Олег Романько - Коричневые тени в Полесье. Белоруссия 1941-1945
В начале 1943 года позиции Кубе и БНС были значительно ослаблены, и Акинчиц уже праздновал скорую победу. А в том, что он, наконец, достигнет своей цели, сомневаться не приходилось: все немецкие карательные органы в Германии и Белоруссии были на его стороне. Однако довести задуманное до конца ему так и не удалось. 5 марта 1943 года Акинчиц был застрелен на минской квартире своего давнего соратника Владислава Козловского. Это убийство приписывают якобы советскому агенту Александру Матусевичу. Тем не менее в этом деле до сих пор много неясного. Все донесения советских агентов, которые находились на тот момент в Минске и его окрестностях, свидетельствуют о том, что это покушение стало для них неожиданностью. Поэтому большинство современных белорусских историков склонны считать, что устранение Акинчица было местью сторонников Годлевского. А Матусевич был использован, что называется, «втемную». Наконец, не исключено и участие Кубе в этой акции. Так, отдел прессы генерального комиссариата запретил газетам публиковать известие о покушении и смерти Акинчица. Скорее всего, оккупационным властям было просто невыгодно даже обычное упоминание об этом деле, не говоря уже о его причинах{135}.
Естественно, что вся эта грызня и конфликты националистических группировок не создавали здоровой обстановки. Нередко это давало повод некоторым немецким представителям утверждать, что с белорусскими националистами вообще нельзя сотрудничать, так как они не могут договориться даже между собой. Конфликт между группой Акинчица и БНС в лице Ермаченко был наиболее острым за весь период оккупации. Однако он интересен не столько сам по себе. В нем, как в капле воды, отразился другой, более масштабный конфликт, исход которого очень сильно повлиял на всю историю взаимоотношений нацистского военно-политического руководства и белорусских националистов. Речь идет о конфликте «Кубе — СС», остановиться на котором следует поподробнее.
* * *Конфликт между генеральным комиссаром и руководством СС делится в целом на два этапа. Первый из них имел место весной 1943 года и был связан с деятельностью БНС и созданием Корпуса белорусской самообороны (КБС), подробнее о котором будет рассказано в соответствующем разделе. Эта часть конфликта протекала в острой форме и закончилась поражением генерального комиссара: роль БНС была низведена до уровня обычной благотворительной организации, ее президент Ермаченко, как мы уже убедились, только чудом избежал отправки в концлагерь, а КБС был расформирован.
Второй этап (лето 1943 года) проходил более мирно и был связан с созданием БРД, Союза белорусской молодежи и прочих мероприятий. В принципе, если бы не смерть Кубе, он мог бы закончиться полной победой его линии: генеральный комиссар стал действовать более осторожно, и к тому же общая военная обстановка была таковой, что уже многие представители немецкого военно-политического руководства начали склоняться к мысли о более тесном сотрудничестве с «восточными» народами. Убийство Кубе советскими агентами только несколько затормозило этот процесс, однако, не смогло его остановить{136}.
Справедливости ради надо сказать, что преемник Кубе на посту генерального комиссара Курт фон Готтберг не был сторонником сотрудничества с белорусскими националистами. Более того, долгое время он был одним из оппонентов Кубе в упомянутом конфликте, так как не верил белорусам вообще и в возможности белорусского национализма в частности. Став генеральным комиссаром, он поначалу придерживался своей старой точки зрения: например, он убежденно ее отстаивал на конференции, которая проходила в Министерстве по делам оккупированных восточных областей 22–23 ноября 1943 года. Однако, войдя в курс дел генерального комиссариата, он был вынужден сменить свою точку зрения, результатом чего и стало создание БЦР. Здесь необходимо подчеркнуть, фон Готтберг не стал в одночасье другом белорусского народа. Просто он пришел к тем же выводам, что и Кубе, когда оказался на его месте: если белорусские националисты работают под присмотром в одной организации, то их очень легко использовать{137}.
Фактически, фон Готтберг только разрешил создание БЦР, как и позволил существовать такому «детищу» Кубе, как Союз белорусской молодежи. Настоящим же инициатором создания совета стал его будущий президент Радослав Островский, который при этом преследовал свои цели: как полагает польский историк Юрий Туронек, он был сторонником тактики «малых шагов» и считал, что добиваться уступок у немцев надо постепенно.
В исторической и мемуарной литературе до сих пор идут споры о том, как к этим организациям относились обычные белорусы — те, ради блага которых, как каждый раз декларировалось, они создавались. Советские историки отвечали на него традиционно однозначно: народ ко всем затеям немцев и националистов относился отрицательно.
Казалось, что западные историки должны были придерживаться противоположной точки зрения. Однако многие из них, в принципе, разделяют мнение советских историков. Так, несмотря на то, что, например, БНС должна была отстаивать права белорусов и защищать их интересы, она, по словам американского историка Александра Даллина, «не нашла поддержки у широких масс населения», так как последнее видело в нем «обычных немецких прислужников»{138}.
Но и среди авторов из числа белорусских националистов нет единого мнения. Как известно, после создания БЦР немецкая пропаганда объявила о новом «белорусском конституционном правительстве». Однако это было не так. По воспоминаниям представителя БЦР в Вилейском округе Иосифа Малецкого, «из содержания устава не следовало, что уже были признаны некоторые формы белорусской государственности, так как окончательная законодательная и исполнительная власть и далее оставалась в немецких руках»{139}. С ним соглашается Константин Акула. Например, он пишет в своих воспоминаниях: «Мало кто из белорусов счйтал БЦР правительством. Таким он и не был. Скорее считали его представительством оккупантов. Это же относится и к так называемому 2-му Всебелорусскому конгрессу»{140}.
С этими утверждениями нельзя не согласиться. В целом и БНС, и БРД, и БЦР были обычными коллаборационистскими организациями, так как являлись послушным орудием в руках немцев. Кубе мог сколько утодно (и вполне искренне) говорить о том, что Белоруссия является не оккупированной территорией, а «местом государственной жизни белорусского народа», который является «народом европейским» и т.д. и т.п. Однако зверства полицейского аппарата убеждали простого белоруса в обратном. Для населения все немцы были одинаковы, и оно не видело разницы между Кубе и фон Готтбергом и уж тем более не понимало различия их концепций.
Многие авторы из числа белорусских националистов утверждают, что народ ненавидел немцев, но хорошо относился к активистам из белорусских организаций. Отчасти это правда, и тому есть много свидетельств. Например, члены БРД очень активно осуждали зверства немцев против мирного белорусского населения. Один из них. Евгений Колубович, справедливо подчеркивал, что такой садизм играет на руку только партизанам и не способствует взаимопониманию населения и новой власти. Однако в большинстве своем простые белорусы считали всех, кто сотрудничал с немцами, такими же врагами, и советская пропаганда во многом этому способствовала. И даже такое мероприятие, как 2-й Всебелорусский конгресс, не сильно повлияло на настроения населения. На нем было заявлено, что он представляет все слои белорусского народа и будет продолжать политику «белорусской национальной революции 1917 года». Тем не менее, несмотря на это, все знали, что делегаты на конгресс были отобраны немцами, а доклады всех выступающих утверждены в СД. К слову, в ходе этого мероприятия об оккупантах говорили только хорошие слова{141}.
В целом, нельзя не согласиться с выводом польского историка Юрия Туронека, который пишет, что история белорусских националистических организаций, в частности и деятельность белорусских националистов в период оккупации вообще, не является однозначной. С одной стороны, такие организации, как БЦР, все-таки повлияли на рост национального самосознания белорусов, хотя и не в такой мере, как это представляется националистами. С другой же стороны, все, что они рассказывают о «белорусском государстве, его армии, учреждениях и конгрессе, которые якобы существовали при немцах, является обычным мифом»{142}.[34]
* * *5 июля 1944 года БЦР прибыл в Кенигсберг, а уже в августе переехал в Берлин. Здесь начался новый этап истории белорусских коллаборационистских организаций. Этот этап не был таким длинным, как предыдущий. Однако по своей насыщенности он мало уступает ему. Белорусские националисты, хотя и начали работать в совершенно новых для них условиях, столкнулись здесь с проблемами, которые своими корнями уходили в оккупационный период. И опять национальная политика нацистов играла здесь не последнюю роль.
