Вадим Гольцев - Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
В руках восставших Славгород и уезд находился 9 дней (Чуев). Войдя в город, Анненков, естественно, вынужден был восстанавливать в нем порядок. О том, насколько это было необходимо, видно из рапорта начальника Славгородской уездной милиции от 17 сентября 1918 года (приводится отрывок. — В. Г.)
«Экстренно о происшествии
господину Алтайскому губернскому
<…> Вскоре после начала бунта гарнизон местных войск был совершенно уничтожен, милиция обезоружена, частью ранена, частью арестована. Бунтовщики начали неимоверно издеваться: рвали тело, били, садили на раскаленное железо и проч., после чего убивали или заключали под стражу. Бунтовщиками разбиты арестные дома в Славгороде и выпущены политические и уголовные преступники, которые и принялись за очистку населения, грабя и унося с собой, что попадалось под руку. Ограблена почтово-телеграфная контора: взято 7000 рублей»{70}.
В фондах Центра хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ А.К.) есть рукописные воспоминания уж известного нам Г. П. Теребило, написанные им 2 июня 1926 года в бытность автора уполномоченным ОК ВКП(б) по Истпарту. Они, в частности, добавляют еще один штрих к разгулу повстанцев: «Эсеровские руководители в лице Рамазанова и Девизорова и др. скрылись от преследований крестьян, которые искали их отомстить им за совместную работу с белыми, был найден только один эсер — городской голова Фрей, который был тут же убит повстанцами»{71}. В своей работе Г. П. Теребило подчеркивает, что никаких документов по работе организации ВКП(б) за 1917/1918 годы не сохранилось. Материал составлен из воспоминаний.
Сохранился приказ Анненкова, направленный на наведение порядка в городе и уезде и на пополнение казны:
Приказ
№ 8
18 сентября 1918 г.
г. Славгород
Волостные земства и сельские комитеты остаются на своих местах и продолжают функционировать. В виду военного положения в уезде, председателям волостных земских управ и сельских комитетов предоставляю права волостного старшины и сельского старосты, указанные в ст. 79 и 104 Общ(его) Пол(ожения) о кр(естьянах), не исполняющих требований и распоряжений, подвергать административным взысканиям, штрафу и аресту. Сходы и собрания общественного, делового характера разрешаются и собираются председателями волостных Управ, а в обществах — председателями сельских комитетов.
Для спокойной и непрерывной работы в волостных управлениях и сельских комитетах председатели назначают дневальство в числе 2 солдат, бывших на фронте, к(оторые) будут отвечать за порядок в Управе.
Призываю население уезда немедленно внести все недоимки казенных сборов, сейчас же провести раскладку всех причитающихся с сельских обществ казенных, уездных, волостных и сельских сборов, взыскать таковые в двухнедельный срок и сдать полностью по назначению.
За неисполнение сего приказа и за нарушение порядка в присутственных местах, а также за оскорбление волостных и сельских должностных лиц и неисполнение их законных требований, виновники будут караться военными законами.
Командующий войсками Славгородского района
Атаман Анненков{72}.
Приказ как приказ, ничего необычного, угроз и устрашений в нем нет. Спокойный, солидный тон. Звериное лицо Анненкова в нем не просматривается.
По данным следствия, в Черном Доле было расстреляно 10 человек, в Славгороде — 1667, а по уезду — 5667, количество же подвергнутых порке было в 4–5 раз больше. Порки и расстрелы, конечно, были, в том числе и со стороны анненковцев, однако количество жертв никто не считал и кем, на основании каких источников выведены эти цифры — неизвестно. Вменять такое количество убитых и поротых в вину только одному Анненкову некорректно. Хотя бы потому, что в район восстания его отряд прибыл тогда, когда оно солдатской дипломатией уже было прекращено, когда все эмоции и страсти уже улеглись, и зеленцовские отряды уже работали в селах по мобилизации, а пребывание отряда Анненкова в Славгороде и в его окрестностях было непродолжительным.
По воспоминаниям Ивана Илларионовича Романенко, на Черный Дол Анненков наложил контрибуцию в 500 000 рублей, на Новоплатово — 600 000 рублей, на Утянку — 800 000 рублей{73}.
Насильственные действия белых в Славгороде вообще сильно преувеличены. Следует отметить, что повстанцы тоже не отличались гуманностью: только за один день они убили 82 офицера и 10 добровольцев. Можно только гадать, сколько бы было еще трупов, если бы продержались дольше!
Один из защитников Анненкова и Денисова — Борецкий — в пух и прах разнес статистику следствия и суда о жертвах среди жителей Черного Дола и Славгорода и фактически снял с Анненкова обвинение в массовом их уничтожении и масштабах насилия:
— Теребило говорит, что в Черном Доле убито 18 человек, а Цырюлько показывает — 22. По материалам Парфенова было убито 400 делегатов, а по показаниям Теребило — 87.
Вчера, — продолжает Борецкий, — я слушал речь государственного обвинителя, что в Славгороде и его районе убито 1667 человек, но, по показаниям Теребило, они были убиты в течение полутора месяцев. Но и этих жертв было бы значительно меньше, а может быть, и не было вовсе, если бы повстанцы не перебили в Славгороде офицерский отряд в количестве 82 человек, составлявший его гарнизон. Анненков пояснял суду, что этот факт явился основной причиной насилия белых над местным населением, что это была месть офицеров за погибших товарищей. Государственный обвинитель эту цифру не отвергал, но сам факт уничтожения гарнизона пытался смягчить, цинично поясняя, что повстанцы сначала убили 20 офицеров, но потом, при отступлении их вдоль железной дороги, они были окружены и тоже «частично пощипаны».
Выше уже говорилось о задачах, с которыми часть отряда Анненкова была направлена в Славгородский уезд. Пребывание его отряда здесь было кратковременным, так как его ожидал Семиреченский фронт, где дела у белых тоже не ладились. Поскольку с восстанием было покончено без него, Анненков принял участие в мобилизации. Когда число мобилизованных достигло 11 тысяч человек, а число изъятых винтовок достигло двух тысяч, Анненков доложил в Омск о выполнении задачи и получил распоряжение возвратиться к своим основным силам на станцию Татарск и продолжать выдвижение своего отряда на Семипалатинский фронт.
— Мои отряды, — показывает Анненков, — вернулись в Татарск, куда прибыл командир 2-го Степного корпуса Матковский[28], с которым я выехал в Семипалатинск. После, по его распоряжению, были переброшены в Семипалатинск все партизанские части.
Мятеж
Во второй половине XIX века в северном Семиречье, у подножия Джунгарского Алатау, возник ряд сел, основанных крестьянами, переселившимися сюда из центральных районов России в надежде найти свободные земли. Но свободных земель здесь уже не было: они уже давно была переданы в вечное пользование семиреченскому казачеству, поэтому переселенцы были вынуждены на тяжелых условиях арендовать землю у казаков и кулачества. Кабальные условия аренды, эксплуатация новоселов казачеством порождали их недовольство и вражду с ним.
Наиболее крупными из этих сел были Андреевское, Герасимовское, Глиновское, Колпаковское, Константиновское, Николаевское, Антоновское, Надеждинское, Петропавловское, Осиновское, Успенское и Черкасское[29]{74}.
Население этих селений, по данным 1913 года, составляло 28 444 человека, из них 14 515 мужчин и 13 929 женщин. По селам оно распределялось следующим образом (см. таблицу).
Весть об отречении Государя в Семиречье встретили спокойно. «Документами зафиксирован только один случай открытого неприятия свержения самодержавия — со стороны небольшой группы саркандских[30] казаков во главе с атаманом Назаровым. Они были подвергнуты публичному осуждению, а первый войсковой съезд принял решение арестовать их как злостных реакционеров»{75}.
А вообще-то страсти кипели и иногда прорывались наружу. Казак К. М. Арофьев вспоминает: «Когда Осипов искал Дегтярева, они зашли в дом Павличенковой и спросили, где она спрятала Дегтярева. Она подняла подол юбки, показала обнаженное тело задницы и сказала: вот тебе Дегтярев! Рассвирепевший полковник приказал Павличенкову высечь. Избили до потери сознания». «Казак Силин 2-го казачьего полка Тополевской станицы признался отцу, что он большевик. Отец собрал своих соседей, выкопал могилу в своем дворе и закопал живьем сына. Жена сына побежала по селу. Прибежали соседи, выкопали сына, но тот был уже мертв»{76}
Одним из первых шагов буржуазного Временного правительства было привлечение на свою сторону казачества — организованной по-военному силы, постоянно находящейся среди наиболее подверженной бунту части российского общества — крестьянства и способной в случае необходимости подавить его. Поэтому правительство немедленно заявило о незыблемости земельной собственности казачьих войск, санкционировало созыв во всех казачьих областях выборных представителей от станиц для выработки предложений по интересующих казаков проблемам, а также создание в станицах новых представительных органов — исполкомов. Естественно, власть в станицах, а в Семиречье и в переселенческих селах, находящихся на территории казачьих войск, и земля фактически остались в руках казачества, а крестьянство не получило ни того, ни другого.
