, поступавшие от посланников по линии Министерства иностранных дел. Кроме того, русские располагали внушительной агентурной сетью в Болгарии и Румынии. Некоторые из агентов продолжали шпионскую деятельность до войны 1877–1878 гг. К таким относился некий Княжевский — «…старик, бывший лазутчиком русской армии на Дунае в 1853–1854 годах».{218}
Благодаря их рискованной работе, в 1850 г. штаб Черноморского флота получил подробные сведения о состоянии турецких военно-морских сил: количество парусных кораблей и пароходов, численность личного состава, расходы на флот, размеры жалования офицерам, прерогативы власти Капудан-паши, расположение укрепленных районов (фортов, крепостей, батарей) на европейском и азиатском берегах и многое другое.{219}
Мы много говорили о новшествах Крымской войны в военной истории России. Добавим еще одно: поражение заставило государственный аппарат перестать жалеть деньги на военную разведку, она получила четкую структуру. В течение XIX столетия общее руководство разведывательной службой постепенно переходило из рук армейского командования в генерал-квартирмейстерскую часть Военного министерства. Ко второй половине XIX в. окончательно сложилась структура русской агентурной разведки. Ее схематичное изображение чем-то напоминает осьминога. Во главе — мозговой центр в лице генерал-квартирмейстера. От него расходятся щупальца к штабам военных округов и военным агентам за рубежом, от которых, в свою очередь, тянутся нити тайной агентуры.
Расстрел русского шпиона. Рис. из Ward & Co. 1854 г.Когда в середине XIX в. осложнилась политическая обстановка в Европе, русское военное ведомство вынуждено было активизировать разведку на западном направлении. Граф Чернышёв, ставший за эти годы военным министром, вспоминает свой опыт разведчика — и к дипломатическим миссиям, как и в 1810 г., прикрепляются офицеры Генерального штаба.{220} С конца 50-х гг. ее функции стали выполнять офицеры флота, направлявшиеся за границу морскими агентами при посольствах, и проч.{221}
Что касается Крымской войны, то меньше всего претензий к русской разведке. Другое дело — реализация полученной информации. Но это уже другая история. Агенты работали добросовестно. Не случайно во второй половине столетия одной из наиболее ярких фигур среди русских шпионов был К.Н. Фаврикодоров, в прошлом участник обороны Севастополя и георгиевский кавалер. Рискуя жизнью, он совершил целый ряд блестящих рейдов по турецким тылам и доставил командованию большое количество ценных сведений. Разведчики типа Фаврикодорова, действовавшие из патриотических побуждений, выгодно отличались от работавших из корысти «конфидентов», считавшихся агентами второго сорта.
Весной 1854 г. русская агентура докладывала о начале концентрации сил союзников в Турции, о выдвижении французских войск из центральной части страны к средиземноморским портам, о прохождении английских транспортов через Гибралтар и Мальту. Именно после этих донесений было решено усилить войска князя Меншикова, направив в Крым из Одессы и Николаева резервную бригаду 14-й пехотной дивизии, а бригаде 16-й пехотной дивизии приказано следовать в Крым на подводах.{222}
ПОСЕЯВШИЙ ВЕТЕР…
Вот мы и добрались до отечественных персоналий, от которых во многом зависела судьба будущего сражения и которые являлись его непосредственными организаторами. Сейчас нам интересен только один из них. Остальных пока оставим в покое. На время…
Летом 1854 г. заложником ситуации стал генерал-адъютант князь Александр Сергеевич Меншиков, достаточно хороший аналитик, чтобы не понимать безрадостных перспектив развития ситуации.
Итак, русский главнокомандующий генерал-адмирал[104] князь Александр Сергеевич Меншиков — главное действующего лица, скорее, даже один из режиссеров грандиозного спектакля, который вот-вот должен был начаться на огромной территории от Средиземного моря до Каспийского.
Правнук известного государственного военного деятеля эпохи Петра I генералиссимуса А.Д. Меншикова. Воспитание и образование он получил за границей. Свободно владел несколькими иностранными языками. В 1805 г., вернувшись в Россию, поступил на службу в коллегию иностранных дел. Четыре года спустя Александр Сергеевич начинает свою военную карьеру с подпоручика гвардейского артиллерийского батальона. Еще через год становится адъютантом главнокомандующего Молдавской армией. При взятии турецкой крепости Туртукай был ранен в ногу. За храбрость в боях при форсировании Дуная удостоился ордена Св. Владимира 4-й ст. В 1811 г. пожалован во флигель-адъютанты. Ему довелось участвовать почти во всех крупных сражениях войны с Наполеоном. За отвагу и боевое отличие его наградили орденом Св. Анны 2-й ст. и Золотой шпагой.{223}
По воспоминаниям современников, к 1854 г. это был «…человек престарелый, благообразный, высокого роста и отменно вежливый; на губах его играла та саркастическая улыбка, которой он обыкновенно сопровождал свои знаменитые остроты. Князь принадлежал к числу немногих людей, которые пользовались полным доверием императора Николая и осмеливались все высказывать ему. Делать это, конечно, нужно было осмотрительно и долю правды подслащать шуткою. В этом искусстве князь Меншиков не имел себе равных».{224}
Лучше других изучивший Меншикова князь Виктор Иларионович Васильчиков дал главнокомандующему подробную характеристику.
«Основная черта характера князя Меншикова состояла в полнейшем безотчетном недоверии ко всем окружающим его личностям. В каждом из своих подчиненных он видел недоброжелателя, подкапывающегося под его авторитет, и интригана или лихоимца, изыскивающего случая к обогащению за счет казны, прикрываясь предписанием или разрешением главнокомандующего. Под влиянием такого безотчетного опасения он не предпринимал своевременно необходимейших заготовлений провианта и не разрешал инженерам нужнейших работ по укреплению Севастополя с суши, предвидя, что эти офицеры напрасно истратят огромные суммы денег. Последствием такого прискорбного настроения было то, что он везде хотел распоряжаться самолично и, лишивши себя всякой помощи со стороны подчиненных, остался без помощников, а сам, конечно, не был в состоянии исполнить все то, что требовалось обстоятельствами».{225}
Ну что ж, Васильчикова всегда отличало негативное отношение к князю и потому он в краткой характеристике уже «назначил» его главным виновником грядущего поражения. Но все-таки правда в словах Виктора Иларионовича есть, и немалая. Если человека не почитает ближайшее окружение, это уже не может способствовать нормальной работе. Не в восторге от Меншикова флот, но и в армии он не популярен.
«Моряки не хотели всерьез верить, что князь Меншиков — адмирал над всеми адмиралами; армейские военные не понимали, почему он генерал над всеми генералами; ни те, ни другие не могли главным образом взять в толк, почему он главнокомандующий. И напрасно его панегиристы старались впоследствии приписать его непопулярность чьим-то интригам и уж совсем неосновательно усматривали со стороны Меншикова какие-то старания заслужить любовь армии. Ни интриг не было, ни стараний не проявлялось».{226}
При всей честности князя коррупция при нем расцветала. Слабым местом главнокомандующего было отсутствие организованного штаба. Функции эти выполнялись отдельными лицами, часто непрофессиональными, но пользовавшимися относительным доверием князя. В результате о таких понятиях, как «анализ ситуации», «перспективное планирование», «расчет сил» и других, перед лицом вторжения неприятеля в Крым в этом сообществе не знали.
«При князе не было правильно организованного штаба. Хотя полковник Вуеш и носил титул начальника штаба, но самого штаба не существовало; дежурства устроено не было; генерал-квартирмейстерской части не имелось, а в опытных офицерах генерального штаба чувствовался совершенный недостаток. Неформальность такого положения вещей еще усугублялась личным характером князя…».{227}
